Искатели жребия

— И потом, насколько я знаю, святой отец, не вся церковь придерживается вашего мнения о многоженстве.

— Я понимаю, о ком вы говорите, сын мой. Слаб человек, и священнослужители — всего лишь люди… Те, о ком вы говорите, уже отлучены от Святой Церкви. — Отец Бенедикт возвысил голос. — И судимы будут страшным судом перед лицом господа нашего!

На них начали оглядываться, и Калинов постарался избавиться от общества священника. Однако тот не унимался и, распаляясь, заревел, как иерихонская труба:

— Покайтесь, грешники, ибо грядет суд господень!

Пришлось хозяевам утихомиривать разбушевавшегося служителя культа. Впрочем, минут через двадцать, приняв еще пару чарок, он уже мирно почивал на диванчике в комнате для гостей.

К Калинову подошла Марина. Лицо ее раскраснелось, глаза блестели.

— Покайся, грешник, зачем искушаешь святого отца диавольскими помыслами?

Калинов коснулся губами ее руки:

— С таким симпатичным диаволом я бы грешил до скончания века. И даже дольше…

Марина счастливо рассмеялась, но погрозила ему пальчиком:

— И все-таки не стала бы я столь открыто конфликтовать со священником.

— Да не конфликтовал я с ним. Он сам ко мне привязался. И потом… Разве мыс тобой раскололи церковь? Поскольку есть паства, приверженная идеям полигинии, естественно, появляются и священники, призванные быть ее пастырями. Так было всегда… Вспомни: во времена автомобилизации в Америке создавались специальные церкви для автомобилистов. В них можно было принять участие в службе, не покидая машины… Противостоят социальным процессам только глупцы! И не забывай, что на Земле, помимо христианства, существуют и другие вероисповедания. И они относятся к полигинии совсем по-другому.

— Да знаю я, знаю! — Марина потерлась носом о его плечо. — Поцелуй меня, грешник!

Тут же подлетела, блестя глазами, Вита, всегда следившая в компаниях, чтобы ей не досталось от мужа поцелуев меньше, чем секунде.

История со священником просочилась в печать, и через день Калинов получил от начальства нагоняй «за отсутствие государственной мудрости». А несколькими месяцами позже случайно узнал, что отец Бенедикт переметнулся к раскольникам и обзавелся сразу двумя матушками из своих новых прихожанок.

Так что церковь тоже была вынуждена подстраиваться под настроение своей паствы. Впрочем, далеко не все священники оказались такими легкими на подъем, как отче Бенедикт, и потому христианская церковь постоянно требовала внимания Социологической комиссии…

Федора Салова Калинов встретил не на вечеринке. Салов сам напросился к нему на аудиенцию. Фамилия не соврала — он оказался бесформенным жирным мешком с лысым черепом и тремя подбородками. Уселся в кресло для посетителей, заплывшие жиром глазки не мигая разглядывали Калинова.

— Я — Адепт Восточноевропейского филиала Всемирной Организации Одиноких Мужчин, — проговорил наконец Салов.

Калинов коротко кивнул. Информация для него новостью не была: ему уже докладывали, что Салов быстро выдвигается из низов монистских масс. Салова поддерживали те несчастные, кого современная медицина не смогла избавить от физических уродств.

— Я уполномочен заявить вам решительный протест, — сказал с апломбом Салов, — в связи с разгоном демонстрации наших сторонников в Тамбове.

— Протест не принимается, — сказал Калинов. — Демонстрация являлась несанкционированной.

— А чем мы виноваты, если тамбовские власти спят на ходу? Заявка нами была подана вовремя.

— Тем не менее это не дает вам права на нарушение закона. — Калинов развел руками. — И вообще этот вопрос следует решать в Тамбове, в тамошнем суде. Свобода не должна вступать в конфликт с общественным порядком. Салов фыркнул:

— Понимаю!.. Не любите вы нас. Наша организация вам как кость в горле.

— Кто это «мы»? — спросил Калинов.

— Да хотя бы вы лично. Вы же сам извращенец. Потому нас и боитесь. Украли чужую женщину. — Салов сжал кулаки и упер их в жирные ляжки. — Неужели вам не приходит в голову, что кто-то по вашей вине остался неженатым? — Салов подался вперед, и его объемистый живот перекатился чуть ли не на колени.

