Ясень

Керин медлила.

Уже отголосили, отпрощались, выпили последний кубок, сплеснув богам. Уже опустел мост и прилегающий к нему конец дороги, уже зниченьский ветер разметал пыль и очистил воздух… И только тогда вышел из толпы и заспешил к Золотоглазой мастер Брезан. Остановился у стремени. Даже верхом и в броне, она казалась подле него девчонкой. Оружейник сжал ее ладонь:

— От дедуни поклон. И удачи тебе, девонька. Всегда помни: Ясень поможет.

Она кивнула, и, нагнувшись, троекратно расцеловалась с Брезаном.

Качнулось белый с золотым солнцем значок. Подковы Вишенки выбили из дороги звонкую дробь, и Наири, следуя в хоругви, не выдержала, оглянулась, придержав Белогривого: над белыми городскими стенами под синим небом осени сияло трехцветье Ясеня: алый, синий, золотой. Подпрыгнуло и комом застряло в горле сердце.

"…Зниче, за какой окоем ускакали мы прежние? Где смеемся? Какие песни поем теперь? Морщинами врезались в лица потери и пыль дорог. Но город у нас за плечами, и, значит, нам есть что защищать".

Глава 18

На черно-зеленых улицах Туле, выжимая влагу из камней, ворочался невидимый, густо пахнущий ужас: с часа смерти Эстара, последнего вольного владетеля города, иначе уже и не было…

Внешне город остался прежним. Зеленел мох в щелях каменной кладки. Текла в каналах вода. Пронзали низкие тучи стрельницы древних Святилищ Крылатого…

Но в бледных лицах людей, словно в стертой меди колоколов, сквозили терпение и смиренность. И простодушная радость, что убили не их…

Однако замечали это лишь те, что пришли извне. И лишь им трудно было здесь дышать.

Мэннор вскользь думал об этом, торопясь по каменной набережной вдоль канала: высмотр закончен, можно расплатиться в гостинице и спешить на юг. Он потрогал через рубашку гладкий камень оберега, и к нему возвратилась бодрость.

Мэннор закинул голову, подставив лицо моросящему северному дождику. Дождик промыл небо, и в разломе туч оно стало истово синим, как его глаза.

Хозяин, учтиво кланяясь, поспешил купцу навстречу:

— Господин, вас дожидается дама. Я дал ей ключи от покоев.

Мэннор ухмыльнулся:

— Надеюсь, она так же хороша, как твое вино. Подай кувшин и обед на троих. Я зверски голоден.

Хозяин разулыбался. Ему не хотелось бы не угодить постояльцу, который останавливался у него всегда, и всегда же щедро платил за постой.

— Не ожидал…

— Судьба… — дама Тари помогла снять с плеч Мэннора намокший плащ. — Прости, но я велела затопить печи… Погода промозглая… Осень приходит сюда рано…

— Я не в обиде. Грейся.

Снял с огня кувшин с вином, разлил по кубкам. Протянул один Тари. Бледные женские пальцы сомкнулись на серебре. Мэннор поднял свой кубок. Тяжелая жидкость дымилась, раскачивая ягоды и орехи.

— Какую дорогу ты ищешь на этот раз?

Дама пригубила вино. Ее глаза над краем кубка казались зелеными камушками. Тари взметнула ресницами:

— Не ищу. Меня прислал рыцарь Горт.

Кубок Мэннора выплеснулся. Мужчина сжал пальцы, оставляя вмятины на его узорных боках.

— Чего же хочет рыцарь Горт?!

— Ничего. Рыцарь… Горт… предлагает помощь.

Небрежно, но хорошо рассчитанным движением Тари тряхнула головой, отчего булавки выпали, и ореховая грива распалась, осеняя лицо и плечи.

Мэннор взглянул на гостью и со стуком отставил кубок:

— Помощь? Тебя — вместо целого войска? Щедро!

Тари гневно закусила губу.

— Он согласился пропустить полки Золотоглазой через свой рельм.

— Торгуясь при этом, как меняла.

Дама чуть заметно улыбнулась, вспоминая их первую встречу:

— Купцу это привычно.

— Да, я купец! — заорал Мэннор. — И раз уж даме зазорно водить со мной компанию…

Тари, словно в испуге, прикрыла лицо ладонями (Мэннору невдомек было, что дама между пальцами напряженно следит за ним).

— Не прогоняйте меня, — произнесла она глухо. — Хотите, я на колени встану?

И, разглядев лицо Мэннора, едва не подавилась от смеха.

— Если я не исполню поручения, меня накажут.

— Благородную даму?

— Вот! — Тари рванула у горла ткань, и та поползла, обнажая старые шрамы от плети.

Мэннор, словно во сне, тронул нагое тело. Кожа была шелковистой и удивительно пахла юлтанскими благовониями.

— Вас били…

— Однажды…

— Я его ненавижу!

— О, не рыцарь Горт, нет!.. — Тари возмущенно взмахнула кистью, а потом потерлась щекой о руку Мэннора: — А меня? Меня тоже — ненавидите?

Мэннор отступил. Дама радостно ловила его тяжелое дыхание.

— У вас найдется иголка?

— Я позову служанку.

— Нет! Мало ли что она подумает… — чарующим голосом добавила Тари.

Мэннор отвернулся к окну, слушая, как шуршит ткань и Тари тихонько напевает за работой.

— Можете поворачиваться, — сказала она дерзко, — я уже одета.

— Ужин остыл, — невпопад отозвался Мэннор.

— Разогреем потом. То, что я должна тебе сказать, намного важнее.

Она училась терпению у кшиши. Эта кошка настигала свою добычу коротким рывком, но если рывок пропадал втуне, то кшиша упорно и терпеливо, забывая о сне, поджидала в колючих зарослях и выскакивала из засады уже наверняка.

Высокий светлоглазый мужчина был ее добычей. Тари уже упустила его однажды. Чего ей ждать, если это произойдет и теперь? Шелковой удавки? Камня на шею? Очереди форканской караульни? Она передернула плечами.

— Тебе холодно? — спросила добыча.

— Да. Обнимите меня.

Слово свидетеля. Черная сестра

…Обними меня и целуй долго-долго. Пусть ночь перетечет в рассвет. Я просто задерну полог. Ты не знаешь, что уже обречен. Любовь — непростительная роскошь, когда идет война.

— Тебе хорошо со мной?

— Да, Керин.

— Что ж, давай поговорим о Керин.

Лицо Мэннора сразу делается чужим и застывшим, и я понимаю, что ошиблась. Я вцепляюсь зубами в подушку. Мне страшно. Я как будто иду по трясине. Мне так часто скалилась кобылица-удача, что это не может, наконец, не закончиться. Черная Сестра, не сейчас!

— Я не собираюсь вставать между вами.

— У тебя бы и не получилось.

— У меня есть жених.

— Я рад за тебя.

— Ты разве не хочешь узнать, кто он?

Мэннор пожал плечами. Я подняла с сундука платье и стала медленно одеваться. Пальцы дрожали и обрывали крючки. Мне хотелось одновременно дать выход ярости и разрыдаться.

— Ты уедешь сегодня.

— Да.

— Когда найдешь ее мертвую, не пожалей, что не выслушал меня сегодня.

Я закричала от боли. По-моему, он сломал мне ребро.

— От-пусти-и…

Я хватала воздух открытым ртом. Было мучительно говорить. Мэннор отбросил меня и стиснул руки так, что побелели костяшки пальцев.

— Ну?!..

— Д-дай пить…

Я не притворялась. Когда так больно — это невозможно. Мэннор протянул мне чашку. Вино было кислым и вызывало тошноту. Я старалась пить мелкими глотками и дышать настолько глубоко, насколько хватало терпения.

Мэннор ждал.

Во всяком случае, этого я добилась.

— Что ты знаешь?!

— Почти ничего. Просто воины редко умирают в своей постели.

Он откинулся к стене и рассмеялся горьким скрипучим смехом.

— Ох, стоило забраться так далеко на север, чтобы поведать мне эту истину.

— Я приехала к жениху. Морок тебя возьми, мужчина! Ты дослушаешь или нет?!

Резкое движение исторгло у меня вопль боли. Наконец, Мэннор заметил, что мне худо. Бревном мужчину надо огреть, чтобы он хоть что-то заметил?..

— Тари, что?

— Грудь… мед-д-дведь ситанский.

Он затягивал мне ребра полотном, назидательно объясняя, что в Ситане медведи не водятся, только пардусы. Платье налезло с трудом. Все равно все крючки оборвала, плащом прикрою. Несколько жестких подушек под спину. Терпимо.

Я говорила медленно и с расстановками, почти шепотом. Пусть меня жалеет и чувствует себя виноватым. Пусть наклонится пониже — тем сильнее запечатлятся мои слова.