Даун

Сережа

Матери не стало. Она умерла. Все покатилось куда-то. Куда? Да черт его знает! Раньше мы были кому-то нужны. Кто-то ждал нас дома. А сейчас дома пустота. Пустота и еще что-то непонятное. Что-то холодное и страшное.

Мама умерла, и мы с отцом начали ссориться. Диплом защитил, целыми днями на работе. Домой, понятно, прихожу уставший, злой. А тут тебе отец со своими мистерами-дристерами, Сергеевыми, Фирсовыми грузит. Тот дурак, этот – слюнтяй, другой – выскочка. Видел я уродов этих. Вспоминать не хочу даже. А отцу пофиг. Ему надо, чтобы выслушали его. Да что у меня, своих проблем не хватает, что ли? Тут одних отчетов понавешали – мама не горюй! Ладно бы что по делу! А то потребительская удовлетворенность, известность торговой марки. Сиди, короче, бумажки перекладывай. Да я практикантом у отца работал, отчеты в сто раз серьезней делал!

Злой, короче, как собака. День отца послушал, другой, третий. Потом сорвался. Потом он на меня. Разругались, короче, в дым.

Хорошо, хоть Костян в деревню уехал. Мороки меньше. На том спасибо. Урод! Взял вчера, и файлы мои стер с компа. Я их, между прочим, всю ночь делал. Отошел от компьютера на пять минут. Кофе заварить надо было. А этот дурак полез по клавиатуре руками бухать. Тоже мне, игрушку нашел! Дурак! Еще и мимо корзины ухитрился!

Думал, башку ему оторву. На работе, конечно, отымели. А вечером отец снова про своих баранов грузить давай. И это он так мать грузил каждый вечер? Дурдом! Жизнь собачья какая-то пошла, короче говоря!

Бабушка

Сначала, конечно, непривычно ему было. Новый дом, люди новые, другие привычки. Раньше он жил в городе, так на него внимания никто и не обращал. А здесь все чудно, что в новинку. Вот и пялятся на него все, кому ни лень. Потом – ничего. Привыкли, да и Костик успокоился. Уж как я рада, что забрала его из города. Мать умерла, так вконец осатанели эти двое. Домой вечером хоть бы и не приходили. Оба мрачные, надутые. Друг на друга фыркают, а потом по очереди ко мне в жилетку плакаться бегут. На работе им, видите ли, плохо. На жизнь жалуются. Да что вы знаете о жизни? Немудрено, что Юлю в гроб загнали! Попробуй-ка, послушай это целыми днями!

Мы уезжали – хоть бы проводить приехали. Так ведь нет. Занятые. Часа им жаль. Да что он изменит, час-то этот? Оленьке спасибо, пришла, помогла. Без нее совсем тяжко было бы. Как родная стала она мне за это время. Спасибо тебе, родная моя!

Костик

Сначала мне было непривычно. Я не знал, что можно просыпаться раньше солнца. Или что молоко бывает таким вкусным. Или что люди такими добрыми. С тех пор прошло совсем немного времени. Совсем чуть-чуть, но я уже не скучаю по дому. Только по маме. И по Оле. Их не стало и стало одиноко. Впрочем, не совсем.

У меня появился настоящий друг – Михалыч. Он хороший. И он любит меня. Не маминой любовью, нет. Он просто. Он не замечает, что мы – разные. Он проводит со мной много времени. Вместе мы ходим на рыбалку. Я понял, что очень люблю это занятие. Так здорово закинуть удочку в воду и наблюдать за поплавком. Я сижу рядом с Михалычем. Не свожу глаз с поплавка. Я жду, когда рыба увидит червячка и решит его съесть. Как только она заглатывает крючок и начинает его тащить, я кричу:

– Клюет, тяните!

Михалыч выдергивает из воды сверкающую рыбину.

– Ого, Константин Борисыч! Гляди, какую рыбину выловили!

Затем мы идем к бабушке. Михалыч важно рассказывает, как я поймал рыбу.

– Мне-то, слепому, уже ни за что не углядеть. А он молодой, зоркий. Глядь – и увидал поклевку. Ну и говорит мне: «Клюет, Михалыч, тяни!» Я и дернул. А там окунек. И еще лещик. И карась. Хороший рыбак ваш Костик!

Иногда Михалыч берет меня с собой на работу. Мы забираемся в кабину трактора и едем куда-то далеко-далеко. Всю дорогу Михалыч не умолкает ни на минуту. Он разговаривает со мной. Он понимает меня.

