Страница 29 из 50
– Без сдачи.
– Спасибо, – сказал официант, забирая деньги.
Куров перехватил потрясенный взгляд Вани. Мальчик с ужасом смотрел, как деньги уплывают в чужие руки. Да, понял Андрей, видно, с Галей они едва сводили концы с концами. Обычно дети в таком возрасте не слишком хорошо понимают настоящую цену деньгам.
– Извините, – окликнула официанта Магда, – где у вас туалет?
– Пойдемте, – улыбнулся официант, – я покажу и ключ дам. А то, сами понимаете, заправка рядом, будут ходить все подряд...
Они ушли. Андрей смотрел, как Ваня ковыряется ложечкой в вазочке. Солнечный луч попадал на нос мальчику, и время от время Ваня морщился, словно собирался чихнуть, но каждый раз у него не получалось. Мальчик смущенно улыбался и отводил глаза.
– Что, хорошо? – ласково спросил Андрей.
Ваня кивнул, мотнул головой в ту сторону, куда ушла Магда, и вновь посмотрел на отца.
– Да, – согласился Куров с невысказанным вопросом, – я хочу поговорить с тобой об этой женщине. Скажу честно, Ванька, мне она нравится. Я опять не знаю, можно ли тебе рассказывать про все это, но мне хочется, чтобы ты знал... – На Андрея нахлынула волна смущения, но он все же справился с собой и договорил: – Понимаешь, мне кажется, я люблю ее. И давно. Мы ведь с ней очень давно знакомы, еще когда были детьми.
Куров прикрыл глаза. Нет, не стоит мальчику рассказывать историю их с Магдой отношений. Он еще слишком мал для этих сложностей. Но воспоминания были такими яркими, что Куров не удержался и заговорил:
– Однажды мы с Магдой купались в море. Ныряли, резвились. А потом я вдруг стал ее топить. Не знаю, зачем. Я не злился на нее, не сердился, ничего такого... Сам не знаю, что на меня нашло. Нет, я не хотел утопить ее так, чтобы она задохнулась и умерла. Это другое... Наверное, просто хотел окунуть раз-другой с головой, притопить, чтобы показать, кто здесь главный. Силу ей свою показывал. Свою власть над ней. Она вырывалась, а я все топил ее, топил. Никак не мог удержаться...
Андрей даже зажмурился от реальности воспоминаний. Вот яркое солнце бьет ему в глаза, вот руки Магды колотят воду, соленые капли летят в лицо, но он только отворачивается, трясет головой и все толкает вниз хрупкую девочку. Вот она уже не отбивается, только пытается вынырнуть на поверхность, глотнуть немного воздуха, но Андрей сильнее, и девочка все слабее и слабее рвется к поверхности...
– И в какой-то момент она совсем обмякла, – продолжил рассказывать Андрей сдавленным голосом. – Я жуть как перепугался, Ваня. Вытащил ее на берег, а у самого зубы стучат. Понял, что могу потерять ее. И пока тащил, зацепился ногой то ли за корягу, то ли за камень и порезал себе бедро.
Он снова вспомнил, как она лежала на песке, похожая на выброшенную на берег русалку. Она лежала совсем неподвижно, и тогда он испугался, что она умерла. Он бросился к ней, прижался ухом к груди и услышал, что в груди тихо-тихо бьется сердце.
– Я сделал ей искусственное дыхание. И она стала приходить в себя, задышала, выплюнула воду. Открыла глаза и заплакала. Как же она плакала, Ванька, ты бы знал! Как будто умер кто-то. Я не находил себе места. А потом сел рядом с ней и начал гладить по голове, как гладят детей, чтобы их успокоить. Она немного утешилась, и я обнял ее. Она была такой хрупкой, доверчивой. Как птичка в ладонях. И вдруг она погладила меня по голове. Представляешь, я ее чуть не убил, а она меня гладит по голове. И я заплакал. И мы лежали, обнявшись, и плакали, как два дурака. Я плакал, потому что понял, что могу потерять ее. А почему плакала она, я не знал. А потом она увидела, что у меня течет кровь, и лизнула мою рану, – у Андрея перехватило дыхание от воспоминаний. – А потом мы были вместе. Это было впервые в моей жизни. А потом стемнело, а мы все сидели на берегу и не уходили. Замерзли, продрогли, с моря ветер подул. Мы дрожали, зубы стучали, а уходить не хотелось. Магда не хотела идти к своим родителям, а я – в пустой ночной дом. Мама умерла, а папа был в изоляторе. Ах, Ванька, я до сих пор помню, какое над нами тогда было небо. Очень большое было небо тогда. Глубокое, как море. И звезды – никогда столько звезд не видел. Они, наверное, специально тогда все выглянули, чтобы на нас посмотреть. И я тоже видел их все, каждую звезду в мире... Вот так, Ванюша...
