Главная тайна Библии

Итак, мы уже не будем отвлекаться, но погрузимся в противоречивые представления об этом предмете, царящие в большом мире, который лежит за дверями церкви.

2. Надежда: сумятица представлений в большом мире

Мы можем увидеть самые разные «по форме, цвету и размерам» представления о жизни после смерти. Если мы даже поверхностно рассмотрим классические учения важнейших мировых религий, мы увидим, что старое утверждение «все религии по своей сути одинаковы», — глубоко ложно. Представления мусульманина, который верит, что палестинский юноша, убитый израильскими солдатами, сразу попадает на небеса, резко отличаются от представлений индуса о том, что в силу жестких законов кармы судьба умершего — это возвращение в новом теле. Вера ортодоксального иудея в то, что все праведники после воскресения восстанут к новой телесной жизни, сильно отличается от представлений буддиста, который надеется, что смерть подобна растворению капли воды в океане, при котором человек теряет свою идентичность в безымянном и бесформенном посмертии.[3] При этом в каждой из этих религий существует множество направлений мышления с разными вариантами представлений о загробной жизни.

Кроме того, существует великое множество самых разных идей о том, что умершие делают сейчас. Во многих районах Африки предки продолжают играть важную роль в жизни общины или семьи, там существуют сложные системы действий, которые позволяют заручиться поддержкой умерших или хотя бы защититься от их злой воли. Западные секуляристы заявят, что это характерно для так называемых примитивных народов, но они неправы. Антрополог Нигель Барли описывает встречу со своим высокообразованным японским коллегой в Республике Чад, куда они приехали работать. Барли выразил удивление по поводу «сложного культа предков, в котором используют кости и разбитые черепа и где происходит всесторонний обмен между умершими и живыми». Но его японскому другу все эти вещи казались банальностью. Барли пишет:

Он был, разумеется, буддистом, в его комнате стоял алтарь, посвященный умершим родителям, и на этом алтаре постоянно совершались приношения… Он привез в Африку кость ноги своего отца, бережно завернутую в белую ткань, чтобы получить защиту на время своей полевой работы. Для меня [поясняет Барли] культ предков — это предмет описания и анализа. Но для него отсутствие подобных связей между живыми и умершими стало бы загадкой, которую необходимо объяснить.[4]

Если мы теперь обратим внимание на наш дом, то увидим, что и у нас существует не только множество представлений, но и множество обычаев, связанных со смертью и загробной жизнью. Я склонен думать, что в истории Британии не было ни одного такого момента, когда большинство людей придерживалось бы ортодоксальной христианской точки зрения на вопрос о посмертной жизни. Можно определенно утверждать, что многие различные представления существовали и в викторианскую эпоху, поскольку людей уже тогда мучили самые разные вопросы веры и неверия. Знаменитое полотно Генри Александра Баулера «Сомнение: оживут ли кости сии?», созданное в 1855–1856 годах, ярко отражает эту ситуацию. На картине изображена молодая женщина, опирающаяся на камень над могилой, где покоится некто Джон Верный. На надгробии начертаны слова «Я есмь воскресение и жизнь». На соседнем камне написано RESURGAM — «Я воскресну», — такую надпись можно встретить на многих могилах того времени. Из могилы растет конский каштан, на поверхности ее лежит череп, а на нем сидит бабочка — символ души. Эта картина отражает мучительный вопрос и половинчатый ответ, и о том же говорит нам великая поэма Теннисона «In Memoriam». Одно из стихотворений Теннисона, которое стоит последним в собрании его сочинений, было написано в 1889 году, за три года до смерти поэта. Иногда мне кажется, что тут Теннисон приближается к буддийским представлениям о растворении капли в океане, но в итоге возвращается к христианской надежде:

От этого представления заметно отличаются куда более ортодоксальные и простые образы стихотворения Редьярда Киплинга, написанного в 1892 году. Не могу судить, в какой мере сам поэт в это верил, и, разумеется, это скорее стихотворение об искусстве, нежели о загробной жизни, но он, несомненно, опирается на христианскую веру в то, что после какого–то периода покоя умерших ожидает новая жизнь в теле:

Это многообразие представлений конца XIX века отражают, как мы увидим, церковные гимны и молитвы.[7]

Но снова вернемся в прошлое, на этот раз еще более далекое, и обратимся к творчеству Шекспира. В комедии «Мера за меру» герцог обращается к осужденному Клавдио с ободрением, чтобы тот достойно встретил смерть. Сама жизнь, говорит герцог, не такая уж великая ценность, и, возможно, смерть ничуть не хуже:

3

Cm. David Edwards, After Death? Past Beliefs and Real Possibilities (London: Cassell, 1999), 101f, где приводится современная версия подобных представлений.

4

Nigel Barley, Grave Matters: A lively History of Death around the World (New York: Holt, 1997; в недавнем переиздании: Dancing on the Grave: Abacus, 1995), 97.

5

Стихотворение Crossing the Bar из книги The Works of Alfred Lord Te