Ясень

— Тебя Керин послала?

Я кивнула согласно. Глаза Брезана загорелись.

— Эх!.. Могли у стражи на хвосте в Вежу попасть, если б Мэннор в реку не сорвался да ты не сробела… да, — мастер вздохнул широкой грудью, поиграл молотом. — А теперь ряду хоть выкуривай, как барсуков из норы.

Я онемело уставилась на него.

А Брезан заговорил. Он и минуты не сомневался, что Керин прислала меня помочь ясеньцам против зарвавшихся старшин. Недоумевал только, что отряд со мной больно мал. И обиделся и разочаровался, когда оказалось, что явились мы с посольством и для торга — и только.

Что происходило в Ясене перед нашим приездом, я частью узнала по дороге домой от мастера Брезана, частью вечером от отца. Узнала про то, как упредили Брезана, чтобы он дома не ночевал. Мастер к совету прислушался, двери нарочно не запер и спать не лег, а сел в засаду с тремя подмастерьями. Около полуночи кто-то с воем кинулся на Брезанову постель. Чужака огрели дубовой скамьей по голове, зажгли огонь и разглядели сапожницкий нож, застрявший в дне кровати. В нападавшем узнали Жижу, дворового холопа Берута, рядного начальника и оружейного старшины. Татя сволокли в кузницу, отлили водой, и после слабого членовредительства он признался, что послал хозяин. Ясеньцы, услышав эту историю, разошлись надвое. Одни считали, что после отказа Сарта с наущения Золотоглазой прийти под руку Ясеня мастер Берут от злости принялся мстить сковавшим ей меч оружейникам. Другие же твердили, что Берут, погрязший в управлении городом и посему забывший, с какой стороны за молот браться, послал убить Брезана из зависти. Мастер Брезан отправил дочку к родичам и сам ушел на левобережье. И вовремя. Потому как на следующую ночь от случайно зароненной искры погорел его дом. Говорят, от кузни занялось, но та осталась целехонька.

Сказали мне и про то, что побратим Брезана, Радом, с которым они ковали волшебный клинок, предупреждению не внял, и жена, загостившаяся у соседки, сыскала его уже холодного. Жена, верней, вдова, подняла крик и дошла до Вежи. Берут, дабы успокоить народ, велел выставить на всех корчаги с медом. И зря. Напившись на дармовщину, простые люди пошли громить Гостиные терема с Берутовыми же складами. Утром в медах старшина отказал. Разохоченная и злая, голытьба занялась медоварнями и всем, что попалось под руку.

Скрылись в одночасье приехавшие на осенние торги гости. А Мэннор отворил людям мастера Брезана оружейные склады и принял с ними бой у Вежи.

Мне снова захотелось заплакать. Не промедли мы, ночуя в слободе за стенами Ясеня и обряжаясь к торжественному въезду — был бы Мэннор жив.

Сыщись лишняя минутка, я бы задумалась, что есть в этой истории странное. Хотя сама, своими глазами, видела бывшего жениха: и как дрался, и как с моста летел… Мэннор был и чванливым, и гордым, но в трусости упрекнуть его было нельзя. Неужли решил за воеводство оправдаться, по моим следам в Ясень кинулся? Опередил даже…

Дом старшины златокузнецов, моего отца, стоял, как и дом Мэннора, возле самой Старшинской Вежи. Был дом велик, а при нем еще сад и службы — пяти десяткам воинов, пришедших со мной, места хватило. Кони только не поместились, отец дал нам ключи от пустого склада. Я отослала с конями десяток караульщиков, а сама прошла во двор. Глаза невольно присматривались, как расставить дозорных да как обороняться, если что. Дом был повернут к улице глухой стеной, как купеческому положено, да еще огорожен каменным забором в два человеческих роста. Что годилось от воров — годилось и от Берутовых стражников. Поставлю лучников по углам ограды и на чердак — и пусть нападают.

Дом показался мне хоть и обширным, но странно низким, тесным. Я удивилась. Одно — коли оставить его в раннем детстве и через много лет вернуться. Но с моего отъезда и трех месяцев не прошло!

