Ясень

— Что я наделал, — пробормотал он. — Что же я такое наделал…

Под каплями вздрагивали жухлые листья. Человек встал, пошатываясь, и пошел вперед, к дороге — неуверенно, будто только учился ходить. Бурьян хрустел, приминаясь, под ногами.

Раннор стоял у двери, на своем обычном месте, и благословлял — в который раз — темноту, скрывавшую его лицо. Кроме того, он прислушивался к дыханию Горта. Он ждал, когда это дыхание станет ровным и неторопливым. Это означало бы, что хозяин заснул. Тогда можно было бы взять из-под подушки ключи от подземелья.

Горт их никому не доверял. Третью ночь Раннор ждал удобного случая и не мог дождаться. Слишком беспокойно спал Горт. Вот и сегодня никак не мог заснуть, ворочался в перинах. Потом вдруг затих, и Раннор уже сделал шаг вперед, когда рыцарь громко вздохнул и сел в постели.

— Илло, — позвал он хриплым шепотом.

— Тут.

— Помоги одеться.

Пока Раннор натягивал на Горта рубаху, тот шарил рукой под подушкой. Вытащил ключи.

— Я должен ее заставить, — бормотал он, засовывая ногу в сапог. — Должен… Пусть признает… Все равно не заснуть…

Он коротко велел Раннору:

— За мной.

Лестницы казались бесконечными. Горт шел, стараясь ступать бесшумно. Раннор присвечивал ему походней. Два раза они прошли мимо неподвижных молчаливых часовых и, наконец, очутились перед знакомой дверью. Горт сам отпер ее. Скрежетнули петли. Должно быть, этот скрежет разбудил Керин. Когда они вошли, она села и подняла голову, пламя походни вспыхнуло в золотых глазах. Горт остановился перед пленницей, заложив руки за спину. Раннор воткнул походню в гнездо и стал в темноте за спиной хозяина.

Керин смотрела на рыцаря. А Раннора — будто не замечала. За все эти дни ни разу не взглянула на него.

— Я пришел не допрашивать, — сказал Горт. — Хотел поговорить с тобой с глазу на глаз. На равных.

Да, усмехнулся про себя Раннор, это разговор на равных — измученной пленницы и страдающего бессонницей тюремщика.

Керин молчала.

— Я долго думал о тебе, — продолжал Горт. — Я никогда не мог тебя понять. Помнишь, тогда, в Вотеле, мы говорили о цели борьбы? Помнишь, ты убеждала меня, что нельзя вести за собой слепых? Что надо снять повязку с глаз? Неужели ты и сейчас так думаешь? Неужели считаешь, что тебе это удалось?

Пламя бросало причудливые отблески на стены узилища, и тень Горта будто выросла в нем. Керин молчала, но глаза ее в упор смотрели на рыцаря, и этот взгляд, казалось, прожигал насквозь. Горт заговорил быстрее:

— Да, ты можешь сказать, твое войско. Но ведь его уже нет, твоего войска! Его уже три дня, как окружили, и теперь добивают. Хороша будет участь людей, пошедших за тобой? Вот она, твоя любовь к людям!

Он будто выплюнул последние слова.

— Любовь к людям! Люби их, жалей их, прощай им подлости! Они в этом нуждаются. Им нужны силы… для новых подлостей. Ты, кажется, не поверила, что тебя нам выдал Мэннор? А что ты скажешь об этом? — он вырвал из-за пазухи оберег, и швырнул ей на колени:

— Узнаешь? Твой Мэннор дал мне это в залог. Что ты теперь скажешь?

Керин с усилием приподнялась на руках. Взгляд ее скользнул по оберегу, по лицу Горта.

— Нет! — крикнула вдруг она. — Нет!

После долгого молчания этот ее крик был так неожиданен, что Горт отшатнулся.

— Не верю! — крикнула Керин, подавшись вперед. — Будь ты проклят, изменник! Тебе недолго жить!

Горт побелел, но быстро справился с собой.

— Но послушай, — сказал он, наклоняясь к Золотоглазой, — послушай, Керин…

Он не закончил. Страшная тупая боль обрушилась сзади и заставила замолкнуть навсегда. Горт мешком свалился к ногам Керин. В шее под самым затылком торчала рукоять ножа.

Керин не вскрикнула. Она только подняла глаза на Раннора. В ее взгляде было безмерное удивление.

Раннор нагнулся, выдернул нож и вытер о рубаху Горта. И только тогда взглянул на Керин.

