Страница 2 из 11
Было семь утра!
– Так что там у Катьки с Ромкой, я не поняла? – более твердым голосом спросила Саша, забираясь на диван возле окна, прижала плечом телефонную трубку к уху и потянула из стопки вчерашним вечером выглаженного белья большую махровую простыню. – Ты чего звонишь-то вообще, Ксюш?
С Ксюшей они одно время жили по соседству. Правильнее, та и сейчас жила по соседству – только с родителями Александры. Сама же Шурка вот как уже с полгода переехала в старенький бабушкин дом.
Особой дружбы между ними не было, так ничего не значащее для обеих знакомство. Это Александра так думала. Ксюша, как показало время, думала совершенно иначе. Она почему-то вдруг решила, что должна и имеет право раскрывать своей неправильной – с ее точки зрения – соседке глаза на правду.
Александра – по ее разумению – неправильно жила, неправильно вела себя со своими друзьями, неправильно строила отношения с мужчинами. И хотя мужчина в жизни Александры случился пока что только один, Ксюша каждодневно обобщала и говорила о нем исключительно во множественном числе. Вот и теперь…
– Я звоню тебе, Санечка, потому, что мне очень жаль, как поступают с тобой эти козлы, – объяснила она свое утреннее рвение. – Ведь если я правильно понимаю ситуацию, то у вас любовь, так?
– Ну… – говорить с Ксюшей о своих чувствах в планы Александры не входило. – И что?
– А то, что минувшую ночь этот гад с твоей любезной сердцу подружкой провели вместе! Представляешь?!
Нет! Она не представляла! И этого не могло быть в принципе, потому что…
Да потому что еще вчера вечером Ромка был рядом с ней счастлив. Казался, во всяком случае, таким. И намеки какие-то делал про их дальнейшее совместное проживание в доме ее бабушки. Что-то там про то, что дому просто необходимы мужские руки. Крышу там починить, к примеру. Или огород вскопать.
Крыша была новехонькой и за версту блестела свеженькой оцинковкой. Огородом сотни лет никто не занимался, он давно зарос пестрыми мальвами, и кажется, от этого никто не страдал. Но…
Но спорить с Ромкой Александра не стала, слушала его во все уши и наслаждалась, наслаждалась, как последняя дура.
И вот теперь вдруг обнаруживается, что он вместе с Катькой провел ночь?! Этого же не может быть! Этого не могло быть в принципе, ведь они давно расстались! Они давно все друг для друга решили. Поняли, что совершенно чужие. Поняли все! И про ценности, которые у них разные. И про принципы, которые никак не хотели родниться. И про цели в жизни тоже все поняли. Приняли решение и расстались! Чего же теперь?!
– Ксюша, а ты ничего не путаешь, а? – осторожно поинтересовалась Александра, плотнее укутываясь в толстенную простыню, с чего-то вдруг ее начало легонько поколачивать. – Как они могли провести вместе ночь и главное где? У Катьки мать с сестрой вернулись вчера из санатория. А Ромка…
Ромка был фактически бездомным. Беженцем. Откуда, точно она не знала, да и не интересовалась особо. Катька всякий раз, рассказывая про него, называла то Казахстан, то Башкирию, то Дальний Восток. Суть не в этом. Суть заключалась в том, что Ромка как по приезде снял ветхий угол на окраине у одной сварливой бабки, так там до сего времени и проживал. Водить в этот угол всякий сброд – подразумевались девушки, женщины и друзья – бабка ему категорически запретила. С Катькой они встречались в основном на ее квартире, которую та делила с матерью и больной сестрой, и то все больше в их отсутствие.
– Господи! Ну, когда ты наконец станешь взрослой, Саша?! – завопила ей в самое ухо Ксюша. – Ты считаешь, что проводить ночь возможно лишь в постели на шелковых простынях, да?!
Ну, не совсем так, но крыша над головой, по ее разумению, должна была присутствовать.
– На даче они! – рыкнула напоследок обессилевшая от ее тупоумия Ксюша.
– На даче? На какой даче? – Александра растерянно заморгала, силясь припомнить, когда это Катька или Рома успела обзавестись дачей, не вспомнила… – На какой даче? У них же не было никакой дачи.
