Страница 16 из 72
Символично, что в апреле 2001-го главный тренер сборной России Романцев, отвечая на вопрос журналистов о перспективах возвращения в национальную команду Тихонова, а также еще двоих отчисленных им из «Спартака» игроков – Валерия Кечинова и Евгения Бушманова, раздраженно бросил: «Никаких перспектив. Отыгранные футболисты». Если кто не понял – футболисты, которые свое уже отыграли. Кечинов вскоре ответил Романцеву двумя голами в матче «Сатурна», его новой команды, со «Спартаком». И подбежал к скамейке со штабом «Спартака», и не очень пристойно отсалютовал ей, чтобы все поняли, кому он «посвятил» эти свои голы. У болельщиков красно-белых душа разрывалась надвое...
Позже, в их устах, романцевская фраза постепенно превратилась в еще более жесткую, совсем уж бесчеловечную – «отработанный материал». Таких слов, справедливости ради, тренер не говорил. Более того, как непосредственный участник той пресс-конференции на базе сборной в Бору перед матчем Россия-Югославия уточню, что в действительности Романцев сказал «отыгранные игроки». В «футболистов» они превратились в газетах из соображений чистоты русского языка.
Но сути сказанного эта небольшая стилистическая поправка не меняла, и ее – в виде того самого не произнесенного, но имевшегося в виду «отработанного материала» – болельщики уловили точно. Да и не могло быть иначе: людям, которые кого-то по-настоящему любят, не обязательно вдумываться в нюансы формулировок. Достаточно интонации, взгляда, жеста. Всего, что доступно пониманию сердца.
Горькая ирония судьбы: любимой фразой Романцева со временем станет совет, когда-то данный ему великим хоккейным тренером Анатолием Тарасовым: «Олег, чтобы быть тренером, нужно уметь „резать мясо“». «Мясом» ведь когда-то стали в просторечье называть... «Спартак» – из-за того, что в 1930-е годы предтечей этого клуба была Промкооперация. Годах в 1970—80-х поклонники других клубов пренебрежительно называли этим словом болельщиков «Спартака», в школах это было одной из самых обидных дразнилок, отражалось оно и в заборных «граффити», где к нарисованному мелом спартаковскому ромбу соперники злорадно приписывали с одной стороны буквы «мя», с другой – «о». В последнее время неформальное прозвище «легализовалось», молодые спартаковские поклонники сами принялись с гордостью именовать себя «мясом». И даже игроки Егор Титов с Дмитрием Сычевым, срывая с себя футболки после забитого гола, оказывались в майках с надписью: «Кто мы? Мясо!» После чего эти майки начали на ура продаваться на околостадионных лотках со спартаковской атрибутикой. И продаются по сей день.
Есть какая-то мрачная символика в том, что Романцев, капитан и самый успешный по титулам тренер в истории «Спартака», во всеуслышание объявил о необходимости «резать мясо». Пусть и имея в виду совсем другое.
Слова материализовались.
21-летний Тихонов пришел в «Спартак» по ходу первого чемпионата России в 1992 году из подмосковного Реутова, где играл в третьей по счету лиге за более чем скромный «Титан». Встретился однажды «Титан» со спартаковским дублирующим составом, и, на счастье Тихонова, на ту игру приехал Романцев, который в те годы посещал почти все матчи резервистов, а в конце 1990-х ездить на них вообще перестал. А тогда Тихонов был замечен и приглашен. Любопытная деталь: тот матч «Титан» проиграл, и Андрей не забил. Но в ту пору за Романцевым водилась слава видеть на поле то, что недоступно другим. Даже по какому-то одному движению он мог вычислить будущего мастера. Этот-то вкус на игроков выдающемуся тренеру спустя десять лет начнет безбожно изменять...
Всего годом ранее, когда еще разыгрывалось первенство СССР, не было и речи о том, чтобы эта командочка, «Титан», выступала на профессиональном уровне. Вот и думай теперь: если бы не развалился Союз и не упал резко уровень соревнований, разве появился бы у Тихонова в его «Титане» хоть малейший шанс попасть в «Спартак»? Жизнь – она вся состоит из необъяснимых парадоксов.