— Прости, — сказал он. — Я не хотел.

Потом он нес ее из подземелья, нес на спине, чтобы руки были свободны. Идти она не могла. Руки Керин обхватили Раннора за шею и сцепились на горле, он аккуратно сдвинул их и прикрыл ее сверху плащом. Ноша была совсем легкая, потом вдруг отяжелела, и Раннор понял, что Золотоглазая потеряла сознание. Но пальцы не разжала.

Часовые пропустили телохранителя без помех. Он отвязал коня, вывел за ворота и вел под уздцы, пока силуэт замка не растаял во тьме. Только тогда Раннор осмелился остановиться, взять Керин на руки и сесть в седло. Колени его дрожали, он дважды срывался со стремени. Наконец сел, устроил Золотоглазую перед собой и на всякий случай привязал к себе поясом. Конь с места взял рысью. Голова Керин покачивалась у плеча Раннора.

В три часа пополудни войско Золотоглазой вошло в Мертвый лес.

Еще полгода назад одни лишь эти слова заставили бы их сердца содрогнуться от ужаса. Но теперь им было безразлично. Пожертвовав отрядом Тумы, войско успело достичь опушки прежде, чем Прислужники опрокинули бы его в топи или озеро Ярь.

Мертвый лес сейчас был спасением — все же твердая земля. Кроме того, Наири со смутной надеждой вспоминала слова старого волхва: "Не все враждебно, что черно, и Мертвый лес еще не мертв". Из всех опасностей она решительно выбрала меньшую, и войско вступило в лес почти на глазах передовых отрядов Прислужников.

Наири и догнавший войско Раннор шли рядом с носилками, в которых лежала спасенная Керин. За время пути она так и не очнулась ни разу, но горячечное беспамятство благодаря Леськиным травам перешло в спокойное забытье. Наири благословляла богов и за это. Хотя ее и тревожил беспробудный сон Керин, она холодела при мысли, что Золотоглазая очнется, и первыми ее словами будут: "Что с Мэннором?"

Никто в войске, кроме Наири и Раннора, не знал, как замешан был Мэннор в это страшное дело, и никому они говорить об этом не хотели, тем более Золотоглазой.

Слишком много темного во всем этом — так думала Наири сейчас, вспоминая горькие откровения Мэннора. Раннор не знал подробностей, только главное — Мэннор согласился отдать Керин в руки Прислужников. Даже ненавидя брата, Раннор не мог бы так страшно его оклеветать!

Что же тогда?.. Наири задержала Белогривого и обернулась. Она была сейчас меж двух миров: сзади ослепительно сияло солнце над равниной, впереди, меж деревьев, стоял вечный полумрак, в котором исчезали сейчас последние воины замыкающего отряда.

Бросив взгляд на пустошь, Наири не смогла сдержать радостного возгласа: рати прислужников останавливались! Что бы там ни было дальше, теперь они получают передышку. Наири старалась не думать, какой ценой передышка эта была оплачена. Только сейчас поняла она до конца мучения Керин, когда та командовала битвой — страшно посылать людей на верную смерть…

Тума сам вызвался возглавить прикрытие и сейчас стоял перед глазами, как живой: загорелое круглое лицо с беспечной улыбкой, ободранный нос…

Наири встряхнула головой. Направляя коня вперед, под деревья, она почувствовала, как бока Белогривого вздрагивают — то ли от усталости, то ли от страха. Мрак окутал ее. Искривленные стволы с безлистными сучьями подступали со всех сторон. Наири держала путь по неясным звукам впереди и думала, что никогда уже не отыщет своих, когда сбоку мелькнул смутный свет, и затем к ней вышел человек с горящей веткой. Раннор.

— Поляну нашли, — сказал он, забирая повод. — Костер никак не загорался. Стражу ставим двойную.

— Не надо, хватит обычной. — Наири тяжело спрыгнула на землю. — Они не пошли следом, не осмелились. И… все устали.

— Тем более двойную, — сказал Раннор и отошел.

"Раннор тоже устал, — думала она, идя рядом, — как тяжело он ступает, будто в цепях".

Они вышли на поляну, и Наири на мгновение стало страшно: как неживые, вповалку лежали люди там, где настиг их сон. На краю поляны топтались нерасседланные кони.

Поляна… круг каменистой земли среди неподвижных стволов. Наири расслабила подпругу Белогривого, и пошла к костру, где, укрытая плащом, лежала Керин. Около на коленях стояла Леська.