Служба такая...

— Второе, — начальник угрозыска помедлил, поглядел на девушку. — Впрочем, второе, Андрей Филиппович, вам расскажет Клавдия Александровна Боровлянкина.

— Да! — оживился следователь, задержав серые, чуть выпуклые радостные глаза на чистом лице девушки.

Боровлянкина вскинула голову. Улыбнулась. Как не улыбнуться: всегда звали Клава или Клавка, а тут вдруг — Клавдия, да еще и Александровна! Она, конечно, не догадалась, что по имени и отчеству ее назвали лишь потому, чтобы вызвать улыбку, подбодрить перед допросом.

Андрей Филиппович и Клава поднялись на второй этаж и оказались точно в таком же кабинете, какой только что покинули. Только здесь два стола, а там — один.

— Садитесь, — услужливо предложил следователь, направляясь к столу.

— Спасибо, — Клава села.

Солнце падало на стол. Михайлов задернул легкую салатовую шторину. Теперь лучи не отражаются от настольного стекла, не бьют в глаза, не заставляют жмуриться.

— Я готов слушать, Клава.

— Даже не знаю, как начинать, — несмело заговорила Боровлянкина. — Правда.

— Игоря Вяткина знаете?

— Знаю. Он жил в нашем поселке. Веселый такой был…

— Вот вы уже начали. Продолжайте. Расскажите, как вы его знаете? С какого времени? С кем он дружил? В чем заключалась дружба? Ссорился с кем или нет? Когда вы видели его последний раз? Где? С кем? Или был он один?

— Вы столько назадавали вопросов, что их не удержишь в голове.

— Говорите, что знаете. Что забудете — вспомним. Хорошо?

— Ладно, — Клава кивнула головой, отметила: «Голос у следователя добрый, приятный. Да и лицо… Молодой, наверное, красивый был. Вообще дядька ничего. Добрый».

— Смелей, Клава, смелей!

— Вобщем, Игоря мы видели последний раз в двенадцатом часу ночи. В ту же ночь его не стало…

— С кем вы были?

— Со Светкой Менщиковой.

— Где видели?

— В автобусе. Мы стояли на остановке… А он и Ленька Сорокин проехали мимо нас на кольцевом. Они сидели рядом. У окна. Их было видно.

— Кто такой Сорокин? Где живет?

— Тоже из нашего поселка…

Разговор затянулся. Не отрывая глаз от бумаги, Андрей Филиппович торопливо записывал все, что рассказывала Боровлянкина о Вяткине и Сорокине. На некоторые вопросы она ответить затруднялась, отрицательно крутила головой, говорила: «Не знаю».

Но вот поставлена последняя точка. Протокол прочитан, подписан. Андрей Филиппович поблагодарил Клаву, проводил до порога, тепло попрощался. Возвращаясь к столу, довольно потирал узкие ладони, думал: «Если Вяткин и Сорокин, как утверждает Боровлянкина, должны сойти на одной остановке, то докуда они шли вместе? Где разошлись? Что нового внесет в расследование допрос Сорокина?»

У телефона приютился маленький настольный календарь. Перевернув листок, Михайлов под числом написал: «Допросить Сорокина». Воткнув авторучку в гнездо, поднял телефонную трубку, несколько раз крутнул диск. После второго длинного гудка на другом конце провода послышался мужской голос.

— Михайлов говорит. Здравствуйте!

— Здравствуйте, Андрей Филиппович!

— Я насчет экспертиз по делу Вяткина. Исследования закончены или нет?

— Да, закончены.

— Какие результаты?

— Положительные.

— Серьезно?

— Нам шутить некогда.

— Сейчас можно приехать?

— Нет. Заключения не отпечатаны.

— Когда будут готовы?

— Завтра утром. К десяти примерно.

— Спасибо. До свидания.

— До свидания.

Трубка плавно легла на рычаги. Андрей Филиппович поднял полусогнутую руку. Стрелки часов разлетелись в противоположные стороны, показывая 18.00. «На сегодня хватит, — решает Михайлов. — Завтрашний день потребует много сил и может оказаться решающим в раскрытии преступления. Во-первых, Каблуков будет прижат к стенке заключениями экспертов. Он, видимо, признает свою вину. Она доказана. Во-вторых, хоть что-нибудь да расскажет Сорокин. Может, даже видел, как Игоря шарахнула машина».

