Страница 19 из 39
Первое, что я заметил, было исчезновение моего двуствольного пистолета и большого складного ножа. Я был теперь окончательно обезоружен. Потом я увидел Марута, сидевшего на полу и погруженного в молитву или глубокое раздумье.
– Марут, – позвал я, – кто-то был здесь ночью и похитил мой пистолет и нож.
– Да, господин, – ответил он, – и мой нож тоже исчез. Я видел, как в полночь двое людей, крадучись, как кошки, вошли сюда и обыскали все углы.
– Почему же ты не разбудил меня?
– Зачем, господин? Если бы мы оказали сопротивление, нас убили бы сразу. Лучше было не мешать им брать эти вещи, которые все равно не пригодились бы нам.
– Пистолет мог бы оказать хорошую услугу, – многозначительно сказал я.
– Да, но и без него мы, когда понадобится, можем найти способ умереть.
– Ты думаешь, что Харут не знает о том, что мы в плену? Ведь курение, которое вы мне давали в Англии, могло бы указать ему…
– Это курение – пустая вещь, мой господин; оно на мгновение затемнило твой рассудок и помогло тебе видеть то, что было в нашем уме. Мы нарисовали картины, которые ты видел.
– А! – воскликнул я, – значит, это простое внушение. Тогда, безусловно, нас считают мертвыми, и нам остается надеяться только на самих себя.
– И на Дитя, – мягко вставил Марут.
– Ну вот! – раздраженно воскликнул я, – после всего сказанного о вашем курении ты ожидаешь от меня веры в ваше Дитя? Кто или что еще это за Дитя? Ты можешь сказать мне чистую правду, так как все равно нам скоро перережут глотки.
– Кто Дитя, я не могу сказать, ибо сам не знаю этого. Но уже целые тысячелетия наш народ поклоняется ему, и мы верим, что наши далекие предки, изгнанные из Египта, принесли его сюда. У нас есть свитки, на которых все записано, но мы не можем их прочесть. Оно имеет своих наследственных жрецов, глава которых – мой дядя, Марут. Я вам еще не говорил, что он мой дядя. Мы верим, что Дитя – бог или, вернее, символ, в котором живет бог, и что оно может спасти нас в этом и в будущем мире. Мы верим, что через оракула-женщину, которая зовется Стражем Дитяти, оно может предсказывать будущее и посылать благословения и проклятия на нас и наших врагов. Когда оракул умирает, мы становимся беспомощными, так как Дитя теряет язык и наши враги начинают одолевать нас. Так было недавно, пока мы не нашли нового оракула.
Последний оракул перед смертью объявил, что его преемник живет в Англии. Тогда мы с дядей отправились туда, переодевшись фокусниками, и искали того, кого нам нужно было, в течение многих лет. Мы думали, что нашли нового оракула в лице прекрасной леди, которая вышла замуж за господина Игезу, потому что у нее на шее был знак молодого месяца. После нашего возвращения в Африку, – я могу рассказать вам все, как я уже говорил…
Здесь Марут остановился и посмотрел мне прямо в глаза, потом продолжал искренним голосом, который тем не менее не убедил меня:
– Мы поняли, – говорил он, – что ошиблись, потому что настоящий оракул был обнаружен среди нашего собственного племени и теперь уже два года занимает свое высокое положение. Вне сомнения, последний оракул ошибался, рассказывая нам, что преемник находится в Англии. Эта женщина могла слышать об Англии от арабов. Вот и все.
– Хорошо, – сказал я, стараясь скрыть свое подозрение относительно личности нового оракула, – а теперь скажи мне, что это за бог Джана, убить которого вы привезли меня сюда? Сдан ли – бог, или бог – слон, – какое ему дело до дитяти?
– Джана среди нас, кенда, является олицетворением мирового зла, в то время как Дитя олицетворяет добро. Джана то же, что Шайтан у магометан, Сатана у христиан и Сет у наших праотцев египтян.
– Ага, понимаю, – подумал я, – Дитя – это Горус, а Сет – злое чудовище, с которым оно вечно борется.
– Между Джаной и Дитятей вечная война, – продолжал Марут, – и мы знаем, что в конце концов один из них победит другого.