– Купила! Купила твоя Катька дачу недели две назад. Так, не дача, а одно название. Курятник какой-то ветхий. Но для такого нужного дела, как свидание, подойдет легко. Короче, записывай. – Последовала короткая пауза, очевидно отведенная ей для того, чтобы она вооружилась авторучкой и листом бумаги, а потом дотошная соседка проговорила: – Двадцать пятая дорожка. Номер дачи восемьсот двадцать четыре. Там еще загородка такая высокая, хоть и прогнившая, но очень высокая. Калитка открывается, если ее чуть приподнять. Добираться знаешь, как туда?
– Нет.
Александра замотала в отчаянии головой.
Ей очень не хотелось верить. Очень!
Хотелось отключить телефон, снова забраться под бабушкину цыганскую перину, зарыться носом в подушку и продолжить прерванный сон про что-то хорошее.
Еще хотелось возразить Ксюше, заявить, что Катька не могла не сказать ей про свою недавнюю покупку. Они же виделись буквально пару дней назад. И еще хотелось сообщить, что адрес виртуальной Катькиной дачи ей совсем-совсем не нужен.
Не думает же Ксюша, в самом деле, что она поедет туда! С какой, спрашивается, целью?!
– С такой, чтобы застать этих мерзавцев и убедиться наконец, что тебя очень виртуозно водят за нос! – пояснила Ксюша даже без ее вопросов, будто мысли ее прочла. – Сколько же можно пребывать в неведении?! Ты с ней прямо вся такая… любезная!
Вот здесь Ксюша привирала откровенно.
С Катькой Александра не была любезной. Она ее любила всей душой. Она ее просто обожала, как сестру родную. Хотя у нее никогда не было ни брата, ни сестры, ей почему-то всегда казалось, что обожают их именно так.
Любила, обожала, старалась походить на нее, копировать манеры, привычки, а иногда в минуты острого черного отчаяния она ей немножечко завидовала.
Чему завидовала?
Да всему, господи! Там было чему завидовать, поверьте.
Катька… Загорская Катерина Степановна…
Двадцати трех лет от роду. С блеском закончившая школу. Потом с таким же сиянием и шиком закончившая местный институт и получившая диплом не какого-нибудь там бухгалтера, а гида-переводчика.
Красивая. Неприлично красивая. Ну, просто по киношному и книжному. И все-то в ней было безупречным и отточенным. Никакой наигранности и фальши. Плачет так плачет. Смеется так смеется. Безо всяких чувств смотрит на тебя и то эффектно. Просто рот открывай и любуйся ею. Александра и любовалась. И потакала, и нянчилась, и прощала…
– Слушай, Ксюша. – Александра зажмурила глаза и в который раз пожалела, что выбралась из темной спальни на белый свет, лежала бы сейчас и лежала под периной, и поплакать можно было бы беспрепятственно, и погоревать, не вставая. – А ты ничего не путаешь? С чего ты вдруг решила, что они на этой самой даче? Ты же не следила за ними, в самом деле! И опять же…
Та не дала ей договорить. Хмыкнула в трубку со значением и тут же поспешно возмутилась:
– Еще чего, следить я за ними стану! Очень нужно!!! Просто моя личная дача следующая по этой дорожке. То есть мой домик следующий и номер на нем какой?
– Какой? – глупо переспросила Александра.
– Правильно! Восемьсот двадцать шестой, моя дорогая. Я вчера малину обирала, потом картошку опрыскивала от жуков, одолели совершенно. Во сколько же точно это было…
Ксюша была заядлой огородницей, состояла даже, кажется, в каком-то городском сообществе, и всячески науськивала Александру на то, чтобы та вскопала, наконец, свой огород и влилась в их тесные сплоченные землепашеством ряды. Убеждала, что это крайне интересное занятие, совершенно не оставляющее свободного времени, которого ей – Александре – девать абсолютно некуда. Разве только на непутевые занятия.
– Так вот, ноги уже споласкивала в бочке с водой, когда машина подъехала.
– Машина? Какая машина?
У Александры в голове уже планомерно перемешивались грядки с картофельной ботвой, изъеденной колорадскими жуками, ведерки с малиной, номера домов с калитками, которые непременно нужно приподнимать, чтобы пробраться на территорию, огороженную ветхим, но высоким забором, а тут еще и машина какая-то.