Страница 3 из 44
— Слухай боевую задачу! — начал громко. — Первая «эрэлэс» становится… ось там! — указал в сторону мазанки Кима. — Взвод управления дислоцируется ось тут, — махнул в сторону кроваво-красной от раздавленных арбузов колеи. — Хозвзвод роет окопы для стрельбы стоя, а на тому пригорку разворачивае походно-полевую кухню. Вопросы е?..
Перед строем вырос маленький узкоглазый кореец с желтым морщинистым лицом.
— Что ты хочешь, парень, а? — улыбаясь, негромко обратился к Семихову. — Арбуза хочешь? Бери, ешь. Зачем давить, а?
— Не мешай выполнять приказ, папаша, — артистично отмахнулся Семихов и зычно скомандовал: — Р-разойдись!
Кореец казался невозмутимым:
— Какой приказ, парень, а? Твой приказ — ракеты пускать, мой приказ — бахчу охранять. Я к тебе на полигон ходил, а?.. Зачем ты на колхозную бахчу едешь?
— Да иди ты со своей бахчой! Нам границу охранять нужно, понял? Со дня на день твои земляки нападут, — Семихов, очевидно, принял его за китайца.
Восемь человек, в меру своих способностей создавая иллюзию занятости, не отходили от машин и тихо ржали, потешаясь над глуповатым сторожем.
— Мои земляки не нападут, — сказал Ким вдруг серьезно, — зря ты столько арбузов напортил. Езжай, а?
Семихов перекинул на спину автомат.
— А…а! — передразнил. — Бэ!.. Я сказал: приказ у меня, ясно? Отвали, — легонько отодвинул Кима.
— Последний раз прошу, парень: уведи машины с бахчи, — сдержанно произнес кореец.
— А то что — из двустволки стрелять начнешь? — смерил его Семихов презрительным взглядом.
Солдаты засмеялись. Кто-то захмелевший демонстративно клацнул затвором и прицелился в Кима: «Пуф! Пуф!» Ким напрягся, быстрым цепким взглядом провел по лицам.
— Ким стрелять не умеет, — сказал еще тише и вежливее, растянув губы в виноватой улыбочке. — Ким вас в эту машину сложит и вывезет с бахчи, а потом остальные машины туда приведет: там площадка удобная, сверху Китай видать, и локатору лучше. Тебе ведь там развернуться приказали, а?.. Зачем бахчу пахал?
Семихов уже понимал, что желанных арбузов ему не видать, разворачивать же локаторы действительно было приказано на том самом месте, куда указал Ким. Но и признавать себя побежденным сержант не желал, а потому начал заводиться:
— Уйди! — скинул автомат и, явно работая на публику, закричал с ложным пафосом: — Мне приказано защищать Родину, и я буду стоять до последней капли крови!
Ребята похватались за животы. Ким тоже улыбнулся, выждал, пока наступит относительная тишина, и сказал, пристально глядя на Семихова:
— Вот видишь, парень: тебе приказано Родину защищать, а ты колхозные арбузы давишь.
Непонятно почему сержант вдруг отлетел в сторону и замер, стукнувшись башкой о бампер «урала». Солдаты после секундного замешательства бросились к корейцу, на бегу устрашающе размахивая прикладами незаряженных «акаэмов». Но словно не человек, а тень металась между телами нападавших: вертелась в сальто, выбрасывая почти невидимые ноги вправо и влево, каждым движением, одного за другим, отправляя разгоряченных парней на мягкую землю возделанной бахчи… Все это длилось не больше двадцати секунд. Потом сторож встряхнул руками, болезненно поморщившись, поклонился телам и что-то проговорил по-корейски.
Я был за демобилизованного весной водителя, вина не пил, а за развернувшимся поединком наблюдал из-за баранки «урала». Когда все кончилось, вышел из кабины и подошел к сторожу.
— Научите меня, — попросил.
Он улыбнулся.
— Помоги, а? — кивнул на парней.
Все было, как он предсказал: мы погрузили девять стонущих, плачущих, нокаутированных человек в кунг управленческой машины, перегнали РЛС к сопке за пределы бахчи. Ким развел костерок, приволок закопченный чайник, хлеб, рыбу. Присел у костра рядом с очухавшимися солдатами, протянул к пламени ладони в шрамах.