— Вы женаты? — спросил Калинов. Салов поперхнулся:

— Я не о себе беспокоюсь. По миру и без меня холостых хватает. Имеющий глаза да увидит.

«Дурачком прикидывается», — подумал Калинов с неприязнью. Но сдержался.

— Хорошо, — сказал он. — Давайте посчитаем… Известно, что четыре из пяти землянок желают иметь семью. Известно также, что, в противовес этому, жениться готовы не более сорока процентов мужчин. Таким образом, на две потенциальные невесты приходится только один жених. В чем виноваты те, кому женихов не достанется? Почему они должны перебиваться случайными связями и в одиночку растить детей?

— Ничего, у нас общество богатое. Последствия войн давно изжиты — вырастим…

— Подождите! — оборвал Калинов. — Я еще не закончил. Экономических сложностей, конечно, нет. Действительно вырастим. А психологические?.. Но посчитаем дальше. Известно, что по сексуальным характеристикам только двадцать пять процентов мужчин способны содержать полигамную семью.

Так что даже если каждый из них будет женат на двоих — а это далеко не так, — то и в этом случае двадцать процентов женщин останутся свободными, не желая этой свободы. И они и в самом деле останутся, потому что все, что вы можете им дать, — это два раза в неделю переспать с кем-нибудь из них и гордо уйти утром, всем своим видом показывая: вот, снизошел до тебя…

— Эко вы повернули! — сказал Салов. — Но ведь раньше-то так жили… И почему вам все, а нам ничего? Где свобода?

Калинов усмехнулся:

— Ну, в любовных-то делах свободы никогда не было, был исключительно взаимный интерес… Впрочем, дело не в этом. Что вы дурачком прикидываетесь? Почему бы вам не задать подобный вопрос чемпиону мира Фрэнку Фостеру, по какому праву он толкает четыреста килограммов, а вам не поднять и пятидесяти? Подождите! — рявкнул он, увидев, что Салов хочет что-то сказать. — Странное дело!.. Я могу еще понять калек, биологические особенности организмов которых не позволяют им воспользоваться пересадкой конечностей. Они действительно обделены судьбой… Но вы-то, вы! Что мешает вам избавиться от вашего живота — да какое там живота! — от этого безобразного пуза? Ведь вы же молоды и здоровы, я знаю! Физические нагрузки, правильный режим питания, и через год вас знакомые не узнают.

Салов презрительно фыркнул:

— Какое вам дело до моей жизни? Я живу как хочу! Знаю я эту вашу философию! «Лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным», — прогнусавил он, передразнивая кого-то.

— Я тоже живу как хочу. И как могу! — Калинов бросил со стола невидимый мусор. — Вы думаете, я не понимаю, чего вы добиваетесь? Вы же к власти рветесь. В нормальных видах человеческой деятельности вы рыльцем не вышли. Так почему бы не пролезть в мировой парламент на голосах инвалидов и тех, кому не справиться с комплексом неполноценности? Вы тут говорили о свободе. Так в этом и есть свобода! Вы свободны валяться на диванчике и накачиваться пивом, а я свободен иметь столько жен, сколько со мной согласятся жить! — Калинов встал, демонстративно посмотрел на часы.

Старая как мир история, подумал он, успокаиваясь. Раньше искали врага по расовому, национальному, экономическому или культурному признаку. Теперь вот — по сексуальному. А подоплека, она как была, так и осталась…

Салов тоже поднялся, криво усмехаясь.

— Ну смотри, Калинов! — Лицо его перекосилось от ненависти. — Я буду не я, если мы не трахнем хотя бы одну из твоих шлюшонок!

— Трахалкой ты не вышел! — процедил Калинов. — С таким боровом в постель ни одна женщина не ляжет. Ты их животом подавишь, и больше ничего!.. Вон отсюда, и не дай бог тебе лично нарушить общественный порядок!

Третьей была корреспондентка журнала «Уорлд секс-мэгэзин». Она оказалась симпатичной блондиночкой лет двадцати пяти, с длинными ресницами и голубыми глазами. Имени ее Калинов не запомнил — не то Лорина, не то Лавиния. Журналу потребовалось интервью с одним из многоженцев, сотрудников Социологической комиссии. Лорина-Лавиния остановила свой выбор на Калинове и сразу взяла быка за рога.