Ясень

— Что ты, — совершенно серьезно сказала она. — Леська гораздо красивее. И твоя дама Тари.

Я допил кружку и отставил на парапет:

— Они красавицы, несомненно. Но разве можно, когда ты есть, замечать кого-то еще?.. Ты мой ключ от двери.

— Какой двери?

— Если бы я знал…

Лето было одним из самых жарких на моей памяти. Става сильно обмелела и, опять же — впервые, зацвели на ней кувшинки. Целые поля их желтели вдоль берега над плоскими глянцевыми листьями, под которыми почти терялась вода. Я потянул за упругий стебель, поскользнулся и спрыгнул в реку, вымочив сапоги до колен. Золотоглазая смеялась. Я с притворной важностью протянул ей цветок.

— И все-таки… — сказала она.

— Ну, хорошо. Я, рыцарь Горт, даю тебе слово в том, что невозбранно пропущу твое войско через свой рельм на полночь — к землям Прислужника Фроста и Туле. А сам начну сдвигать войска к северным границам.

— Ты так и не решился выступить открыто.

Я пожал плечами:

— За мной рельм, я связан обязательствами.

Она стиснула в пальцах круглый цветочный венчик, с длинного стебля стекала вода, капала на зернистый камень ступенек. Я чувствовал, как мир уходит у меня из-под ног. Мне было все равно теперь, кто стоит за Керин и стоит ли вообще, кто такая Золотоглазая — воплощенная ли мечта, душа ли дремлющего Мертвого леса…

Ради прихоти, ради порыва я готов был отказаться от взлелеянных планов, от той реальности, которую так долго строил и которой так упорно добивался любой ценой. Отбросить все, променять себя самого на возможность сражаться с Незримыми: пусть безнадежно, пусть простым кнехтом — только рядом с ней…

Так осознаешь присутствие божества…

Тень накрыла нас. С клекотом опустился сокол, опахнул крыльями, когтями вцепился в рукав.

Когда весть о том, что девушка убила дракона, делается разменной деньгой в государственной игре — глупо к игре не присоединиться. Еще когда войско Золотоглазой только заняло Сарт и равновесие не качнулось ни в ту, ни в другую сторону, Илло, мой телохранитель, был отправлен на помощь Морталю. В Ясень.

Они отменно поработали. Мой соглядатай писал, что в городе мятеж. Когда-то мне показалось забавным, что вдохновителя бунта примут за жениха Золотоглазой. И полезным — без сомнения. Теперь что-то менять уже поздно. Только отозвать Илло — он еще может пригодиться. Я протянул письмо Керин:

— Тебе придется вернуться в Ясень. Там убивают твоих друзей. Деньги, войско, все, что тебе нужно…

— Нет. Тогда это примут за вторжение.

— Мне очень жаль.

Керин заглянула мне в глаза.

— Ты был прав, ища доказательств. Вера слепа. В Ясене я выбирала в войско не тех, кто в меня верил, а тех, что станут сражаться с Незримыми. Даже когда меня не будет.

Закусила губу. Резко повернулась и пошла вверх по улице. Я поднял измятый цветок. Прошлого не исправишь. А будущего пока нет. И я должен выбирать. Не так, как хотят мои родичи, или Керин, или Незримые. Это мой выбор, и я, рыцарь Горт, делаю его сам.

Глава 17

Керин снился сон.

В этом сне она бежала босая по топкому берегу, уходя от погони. Стебли ломались с противным чмоканьем, вминались в грязь. Ядовито-желтый сок брызгал на рубок, на отводящие стебли исцарапанные руки. Неохотно расступалась стена черно-зеленых камышей, синей осоки и коричневого аира. Высоко у плеч качались, осыпая пыльцой, белые соцветия таволги, хлестали по ногам сочные стебли болотного лотоса, липли к телу мясистые листья и мелкие желтые цветы. От их сладкого трупного запаха кружилась голова, а липкие вкрадчивые касания вызывали отвращение…

Керин бежала, насколько это было возможно в хлюпающей жирной грязи с переплетением стеблей и корней. Один раз она угодила ногой в их холодный скользкий клубок, почувствовала, что вязнет, и рванулась с ужасом, удивившим ее саму. Вырвалась, упала, вскочила и опять побежала, давя цветы…

Она помнила, что торопится в Ясень, и должна была взять правее, но погоня спутала планы, и пришлось нырнуть в тростники и бежать без дороги и без надежды на спасение. Хорошо еще, что у Прислужников не было — не могло быть! — собак. А так заросли укрыли ее и, может быть, еще удастся выбраться.

И дойти в Ясень не позже рассвета…

Керин по колено стоит в бурой вязкой воде, а за стеной ярко-зеленых трав открывается овальное, стиснутое посередине озеро. Широкие серпы аира забрели далеко, на их верхушках покачивались синие стрекозы…

Она не могла войти глубже: илистое дно затягивало — пришлось поплыть сразу от берега. Разгребала ряску, боясь запутаться в траве, холодно цеплявшей за ноги, норовившей вместе с отяжелелым рубком утащить на дно. А может, это водяной?

Стало так страшно, что она хлебнула воды и, бултыхаясь и кашляя, замерла. Сердце отчаянно колотилось, от бьющих рук разбегались круги, брызги летели с пальцев, с тяжелых, как водоросли, волос.

"Доплыву, — твердила она, задыхаясь, — доплыву".

Уже на середине озера она углядела долбленый челн, внезапно скользнувший из тростника у другого берега. В челне стоял, умело правя шестом, рослый паренек.

"На Лешека похож, ученика из Казанного Святилища".

Челн подплывал. Она ухватилась за шершавый борт. Паренек покачнулся, взмахнул шестом:

— Болотница?

Пальцы разжались. Но он догадался кинуть шест и поймать утопленницу за платье и волосы. И не было сил даже пошевельнуться, чтобы ему помочь.

Она упала на дно, прямо в набравшуюся воду. Мальчишка рванул спасенную за рубок, усаживая, прислонил к скамье. Освободил от мокрых, в тине, волос лицо. Схватил шест, и отталкивался не переставая, пока челн не ушел в раздавшуюся шелестящую зелень. Спаситель наклонился над Керин с опаской и удивлением:

— Нельзя в Ярь лезть, — сердито сообщил он.

— Почему?

Он нагнулся, молча, сосредоточенно отлепляя от ее ног раздувшихся пиявок. Из ранок сочилась кровь. Золотоглазая вздрогнула от нахлынувших боли и омерзения. А парень отломил брызнувший млечным стебель:

— На, вотри. А то завтра будешь, как колода.

— Спасибо. Тебя как звать?

Шелестели раздвигаемые челном камыши, журчала вода. Мальчишка молчал, сосредоточенно правя. На вид было ему лет четырнадцать, но, может, и старше, загорелый, жилистый. Одежда, как у простолюдина. На худой шее болтается белый камушек-оберег. Знакомый.

Мальчишка провел ладонью по трущейся у борта мокрой траве:

— За тобой гонятся, я знаю. Гнались…

— Больше не гонятся?

— Кому охота в Мертвый лес.

Керин слишком устала, чтобы по-настоящему испугаться.

— Мне в Ясень нужно.

— Ясень далеко. А Мертвый лес — вот, — и словно по движению его руки встала над стеной камышей стена мертвых деревьев. Паренек посмотрел с надеждой: — Испугалась?

Керин покачала головой.

— Как тебя звать?

— А тебя? Ну, Винар.

И она взмолилась:

— Винар, пожалуйста. Выведи меня на дорогу!..

Слово свидетеля. Ясень

От гордого въезда в город, едва не завершившегося кровопролитием, я очнулась на берегу Ясеньки, под мостом. Меня обнимал тяжелой ручищей оружейник Брезан, тот, что ковал сестре меч. Несколько человек из моей полусотни, скинув на причалы шлемы, кольчуги и бахтерцы, раздевшись до ноговиц, ныряли в теплой, но мутной воде. Другие шарили баграми в омуте под мостом — искали тело утонувшего Мэннора. Лицо мое оказалось мокрым от слез. Стянув кольчатую перчатку, я ладонью вытерла глаза и щеки.

— Тихо, девочка, — Брезан до боли сжал мои плечи. — Мы еще вниз по течению поищем.

Я судорожно всхлипнула. Хотела бы я знать, что за время нашего неспешного пути случилось в Ясене. Да скоро и узнала.

— Ты куда теперь?

— Домой.

— Нехорошо… — покачал оружейник в руке тяжелый молот. — Лучше бы с нами, на левый берег. Ну ничего, мы тебя проводим.

Я подняла глаза: вперемешку с моим отрядом стояли молодые ремесленники, дюжие и вооруженные. Немного зная ясеньцев, связаться с такими я бы не захотела. Чем им рядный начальник насолили, интересно? Похоже, они собирались Старшинскую Вежу брать…