— Мои земляки не нападут, — повторил после долгой паузы, глядя на огонь. — Поешьте пока.
И ушел в сумерки. Я догнал его.
— Извините нас, — попросил за ребят.
Ким покивал, неизменно улыбаясь, подал мне руку и сказал то, что я так хотел услышать:
— Отслужишь — приходи…
Я отслужил. Съездил на месяц в Москву, а потом вернулся и устроился работать в колхоз «Приморский».
Заниматься Ким со мной начал с полутора часов, а заканчивал шестью часами в день. Себя я не жалел: падал от изнеможения, терял сознание от ударов своего спарринг-партнера Хана, недоедал, чтобы не увеличивать вес, недосыпал, экономя время. Каждый день с пяти утра прыгал с утяжелителями, бегал на сопку к облакам и кубарем скатывался вниз; стонал от боли, растягивая связки, в кровь разбивал пятки и локти, ломая доски, но, несмотря на все это, до Кима и Хана мне было далеко… Зато когда, спустя три года, я вернулся домой, большинству таэквондистов столицы было ох как далеко до меня!
Не помнивший отца, я всегда считал, что меня воспитал Ким Чель за то время, что я провел в «Приморском». По гроб жизни буду благодарен этому колхозному сторожу с искалеченными снарядом запястьями.
От борща я отказался. Мы с сестренкой выпили по сто граммов припасенного ею портвейна за Мишкино здоровье; племяш налегал на лимонад и торт, утыканный елочными свечками.
— Дядь Женя, а ты когда приедешь? — спросил, жуя.
— Послезавтра. Привезти тебе чего?
— Что оттуда можно привезти, кроме радиации? — усмехнулась сестра.
— А в тамошнем зоопарке диплодоки есть? — поинтересовался племянник.
Я задумался. Об этих животных мне ничего не было известно.
— Нет там никаких диплодоков, — пришла на помощь Танька, — они давно вымерли, еще в меловой период.
— От чего вымерли, от радиации?
Сестра у меня умница, несчастливая только. Алименты — основной источник ее существования. Она училась в десятом, когда умерла мама. Я вынужден был расстаться с Кимом, вернулся в Москву и устроился в милицию, чтобы как-то прокормить ее и себя. До самого замужества Танька донашивала мамины платья, и теперь, закончив институт, снова сидела без работы. Я посмотрел на Мишку и подумал, что отсутствие отцов, должно быть, передается по наследству — наши с ним судьбы в этом смысле похожи.
— Дядь Женя, а ты бы волка победил?
Шокируя сестру, я выдал запас знаний, заимствованных у Квадрата:
— Волк — это созвездие в небе над Южным полушарием. Как раз рядом с Центавром. Послезавтра сходим в планетарий — покажу.
— А ты меня с собой в Киев возьми, — неожиданно предложил племянник.
Идея мне понравилась, но я вспомнил о предстоящей работе.
— Там, Мишаня, радиация. Ты же не хочешь вымереть, как диплодок? — покосившись на часы, я поднялся из-за стола. — Мерси! Мои наилучшие пожелания племяннику и его очаровательной мамочке.
Клятвенно пообещав Мишке сводить его в планетарий, я ушел не прощаясь: так легче переносится разлука и быстрее бежит время…
На улице сгущались сумерки. Осталось смотаться домой — и на вокзал.
3
В отличие от пушкинского героя, я пришел домой не в то время: «командирские» подвели. Оказалось, что они остановились сорок минут назад. Вместо запланированного часа на сборы у меня оставалось двадцать минут. Хозяйки дома не было. Я написал ей записку и вместе с деньгами за квартиру сунул в вазу. Потом принял холодный душ (не потому, что так делают сыщики в чейзовских романах: наша котельная не работала уже целую неделю), побрился, надел свежую рубаху и положил в карман паспорт и маленький финский футляр с зубной щеткой и бритвенным станком.
Уже у самого выхода меня настиг телефонный звонок.
— Алло, Столетник на проводе!
— Дядь Женя… — Мишкин голос звучал задумчиво-грустно.
— Что стряслось, Мишаня?
— Дядь Женя, а когда мне будет двенадцать лет, а у тебя будет много-премного денег, ты подаришь мне живую собаку, ладно?