Мысли о завтрашнем дне еще долго не оставляли Андрея Филипповича. Даже придя домой, не мог освободиться от них. Пока Галина хлопотала у плиты, он сидел на диване с развернутой газетой, которую скоро опустил на колени, закрыл глаза и мысленно увидел Каблукова. В следственную комнату КПЗ его сопровождает, поторапливая, дежурный Палкин, маленький, но боевой старшина, у которого на груди три ряда наградных колодок…

Утром раньше обычного Андрей Филиппович появился в райотделе. В коридоре, как всегда в такое время, было тихо. Около дежурного, склонившегося над развернутым журналом, куда записываются происшествия, стоял начальник уголовного розыска. Заметив Михайлова, появившегося в большом окне, Константинов кивнул. Андрей Филиппович зашел в «дежурку», поздоровался.

— Новость есть, — сообщил Федор Романович, когда обменялись рукопожатиями.

— Хорошая? Плохая?

— Хозяина полуботинка нашли.

— Неужели?

— Да.

— И кто он?

— Алексей Сорокин.

— Сорокин? Что вы говорите!

— Тот самый Сорокин, которого видели в автобусе с Вяткиным.

— Любопытно.

— Скажу больше: у Сорокина лицо и руки в ссадинах.

— Да? — у Михайлова вытянулся подбородок, глаза расширились, брови прыгнули на лоб. — Вот это ребус, черт побери.

— Именно. Говорят, подрался с кем-то.

— Его не допрашивали?

— Нет, не шевелили. Думаем, вы займетесь.

— Да, конечно. Мне все равно его допрашивать надо. Теперь тем более.

— Если на этот счет интересуют наши бумаги, заходите, знакомьтесь.

— Хорошо, зайду. Больших преступлений за ночь не было?

— Нет. Так, кое-что из мелочи есть.

Поговорив немного, следователь вышел. Ровно в десять он появился у криминалистов, получил материалы экспертиз и сразу же, не обращая внимания на предложенный стул, начал читать стоя. Его больше интересовали выводы. Глаза быстро пробежали исследовательскую часть заключения, остановились на самом важном тексте: «Клочок материала, изъятый с автомашины… ранее составлял одно целое с плащом, снятым с трупа гражданина Вяткина».

— Та-ак, — сказал сам себе Андрей Филиппович, осторожно положил на стол прочитанный лист и стал читать второе заключение. И опять выводы категорические: «Стекла, обнаруженные при осмотре места происшествия… одинаковы по химическому составу и флуоресценции с осколками стекол, изъятых с машины… Химический состав тех и других стекол: кремний, цинк, кальций, натрий, магний, бор, медь, алюминий…»

— Значит, машина налетела на Вяткина, — задумчиво рассуждал следователь, потирая правой ладонью острый подбородок. — Теперь Каблуков заговорит правду, отпираться бессмысленно, сам поймет.

Через полчаса Каблуков, обросший щетиной, сидел перед Михайловым и давал новые показания. Ознакомившись с результатами экспертиз, он с минуту не шевелился, хмурился. Затем еле слышно выдохнул:

— Пишите.

— Вот это другой разговор. Нам нужна правда. Понимаете?

Каблуков молча кивнул лохматой головой.

— Итак, слушаю, — Андрей Филиппович навалился грудью на стол, продолжая глядеть на заросшее лицо допрашиваемого.

— На перекрестке попала встречная машина. Я погасил фары. Свет встречной машины ударил по моим глазам. Есть среди нас, шоферов, подлецы… Меня ослепило. В этот миг что-то стукнулось о мою машину. Я включил дальний свет. Правая фара не горела. Не останавливаясь, я поехал дальше… Утром переставил стекло с левой фары на правую. Только выехал на улицу — меня задержали.

— Были ли вы знакомы с Игорем Вяткиным?

— Нет.

— Признаете ли тот факт, что именно вы сбили машиной Вяткина?

— Выходит, я.

— Почему сразу не остановили машину?

— Сперва растерялся, потом побоялся…

— Значит, уже тогда вы поняли, что совершили наезд?

— Предполагал. Но человека я не видел.

— А вообще кого-нибудь из людей видели на том перекрестке?

— Тоже нет.

Вопросы — ответы. Вопросы — ответы. Большая часть времени у следователя занята допросами, нередко изнурительными. Без допросов невозможно установить истину. А она, истина, порой запрятана так глубоко, вплетена в такие сложные ситуации, что добыть ее не так-то просто. Вот и сейчас, отправив Каблукова в камеру, Андрей Филиппович не успокоен его признанием, не спешит закончить расследование. Потому что не убежден, в какой степени виновен Каблуков, хотя явные доказательства налицо.