Андрей замолчал, отвернувшись. На него накатило смущение. Ну зачем он рассказывал ребенку о своем прошлом? Он же не поймет ничего. Куров набрался смелости и взглянул на сына. Ваня терпеливо смотрел на отца, ожидая продолжения. Андрей улыбнулся мальчику и продолжил уже спокойнее:
– А потом мы пошли домой. Через пару месяцев я уехал. Жил у бабушки. Потом работал шофером и познакомился с хорошей девушкой. Ее звали Галя. Это твоя мама. Ее я тоже любил. У нас родился ты. Ну а потом меня арестовали. Ты только не думай, я не сделал ничего плохого. Просто однажды я нашел халтуру... то есть разовую работу. Грузчиком. Переезжал какой-то богатей. Надо было его барахло погрузить и разгрузить. К подъезду подогнали две «газели», представляешь, сколько у него всего было? Ну и натаскались мы тогда мебели, должен сказать. А потом в один из заходов мне дали какую-то статую. Говорят, страшно дорогая вещь, старинная, и нести ее надо бережно и осторожно. И... не знаю, что нашло на меня, Ваня. Спустился я на первый этаж и, вместо того чтобы к «газелям» идти, свернул в черный ход. И как припустил со всех ног. А место мне не слишком знакомое, то попал в тупик, где помойку устроили, то в простыни, которые поперек двора на веревках сохли... – Куров рассмеялся, вспомнив, как выпутывался из мокрых простыней со статуей наперевес. И вдруг словно эхо рассмеялся Ваня. Куров с воодушевлением продолжил: – Потом я выбрался в какие-то переулки. Бегу и дуру это прижимаю к себе, как младенца новорожденного. А она тяжелая – жуть. Естественно, меня поймали. Я только на суде узнал, что это была статуя Юстиции, римской богини правосудия. Бронзовое литье, девятнадцатый век. Что бы я с ним делать стал, не знаю, – расхохотался Куров.
Ваня тоже смеялся, и Андрей видел, что сын с искренним интересом слушает его. Какому отцу это не понравится?..
– Ну спрашивается, стал бы я ее воровать, если б знал, что она сама из правоохранительных органов, а?
Ваня снова рассмеялся.
– Вот я на суде то же самое сказал. Попросил помиловать. Говорю, ошибочка вышла, перепутал. Так судья как взбеленится! Будто я лично ее украл. Хотя судья, может, как раз об этом и мечтала. Она такая страшная была, в смысле некрасивая. Я бы ее даже за помилование не своровал.
Ваня прыснул, видимо представив себе некрасивую судью.
– Впаяла мне пять лет, зараза...
Куров ждал, что Ваня снова рассмеется, но мальчик молчал, серьезно глядя на отца. Андрей улыбнулся, будто с ним в самом деле случилось что-то невероятно смешное, и закончил свою историю:
– Оказалось, что я ограбил прокурора. А Галя осталась одна. И ты был совсем крошечным. Я просил смиловаться надо мной: ребенок все-таки. Но судья стояла на своем. Вот такой у тебя отец, Ваня.
Ваня серьезно кивнул и вновь обернулся в ту сторону, куда исчезла Магда. Куров успел рассказать почти всю свою жизнь, а ее все не было. Куров расстроился. Опять, видимо, со своим Неверовым наговориться не может.
– Куда она пропала? – в сердцах бросил Андрей. – Все по телефону со своим треплется... – И неожиданно для себя вдруг сказал: – Знаешь, если бы ты родился у нее, Магда была бы тебе хорошей матерью.
Ваня пристально смотрел на Курова. Андрей не выдержал, отвел глаза. И вдруг увидел на противоположной стороне улицы вывеску «Детская поликлиника». Андрей колебался не дольше секунды.
– Ваня, дорогой мой, посиди здесь чуть-чуть, хорошо? – Куров похлопал сына по плечу. – Я скоро вернусь. Видишь, там больница. Я только туда и обратно. Договорюсь с врачом. Может, он поможет тебе опять заговорить.
Андрей еще раз оглянулся на сына. Совсем птенец еще ведь, шея тоненькая, глаза огромные, руки слабенькие. Быстрее бы все осталось позади – тогда можно будет и вылечить его, и научить в футбол играть, и за себя постоять...