Ясень

Когда сотник подал голос, рядные скривились недовольно, но по мере того, как он говорил, лица их прояснялись.

— Доброе слово молвил, Явнут, — сказал Берут. — Кто-нибудь из них и пойдет. Ну, вот хоть этот здоровила, — он кивнул на Велема. — Ему, видать, все нипочем.

Велем поднялся, не зная, обижаться ему на этакие слова или радоваться.

— А с ним кто? — спросил с опаской Радовит, оглядев Велема. — Сбежит ведь!

— Явнут и пойдет, — спокойно ответствовал Берут. — И еще двоих стражей возьмет.

Явнут поморщился: день в хлопотах, да еще и ночью невесть куда бегай.

— А мы здесь будем ждать, — заключил Берут. — Все!

Старшины заворчали недовольно. Герсан подошел к Беруту:

— Дозволь, почтенный, дочку домой забрать. Не сбежит она, ручаюсь, явится, как велено.

— Которая твоя? — Берут зорко оглядел Избранных. — Эта? Ну, пусть идет — под твое ручательство.

Герсан подошел:

— Наири…

— Не пойду я, — перебила она. И пояснила мягче: — Одна, безо всех, не пойду. Не могу.

— Всех не пущу, — сказал, как отрезал, Берут.

Герсан вздохнул, опустил голову:

— Пусть так.

Старшины сидели тесным кругом у стен, пыхтели и потели в своих меховых уборах, но шуб не скидывали и степенства не теряли. Старшинский круг замыкался помостом под кручеными столбами, где зевали и маялись в дубовых креслах рядные. За спинами у них тоскливо стыли вежевые стражи с уставленными в свод бердышами…

В слюдяных оконцах отражался свет походен, сажей тянуло по сине-золотым потолочным росписям. Почти позабытые Избранные маялись у двери, на краю лавки, а то и на полу. Привратники не сводили с них глаз.

Время не двигалось. Кто-то из старшин уже клевал носом, кто-то даже похрапывал, порой вскидывая голову и заполошно оглядываясь. Стражники сонно щурились на огонь.

Избранные тоже задремали. Спали, обнявшись, Мирна и Леська; всхлипывала во сне Флена; дремали, привалившись к стене, Гент, Лаймон и Ратма. Только Гино и Наири перешептывались, с тревогой поглядывали на Керин. Она спала, поставив между колен меч, пальцы слабо вздрагивали на рукояти.

Двери распахнулись неожиданно. От сквозняка всколыхнулся огонь походен, заметались тени по стенам. Спящие испуганно вскидывались на шум. Вошел усталый, но — сразу было видно — донельзя довольный Велем, неся под мышкой большой темный сверток. За ним в почтительном отдалении шел Явнут.

Шум пронесся по зале, не успев перейти в осмысленные слова. Рядный начальник стукнул посохом. Его звучный голос прогудел:

— Велем, посланный за драконьим зубом, ты вернулся. Где твои доказательства?

Велем шагнул к помосту, и старшины вытянули головы. Избранный опустил ношу на пол и не спеша развернул. И тогда они крикнули и отшатнулись: коричневая, в пятнах засохшей крови голова лежала на плаще — смердящая, с остекленелыми выраченными глазами и зубами, изогнутыми и длинными, как ножи.

— …з-зу-б-б… — выдавил Берут.

— Да я бы рад, — пробасил Велем, в уголке рта пряча улыбку. — Только, милостивый господине, зубы крепко сидят. Пощупайте.

И нагнулся, точно намереваясь вручить голову рядному.

На миг померещилось, что старшины полезут под лавки, Берут замахал руками: убери!

— Так вы ж сами просили, — уперся Велем. — Доказательство…

Избранных разобрал смех.

— Мы верим, верим! — заторопились рядные. — Вы Избранные! Вы дракона убили! Убери только…

— Ну, то-то, — сказал Велем строго и завернул голову в плащ. — Придвиньте скамью, парни. Говорить станем.

Глава 6

Слово свидетеля. Наири.

Я подтащила кресло к кровати, чтобы быть поближе. Хоть и постаралась сделать это как можно тише, но все равно чуть не разбудила: ее брови дрогнули, и по лицу будто пробежала быстрая тень. Затаив дыхание, я оперлась о спинку кресла и смотрела на ее лицо.

Никогда еще не видела такого лица. Я могла бы смотреть на него часами. Когда она лежала так, с закрытыми глазами, чуть заметные тени на скулах, сомкнутые губы, высокий чистый лоб — так вот, она была неподвижна, а лицо ее жило, подрагивало, как вода под ветром, мелкие морщинки набегали на лоб и исчезали, нетерпеливо дергался краешек рта, и настойчиво билась на виске синеватая жилка. Потом брови вдруг сдвинулись, резче стала складка между ними, что-то скорбное мелькнуло в опущенных уголках губ. Может, ей привиделось тяжкое?

Я знала, что не могу смотреть на нее безнаказанно: рано или поздно она чувствовала мой взгляд и просыпалась. Так случилось и сейчас. Ресницы задрожали, взлетели вверх, и знакомый золотой взгляд обжег меня. Я никак не могла к нему привыкнуть. Тысячи выражений мгновенно промелькнули по ее лицу, перетекая друг в друга, и исчезли, осталась одна легкая улыбка.

— Ты уже встаешь? — сказала она. — Тебе лучше?

— Мне хорошо, — ответила я и села в кресло, чтоб ей не надо было напрягаться, глядя на меня. Это было для меня вовсе ново — смотреть в глаза при разговоре: в Ситане, где я воспитывалась, такое было не в обычае. Сейчас я заново училась говорить, как заново училась жить. Благодаря ей.

— Мне хорошо, — повторила я, — да и что со мной могло статься? Я вовремя лишилась чувств. А твое плечо, верно, болит?

— Саднит, — сказала она, чуть поморщась. — Хорошо бы сменить повязку. Леськина мазь, кажется, пошла мне на пользу.

— Отец позвал к тебе волхва, а Леська его не пустила. И вообще никого не пускает к тебе. Чтоб не мешали выздоравливать.

Она тихо рассмеялась:

— Да, Леська… Леська человек верный.

"Я тоже", — хотела сказать и не сказала. Не было у меня еще права на такие слова.

— А где остальные? — спросила она.

— Разбрелись по гостям. Их сейчас принимают с радостью в каждом доме.

— Да, это хорошо, — задумчиво проговорила она. — Только это еще не все… не все….

— Что ты имеешь в виду?

Она, не отвечая, вновь закрыла глаза. Тогда я тихо встала и на цыпочках вышла из горницы. Незачем ей мешать. Пусть спит.

Леська, согнувшись над столом, растирала в ступке какое-то зелье. Услыхав мои шаги, она подняла голову, локтем отвела со лба мокрые волосы:

— Что?

— Спит, кажется. Просила повязку сменить.

Леська мотнула головой:

— После. Вечером. Сейчас я ей отвар сделаю, выпьет, когда проснется. Тума приходил.

— Это кто?

— Ты его не знаешь. Из оружейников. Ученик. Хотел к ней пройти, а я его прогнала. А он…

Она замолчала и с удвоенным усердием принялась за свое занятие.

— Что же — он? — подтолкнула я ее.

— Он сказал: "Одного дракона Золотоглазая убила, а другой под ее дверью сторожит".

Я не выдержала, рассмеялась. Леська со стуком отодвинула ступку:

— И вовсе незачем хихикать! Он думает, что если мы вместе по чужим садам лазали, то ему надо мной насмешничать дозволено? Я вот его догоню когда-нибудь!

Нахмурясь, она вынула из ступки щепоть черно-зеленого порошка, лизнула, сморщилась и вновь повернулась ко мне:

— Ты ведь здесь хозяйка, да? Прикажи на поварне, чтобы вару принесли. Мне уж с вашими холопами надоело ругаться. Да и оставлять ее не хочется.

— Сколько тебе вару нужно?

— Небольшой горшок. Вот такой, — показала она руками.

Выходя, я вновь услышала, как застучал пестик о серебряные бока ступки.

С порога поварни на меня пахнуло жаром. Работа кипела здесь вовсю день и ночь — моя мать умела находить занятие для нерадивых.

Сама я здесь почти не бывала, поэтому распаренные лица, возникавшие в клубах пахучего тумана, были мне незнакомы. Знала я только старшую стряпуху Нессу (толстую, крикливую и самонадеянную) — она подавала на стол в торжественных случаях.

— Несса! — крикнула я наугад в жаркий полумрак.

— Несса! — отозвался слева чей-то визгливый голос. — Хозяева кличут!

Как смогли различить в таком чаде? Должно быть, привычка. Мне долго пришлось стоять на пороге, прежде чем передо мной возникла Несса. Она тяжело дышала, по широкому лицу лился пот, толстые красные руки были вымазаны жиром.