Страница 3 из 14
— Вы бы тоже не смогли двигаться, если бы просидели весь день на кирпичной ограде, — сказала профессор МакГонагалл.
— Весь день? В то время как вы могли праздновать? Мне попалось не меньше дюжины пиршеств на пути сюда.
Профессор МакГонагалл сердито фыркнула.
— Ах да, конечно, все празднуют, — нетерпеливо сказала она. — Им следовало бы быть поосторожнее, но нет… даже магглы заметили, что что-то происходит. Об этом передавали в их новостях, — она кивнула в сторону тёмного окна гостиной Дёрсли. — Я сама слышала. Стаи сов… звездопад… Они ведь не совсем глупые. Они обязаны были что-то заметить. Звездопад в Кенте… готова поспорить, что это был Дедалус Диггл. Он всегда был безрассудным.
— Не стоит их винить, — спокойно сказал Дамблдор. — За одиннадцать лет у нас было не так много поводов для празднеств.
— Я знаю, — раздражённо сказала профессор МакГонагалл. — Но это не причина, чтобы терять голову. Люди совершенно беспечны, ходят по улицам посреди бела дня, даже не одевшись в маггловскую одежду, сплетничают.
Тут она резко искоса взглянула на Дамблдора, словно надеясь, что он ей что-то расскажет, но поскольку он этого не сделал, она продолжила.
— Будет просто замечательно, если в тот самый день, когда Сами-Знаете-Кто, похоже, наконец, исчез, магглы узнают о нас. Он ведь действительно исчез, Дамблдор?
— Очень похоже на то, — сказал Дамблдор. — Мы должны за многое благодарить судьбу. Не желаете лимонную шипучку?
— Что?
— Лимонную шипучку. Это маггловский леденец, который мне очень нравится…
— Нет, спасибо, — прохладно ответила профессор МакГонагалл, словно ей вовсе не казалось, что сейчас подходящее время для лимонной шипучки. — Как я говорила, даже если Сами-Знаете-Кто исчез…
— Моя дорогая профессор, наверняка, такой разумный человек как Вы сможет называть его по имени. Вся эта чепуха про «Сами-Знаете-Кого»… Одиннадцать лет я пытался убедить людей называть его истинным именем: Волдеморт. — Профессор МакГонагалл вздрогнула, но Дамблдор, который пытался разлепить две лимонные шипучки, похоже, этого не заметил. — Это сбивает с толку, если всё время говорить «Сами-Знаете-Кто». Никогда не видел причин, чтобы бояться произносить имя Волдеморта.
— Я знаю, что Вы не видели, — сказала профессор МакГонагалл, наполовину с раздражением, наполовину с восхищением. — Но Вы — другое дело. Все знают, что Вы — единственный, кого боялся Сами-Знаете… ну ладно, Волдеморт.
— Вы мне льстите, — спокойно сказал Дамблдор. — У Волдеморта были силы, которых у меня не будет никогда.
— Лишь потому, что Вы слишком… ну… благородны, чтобы их использовать.
— Моя удача, что сейчас темно. Так сильно я не краснел с тех пор, как мадам Помфри сказала, что ей нравятся мои новые меховые наушники.
Профессор МакГонагалл бросила резкий взгляд на Дамблдора и сказала:
— Совы — ничто по сравнению со слухами, которые витают повсюду. Знаете, о чём все говорят? Почему он исчез? Что его, наконец, остановило?
Похоже, профессор МакГонагалл наконец-то затронула тему, которая её волновала и была, скорей всего, настоящей причиной, по которой она весь день прождала на холодной кирпичной ограде, потому что ни в обличии кошки, ни в обличии женщины она не смотрела на Дамблдора таким пронзительным взглядом, как сейчас.
Было ясно, что она не собиралась верить тому, что говорили «все», пока Дамблдор не скажет ей, что это было правдой. Дамблдор тем временем выбирал ещё один леденец и не отвечал.
— Говорят, — настаивала она, — что прошлой ночью Волдеморт пришёл в Годрикову Лощину. Отправился искать Поттеров. Ходят слухи, что Лили и Джеймс Поттеры… что они… мертвы.
Дамблдор кивнул. Профессор МакГонагалл ахнула.
— Лили и Джеймс… не могу поверить… я не хотела в это верить… Ах, Альбус…
Дамблдор протянул руку и тихонько похлопал её по плечу.
— Знаю… знаю… — мрачно сказал он.
Голос профессор МакГонагалл задрожал, когда она продолжила говорить.
— Это не всё. Говорят, он пытался убить сына Поттеров, Гарри. Но… не смог. Не смог убить этого маленького мальчика. Никто не знает, почему или как, но говорят, что когда он не смог убить Гарри Поттера, каким-то образом сила Волдеморта угасла… и поэтому он исчез.
Дамблдор мрачно кивнул.
— Это… это правда? — нерешительно спросила профессор МакГонагалл. — После всего, что он сделал… после всех тех людей, которых убил… он не смог убить маленького мальчика? Это просто поразительно… из всего, что могло его остановить… но как, во имя всего святого, Гарри выжил?
— Мы можем лишь догадываться, — сказал Дамблдор. — И, может быть, никогда не узнаем.
Профессор МакГонагалл достала кружевной платочек и промокнула им глаза под очками. Дамблдор глубоко вздохнул, вытащив золотые часы и сверившись с ними. Это были очень странные часы. У них было двенадцать стрелок, но цифр не было, вместо них по краю двигались маленькие планеты. Видимо, для Дамблдора это всё имело какой-то смысл, потому что он положил их обратно в карман и сказал:
— Хагрид запаздывает. Кстати, это ведь он рассказал вам, что я буду здесь?
— Да, — сказала профессор МакГонагалл. — Полагаю, вы не собираетесь рассказать мне, почему вы здесь?
— Я пришёл, чтобы отдать Гарри его тёте и дяде. Они — единственные родственники, которые у него остались.
— Вы ведь не… вы не можете говорить о людях, которые живут здесь! — закричала профессор МакГонагалл, вскакивая на ноги и указывая на дом номер четыре. — Дамблдор… вы не можете. Я наблюдала за ними весь день. Во всём мире нет двух других людей, которые были бы так на нас не похожи. А их сын… я видела, как он пинал свою мать, пока они шли по улице, крича и требуя конфет. Чтобы Гарри Поттер жил с ними!
— Для него это лучшее место, — отрезал Дамблдор. — Его тётя и дядя смогут всё ему объяснить, когда он подрастёт. Я написал им письмо.
— Письмо? — слабо повторила профессор МакГонагалл, усаживаясь обратно на ограду. — Дамблдор, вы в самом деле считаете, что сможете объяснить им всё в письме? Эти люди никогда его не поймут! Он станет знаменитостью… легендой… я не удивлюсь, если сегодняшний день в будущем станет известен как день Гарри Поттера… про Гарри напишут книги… каждый ребёнок в нашем мире будет знать его имя!
— Вот именно, — сказал Дамблдор, со всей серьёзностью смотря поверх своих очков-полумесяцев. — Этого достаточно, чтобы вскружить голову любому мальчику. Стать знаменитым, прежде чем научиться ходить и говорить! Знаменитым благодаря тому, чего он, возможно, никогда не вспомнит! Разве Вам не понятно, насколько лучше для него будет расти вдали от всего этого до тех пор, пока он не будет к этому готов?