Мать и служанки кинулись мне на шею и плакали так, что едва кольчуга не заржавела. Едва удалось их успокоить. Я отпустила ясеньцев из моего отряда до вечера — отведать родных, остальных расставила в караулы и назначила смену. Истопили баню. Меня, как командира, вопреки обычаю, пустили на первый пар. Служанки только ойкали, разглядывая мои шрамы. Из бани я вышла распаренная и утешенная, а под вишнями и абрикосами в просторном саду, дающими широкую тень, уже накрыли столы. Отец мой Герсан всегда славился хлебосольством, но в этот раз выше головы прыгнул. Еще один такой пир — и запасы в доме кончатся. Поди накорми полусотенную ораву. Надо хоть за прокорм платить: деньги на это в Сарте выданы. Сидели за столом со мной отец, Брезан, двое мастеров-оружейников, товарищей Брезана и трое моих десятников. Жадно слушая о том, что происходит в городе, я даже про еду забыла.

Прямо в чашу упал, забрызгав меня вином, перезрелый абрикос. Я вытерлась лежащим на коленях полотенцем, неприятно розовые пятна остались на полотне.

Помянули Мэннора.

А Брезан речами отчетливо подталкивал меня к тому, чтобы моим отрядом с его поддержкой все же взять Старшинскую Вежу и передать Ясень под руку Золотоглазой. Очень уж рядный начальник залютовал. То ли зниченьское солнце ему голову напекло, то ли другое что в голову ударило. Приговорить, что для Керин Сарт взял Горт! Я подавилась и закашлялась, брызнули слезы.

— Врага за спиной не оставляют, — мастер от души стукнул меня по спине. Будь я тем врагом — мог и хребет сломать. Зато кусок в горло проскочил. Брезан же сверлил меня синими глазами исподлобья.

Что войско не на пустом месте делается — это я понимала. И что Сарту без поддержки не выжить. И про врага за спиной тоже. Мелдена нет. Чего проще: сговорятся рядный начальник Берут и рыцарь Горт. Вор всегда пуще других кричит. Но…

— Не могу я ничего без Керин решать, — уперлась я. — Пойду к Беруту с посольством…

До этого Герсан и Брезан цеплялись один к другому, как кошка к собаке (отец считал, что голытьбе нельзя воли давать и на законную власть руку подымать нехорошо и опасно), — но тут дружно схватились отговаривать меня, неразумную. Отец упирал на то, что и сам, хоть и старшина златоделов, а из Вежи ушел, чтобы не стать заложником. А меня Берут непременно заложницей возьмет, и тогда не спасет никакое чудо. Они так наседали, что я уши заткнула. И локтем сбросила со стола глиняную миску с малосольными огурцами. Посудина раскололась, крикуны угомонились и стали договариваться, как действовать. По всему следовало известить Керин.

Вечером воротились воины-ясеньцы из моей полусотни. Были они веселы, и каждый под мышкой держал по полуведерному бочонку. Если им верить, парни спасли от разорения виноторговца, за что были пожалованы. Пришлось объяснения проглотить. В Ясене найдутся соблазны почище медовухи. Я прогнала вояк умыться ледяной водой и сменить караульщиков.

В самый темный час ночи, когда предутренний сон особенно крепок, десяток из моих пяти (а также я, Брезан и его подмастерье Гарт, то и дело краснеющий, как девушка) стали готовиться к отправке гонцов. Кмети надели темное и намазали сажей лица; сняли доспехи; подогнали каждый ремешок — чтобы даже случайно не выдать себя предательским звоном. Я тихонько смеялась, вспомнив, как Явнут, обучавший хоругвь перед походом, вывел нас в дубовую рощу над Ясенькой. Вернулись ко мне ароматы листвы и прели, сквозные тени, посеребривший поляны свет полной луны… Я стояла, вжавшись в шершавую кору дуба-великана, передо мной, хорошо видные, а особенно, слышные, три «вражеских» витязя сговаривались напасть на потешный стан.

— Подкрадемся неслышно! — Двинулись с места. И сразу же на всю рощу раздался топот и залихватский кольчужный звон…

Смешно-то смешно, а нам головой наложиться, случись такое.

В небе над Ясенем висел похожий на лунку ногтя месяц. Беленая, словно печь, городская стена казалась под ним голубой. От стены и от стрельниц падала угольная тень. Дул ветер, плыл с лугов запах отавы, мешаясь с запахом мела и земляного масла: через неравные промежутки горели походни на забороле. По гребню стены неспешно вышагивал часовой. Разумеется, мастер-оружейник выбрал самую низкую стену: ее давно не латали, на кирпичной кладке имелись глубокие щербины. Мы рывком перескочили открытое пространство и укрылись в тени. Тревоги не прозвучало. Наверх прямо от наших ног взбегала кирпичная лесенка. А то; если осада — через стрельницы камней и смолы не натаскаешься.