Дитя из слоновой кости

Симба вызвал нас из дому. Делать было нечего, мы вышли.

Видно было, что он обезумел от страха или ярости, или от того и другого вместе.

– Посмотрите на вашу работу, маги! – сказал он ужасным голосом, указывая на мертвого жреца и на раненого.

– Это не наша, а твоя работа, Симба, – ответил Марут, – ты украл магическое оружие белого господина, и оно отомстило за себя.

– Верно, – сказал Симба, – труба убила этого жреца и ранила другого. Но это вы, маги, приказали ей поступить так. Теперь слушайте! Вчера я обещал вам, что ни одно копье не пронзит вашего сердца и ни один нож не коснется вашего горла, и выпил с вами чашу мира. Но вы нарушили договор, и его больше нет! Слушайте мое решение! Своим колдовством вы отняли жизнь у одного из моих слуг и ранили другого. Если за три дня вы не вернете жизни убитому и не исцелите раненого (что вы можете сделать), вы последуете за убитым, но каким путем – я не скажу вам!

Когда я услышал это заявление, то содрогнулся в глубине души, но, притворившись непонимающим, сдержался и предоставил возможность отвечать Маруту.

– О царь! – с обычной улыбкой сказал Марут, – кто может вернуть жизнь мертвому? Даже у самого Дитяти нет средств для этого.

– Тогда, пророк Дитяти, постарайся найти это средство, иначе последуешь за убитым! – закричал Симба, дико вращая глазами.

– А что мой брат, великий пророк, обещал тебе вчера, Симба, если ты причинишь нам вред? – спросил Марут. – Не три ли великих проклятия, которые падут на голову твоего народа? Помни, если хоть один из нас будет убит, проклятие скоро осуществится. Я, Марут, пророк Дитяти, повторяю это!

Теперь Симба, казалось, окончательно обезумел. Он бешено прыгал перед нами, размахивая своим копьем. Серебряные цени звенели на его груди. Он изрыгал проклятия на Дитя и его последователей, причинивших столько зла черным кенда. Он взывал о мести к богу Джане и молил его «пронзить Дитя своими клыками, разорвать хоботом, истоптать ногами».

Всему этому через свою ужасную маску вторил раненый жрец.

Мы стояли перед ними; я – прислонившись к стене дома и стараясь казаться как можно беспечнее, Марут – по обыкновению улыбаясь и внимательно поглядывая на небо.

Мы слишком озябли, ослабли и были полны тяжелых подозрений и опасений для того, чтобы действовать более энергично.

Вдруг Симба обернулся к своей свите, приказал вырыть яму в углу нашего двора и зарыть в нее мертвого, оставив его голову на поверхности, «чтобы он мог дышать».

Приказание было немедленно исполнено. Потом, отдав распоряжение кормить нас по-прежнему и прибавив, что через три дня мы снова услышим о нем, он удалился со всей своей свитой.

Убитого зарыли по шею в землю в сидячем положении. Около него поставили сосуды с пищей и водой и над ним было устроено прикрытие, «чтобы защитить нашего брата от солнца», как сказал один из дикарей.

Вид мертвого, а также голов павших в бою белых кенда (я забыл упомянуть о них), выставленных на шестах у дворца Симбы, производили тяжелое впечатление. Но прикрытие, сделанное над мертвым, оказалось лишним, так как солнце вдруг перестало сиять; тяжелые тучи покрыли небо, и наступил сильный холод, необыкновенный, по словам Марута, для этого времени года.

С крыши дома, куда мы ушли, чтобы быть подальше от мертвеца, мы видели на площади города толпы черных кенда, смотревших с беспокойством на небо и обсуждавших между собой это необыкновенное изменение погоды.

День прошел; нам принесли еду, но у нас совсем не было аппетита.

Из-за низко нависших туч ночь наступила ранее обыкновенного, и мы улеглись спать.

На рассвете я увидел, что тучи стали еще темнее и плотнее: холод усилился. Дрожа, мы отправились посетить наших белых кенда, которым стража не позволяла заходить к нам в дом.

Войдя в хижину, мы к своему ужасу увидели, что вместо троих их осталось теперь только двое.

Я спросил, где третий. Они ответили, что ничего не знают о его судьбе. В полночь, рассказывали они, в хижину явились люди, которые связали и куда-то утащили их товарища.

Мы вернулись в свой дом.

День прошел без особых событий. В наш дворик приходили жрецы, осмотрели мертвеца, переменили сосуды с пищей и удалились.

Тучи становились все темнее, воздух все холоднее и холоднее.

Можно было ожидать снега.

С крыши нашего дома мы видели жителей города Симбы, с беспокойством обсуждавших перемену погоды.

У шедших на полевые работы на плечи были накинуты циновки.

Эту ночь, несмотря на царивший холод, мы, закутавшись в ковры, провели на крыше дома. Если бы нас решили схватить, здесь все-таки мы могли бы оказать некоторое сопротивление или, в крайнем случае, броситься вниз и разбиться насмерть.

Мы бодрствовали по очереди.

Около полуночи я услышал шум, доносившийся из хижины, стоявшей позади нашего дома, потом заглушенный крик, от которого у меня застыла кровь в жилах.

Через час на рыночной площади был зажжен огонь, и вокруг него двигались фигуры. Больше ничего нельзя было рассмотреть.

На следующее утро в хижине остался всего один белый кенда, который почти обезумел от страха. Бедняга умолял нас взять его с собой в наш дом, так как он боялся оставаться наедине с «черными демонами».

Мы попробовали было исполнить его просьбу, но появившаяся откуда-то вооруженная стража помешала нам.

Этот день был точной копией предыдущего.

Тот же осмотр жрецами мертвого и перемена у него запаса нищи, тот же холод и покрытое тучами небо, те же толки о перемене погоды на рыночной площади.

Ночь мы снова провели на крыше, но на этот раз не смыкали глаз.

Над городом словно нависло грядущее несчастье.

Казалось, что небо опускается на землю. Луна была скрыта тучами. На горизонте то с одной, то с другой стороны вспыхивали яркие зарницы. Не было ни малейшего ветра.

Казалось, что наступил конец света, по крайней мере, для нас. Никогда в жизни я не переживал такого ужаса, как в эту страшную ночь. Если бы мне сказали, что с наступлением утра я буду казнен, думаю, я перенес бы это с легким сердцем. Но хуже всего было то, что я ничего не знал. Я был похож на человека, которому приказывали идти с завязанными глазами к пропасти; он не мог знать, где закончится его путешествие, где та пропасть, которая поглотит его, но он каждую секунду переживал муки смерти.

Около полуночи мы услышали шум борьбы и полузадушенный крик в хижине за нашим домом.

– Его увели, – прошептал я Маруту, вытирая холодный пот, выступивший у меня на лбу.

– Да, – ответил Марут, – скоро настанет и наш черед.

Мне очень хотелось увидеть его лицо, чтобы узнать, улыбался ли он при этих словах.

Через час на рыночной площади, как и накануне, появился огонь, вокруг которого двигались тени.

К счастью, мы находились слишком далеко от площади, чтобы сквозь ночной мрак рассмотреть, что происходило там.

Вдруг поднялся сильный ветер, который обычно предшествует в южных частях Африки буре с грозой. Он дул около получаса, потом затих. Молнии со всех сторон прорезали небо, и при свете их мы видели почти все население города Симбы, толпившееся на площади и указывавшее на небо.

Через несколько минут прогремел сильный гром, и что-то тяжелое ударило о крышу возле меня. Потом я почувствовал сильный удар в плечо, едва не сваливший меня с ног.

– Скорей вниз! – воскликнул я, – они бросают в нас камнями.

Через десять секунд мы были в своей комнате. Я зажег спичку и увидел кровь, струившуюся по лицу Марута.

Но то, что мы приняли за камни, оказалось кусками льда в несколько унций весом.

– Град! – сказал Марут со своей обычной улыбкой.

– Это какая-то адская буря, – сказал я, – ибо кто когда-нибудь видел подобный град?

Спичка потухла. Дальше разговаривать было невозможно из-за рева внезапно разразившейся бури.

К шуму бури града примешивались вопли и стоны людей.

Я начал опасаться, что дом рухнет, но он был выстроен прочно и стойко выдерживал бешеные натиски бури.