– Вот, Константин Борисыч, сейчас привезем комбикорма, хрюшки тебе спасибо скажут. Любят они его страсть как! Так и скажут: «Спасибо тебе, Константин Борисович, что такого вкусного комбикорма привез». Как они скажут? – подмигивает он мне.

– Хрю-хрю! – радостно отзываюсь я.

– Правильно, – важно кивает он головой, – так и скажут.

И мы продолжаем свой путь.

– Вот, помню, год был, я в санаторий попал. Давно. Уже и не вспомню когда. И колхоз уже расформировали лет десять как, а до того еще столько же прошло. Так вот, помнится, санаторий в Бердянске был. Профилактический! Лечиться ездил. Как раз тогда спину прихватило. А прихватило, надо сказать, страсть как! Ни лечь, ни встать! Так меня срочно и отправили лечиться. Как лучшего тракториста: «Поезжай, говорят, Михалыч, подлечись.

Ты нам в колхозе страсть как нужен!» Ну, комнату оформили, как положено, в корпусе. Кормили, процедуры там всякие. Так вот, утром, бывало, выходишь на балкон, а там море. Красота! Даже фотографическая карточка есть! Ты когда-нибудь видел настоящее море?

– Нет, – качаю я головой.

– Море надо видеть. Хоть раз в жизни. Вот, как озеро, только больше гораздо. Огромное, надо сказать – страсть! Куда ни глянь – всюду вода. Солонющая! Как-то раз нырнул, а меня волной вглыбь и оттащило. Так я воды нахлебался, пока доплыл. Страсть! А теперь туда и не попасть. Теперь это государство другое. И колхоза нет. А место хорошее было! Страсть как обидно!

Михалыч все говорит и говорит. Но мне приятно его слушать. Он – добрый. А еще он обещал показать мне фотографию с моря.

Много раз я видел такие фотокарточки. Папа и Сережа ездят туда очень часто. Несколько раз в году. Каждый раз привозили они фотографии моря. Но для них это было обычно. Для Михалыча – событие. Они мало что рассказывали про свои путешествия. То, что рассказывали, мне было не интересно. Михалыч же все говорил и говорил. Только с его слов я мог представить себе, что это такое: море. Это много-много соленой воды. Это место, где всем хорошо. Это место, где у всех хорошее настроение. Это место, про которое хочется вспоминать снова и снова.

Сегодня я иду в гости к Михалычу. Он покажет мне свою фотографию. Он покажет мне свое море. Я жду этого момента.

– Будьте здоровы, уважаемые! – слышу я знакомое приветствие.

Это пришел Михалыч.

– Надежда, мое почтение вам. Ну, Константин Борисыч, ты готов?

– Готов! – отзываюсь я.

– Вот и славно, – улыбается тот в ответ. – Поехали!

Михалыч живет в другой деревне. Довезти туда может только трактор. Но сегодня Михалыч приехал на рыжем мотоцикле. Меня усаживают в коляску, и мы трогаемся. Еще никогда до этого я не ездил на мотоцикле! Я и не мог себе представить, что это так здорово! И пусть в коляске трясет. Пусть ничего не слышно из-за шума. Не важно! Ветер бьет в лицо, двигатель фырчит, Михалыч что-то рассказывает. Я радуюсь. Я представляю, что лечу!

Мне доводилось летать. Часто. Только это было во сне. Я летал чуть-чуть, всего несколько мгновений. Потом просыпался оттого, что мне делалось страшно. Каждый раз после таких полетов сердце стучало громко-громко. Тогда я понял: летать – плохо. Но теперь я знаю, что это не так. Летать здорово! Особенно в коляске рыжего мотоцикла. Если рядом Михалыч. И ни капельки не страшно. Ни капелечки!

– Ну все, хлопчик, приехали! – объявляет Михалыч.

– Я хочу еще! Прокатите меня еще!

– Что, понравилось?

– Было так здорово! Михалыч, прокатите меня еще!

– Нам еще обратно ехать, так что ты не переживай, Константин Борисыч!

Домик Михалыча стоит в стороне от дороги. Серый и покосившийся, как избушка Бабы-яги. А еще – совсем крохотный. Мы заходим вовнутрь. Здесь все как в сказке! Маленькая лесенка. Стены с коврами, печка. А еще несколько картинок в углах, точь-в-точь как в тех белых домах.

– Ну вот, Константин Борисыч, это и есть мои хоромы, – говорит Михалыч.