– Весь мир знал это с самого начала, – прервал я его. – Но кто же или что – этот Джана?
– У черных кенда Джана, или его символ, есть слон, огромное злое животное, которое при встрече убивает всех, не поклоняющихся ему. Ему приносят жертвы. Живет он в лесу, но во время войны черные кенда пользуются им, так как этот демон повинуется своим жрецам.
– Но ведь этот слон, вероятно, меняется?
– Не знаю. Он один и тот же в продолжение нескольких последних поколений, так как известен своей величиной, и один из клыков его повернут вниз.
– Это ничего не доказывает, – заметил я, – слоны живут до двухсот лет и больше. Ты когда-нибудь видел его?
– Нет, Макумацан, – с содроганием отвечал Марут. – Если бы я встретил его, разве был бы я теперь жив? Но я боюсь, что мне суждено увидеть его, и не мне одному, – прибавил он, снова содрогаясь.
В этот момент наш разговор был прерван появлением двух черных кенда, принесших нам еду – похлебку из вареной курицы.
Они стояли возле нас, пока мы ели. Что касается меня, то я был рад, так как узнал все, что мне хотелось знать о богословских воззрениях и обычаях страны, и пришел к заключению, что ужасный бог-дьявол черных кенда был просто слон необыкновенной величины и необыкновенной свирепости, за которым при других обстоятельствах я с удовольствием бы поохотился.
Аппетит был у нас плохой, и мы, наскоро позавтракав, вышли из дома и зашли в хижину, где находились наши белые кенда. Они сидели на корточках на земле с очень подавленным видом.
Когда я спросил их, в чем дело, они ответили:
– Нам придется умереть, а жизнь так хороша.
У них были жены и дети, которых ни один из них не надеялся снова увидеть. Я попробовал приободрить их, но, боялся, сделать это без воодушевления, так как в глубине души чувствовал то же, что и они.
Мы вернулись в свой дом и поднялись по лестнице на его плоскую крышу.
Отсюда мы увидели странную церемонию, происходившую в центре рыночной площади.
На большом расстоянии подробности были плохо видны, а мой бинокль забрали вместе с пистолетом и ножом. Но вот что мы увидели.
Посреди площади был воздвигнут жертвенник, на котором горел огонь. Позади сидел Симба, окруженный советниками. Перед жертвенником стоял деревянный стол, на котором лежало нечто, похожее на козла или овцу. Фантастически одетый мужчина рассматривал это, лежавшее на столе. Результат, очевидно, не удовлетворил его, потому что мужчина поднял руки и издал унылый вопль. Потом внутренности животного были брошены в огонь, а труп куда-то унесен.
Я спросил Марута, что, по его мнению, они делали.
– Советовались с оракулом, – печально ответил он, – быть может, о том, жить нам или умереть, Макумацан.
В это время жрец в странном уборе из перьев приблизился к Симбе, держа в руке какой-то небольшой предмет.
Я раздумывал, что бы это могло быть, как вдруг звук выстрела долетел до моих ушей, и я увидел, что жрец начал скакать на одной ноге, держась за колено другой и громко завывая.
– Ага, – сказал я, поняв в чем дело, – он задел курок моего пистолета, и пуля попала ему в ногу.
Симба что-то крикнул, после чего пистолет был брошен в огонь, вокруг которого собралась целая толпа посмотреть, как он будет гореть.
– Погоди, – сказал я Маруту, и тут произошло неизбежное.
От жара костра выстрелил другой ствол и одновременно с выстрелом один из жрецов, окружавших жертвенник, повалился на землю, пораженный насмерть тяжелой пулей.
Ужас охватил черных кенда. Все побежали прочь; впереди Симба, а позади главный жрец, прыгавший на одной ноге.
Это происшествие весьма обрадовало нас. Мы поспешно спустились вниз, опасаясь, что наше присутствие на крыше может раздражать этих дикарей. Через минут десять ворота ограды распахнулись, и в них прошли четверо людей, несших труп убитого жреца, который положили у наших дверей.
Потом появился Симба, окруженный сильной стражей, а за ним главный жрец с перевязанной ногой, поддерживаемый двумя своими товарищами.
На нем (только теперь я рассмотрел) была отвратительная маска с двумя клыками, похожими на клыки слона.