Поразительно, что родился Тихонов в нескольких сотнях метров от родного дома красно-белых – базы в Тарасовке. Судьба? Но футболом он занимался вовсе не в спартаковской школе, а в секции своего родного подмосковного Калининграда, ныне Королева. А когда исполнилось 18, ушел служить. Да не просто в армию – во внутренние войска, в Сибирь, охранять заключенных. Вспоминать о тех временах он не любит.
Андрей рассказывал мне, что за два года службы ни единожды (!) не коснулся мяча. А на вопрос: «Возникала ли там угроза вашей жизни?» ответил: «Не раз. Но зачем сейчас об этом вспоминать?»
Для профессионального футболиста такого уровня, который, по всеобщему убеждению, обязан тренироваться лет с шести-семи, как автомат, дни, месяцы и годы напролет, такой сюжет кажется невероятным. Но если как следует покопаться, в судьбе каждого по-настоящему большого спортсмена что-то не будет укладываться в обывательском сознании. Потому и сходят с ума, глядя на них, миллионы здравомыслящих вроде бы людей.
Попав в «Спартак», Тихонов успел получить благословение своего предшественника по статусу главного кумира спартаковских болельщиков – Федора Черенкова. Человека, возведенного красно-белой публикой в ранг святого.
Для несметного числа людей, в том числе и для автора этой книги, именно Черенков, а не Пеле, Марадона или Роналдинью – вопреки всякой сухой логике, любимый футболист всех времен и народов. И пусть ему не довелось сыграть ни на одном чемпионате мира, пусть о нем мало кто знает за рубежом, на оценку роли Черенкова любым «спартачом» 1980-х этот факт никак не влияет. Что-то было в Феде (только так его называли на трибунах, ни в коем случае не полным именем и уж тем более не по фамилии) такое, что заставило многие тысячи людей плакать на стадионе «Динамо» и у телеэкранов, когда в августе 1994-го в перерыве его прощального матча против итальянской «Пармы» он бежал под пение Тамары Гвердцители «Прощай, король!»; что и сегодня заставляет в городах всего бывшего Союза ломиться на матчи ветеранов «Спартака» аудиториям в 20–30 тысяч зрителей и уходить оттуда со слезами на глазах. Слезами ностальгии и романтического футбола, какого сейчас уже нет. Футбола Черенкова.
Гений дирижера атак совмещался в нем с субтильной фигурой, которую, казалось, вот-вот затопчут могучие соперники, но он ускользал от них, вызывая людской восторг, какой всегда испытываешь, видя торжество физически более слабого, зато озорного и искусного. А еще – с тихим, еле слышным голосом, какой-то виноватой улыбкой и потрясающей для футболиста такого масштаба стеснительностью. В 1987-м году он забил свой сотый гол в матче с днепропетровским «Днепром» с неверно назначенного судьей пенальти – так, представьте, его до сих пор мучает совесть, что не отказался подойти тогда к 11-метровой отметке. Черенков не боится признаться в этом на всю страну...
Он заслужил гораздо более счастливую судьбу. В 1983-м Черенкова загоняли матчами во всех возможных турнирах – и за клуб в Союзе и европейских кубках, и за первую, и за молодежную сборную – и ранней весной следующего года психика игрока дала срыв. С тех пор Федору неоднократно приходилось проходить курсы лечения, и играть он мог далеко не всегда. Но без Черенкова «Спартаку» никогда бы не завоевать два остававшихся на его долю титула чемпионов СССР – в 1987-м и 1989-м.
В 1990-м Валерий Лобановский вновь не дал ему шанса, на сей раз последнего, сыграть на чемпионате мира. Спартаковские болельщики выли от негодования и ненавидели выдающегося киевского тренера лютой ненавистью. Когда сборная без Черенкова не снискала лавров в Италии, поэт-песенник Игорь Шаферан откликнулся в еженедельнике «Собеседник» четверостишием: