Страница 11 из 16
Кроули нахмурился.
– Не думаю. Уверен, что нет. Что-то у них с детенышами. Короче. – Он взял себя в руки. – Я говорю. Я говорю. У них мозги.
Он потянулся за бутылкой.
– Что у них с мозгами? – спросил ангел.
– Большие мозги. Вот что я говорю. Большие. Большие. Большие-большие. А есть еще киты. Мозговые центры, точно говорю. Представляешь, океан, полный мозгов?
– Кракен, – угрюмо заметил Азирафель, уставившись в стакан.
Кроули пристально и холодно посмотрел на него, давая понять, что только что на рельсы его сознания прямо перед паровозом подбросили огромное бревно.
– Что?
– Большущий сукин сын, – пояснил Азирафель. – Под грохотом чудовищных валов. Он в глубине среди поли… среди полип… чтоб их, среди кораллов!… спит. И предположительно, всплывет на поверхность, когда закипят моря.
– Ну да?
– Факт.
– Вот такие дела, – Кроули с трудом сел прямо. – Океан кипит, бедные дельфинчики свариваются в уху, и никому до этого нет дела. То же самое с гориллами. Ух ты, скажут они, небо покраснело, звезды падают, что они такое добавляют в бананы? А потом…
– Ты знаешь, они вьют гнезда. Гориллы.
Азирафель налил себе еще. Это ему удалось с третьей попытки.
– Да ну.
– Истинная правда. В кино видел. Гнезда.
– Это птицы, – сказал Кроули.
– Гнезда, – настаивал Азирафель.
Кроули решил не настаивать.
– Вот такие дела, – сказал он. – Все создания, большие и мертвые. То есть малые. Большие и малые. И у многих есть мозги. И тут – ба-ДАММ!
– Ты же приложил к этому руку, – сказал Азирафель. – Ты искушаешь людей. Искусно искушаешь.
Кроули стукнул стаканом по столу.
– Это другое. Они не обязаны соглашаться. И в этом-то вся непостижимость. Это ваши придумали. Все бы вам испытывать людей. Вплоть до полного уничтожения.
– Ладно. Ладно. Мне это не больше нравится, чем тебе, но я же говорил: я не могу не повиновы… повинови… не делать, что сказано. Я – анх-хел.
– А в Раю нет театров, – сказал Кроули. – И почти нет кино.
– Меня искушать даже не пытайся, – сказал Азирафель несчастным голосом. – Знаю я тебя, змей старый.
– Только представь, – безжалостно продолжал Кроули. – Ты знаешь, что такое вечность? Знаешь, что такое вечность? Нет, скажи, ты знаешь, что такое вечность? Вот смотри: стоит большая скала, представил? В милю высотой. Огромная скала, высотой в милю, на краю Вселенной. И вот каждые тысячу лет – птичка.
– Какая птичка? – с подозрением в голосе спросил Азирафель.
– Такая птичка. И каждую тысячу лет.
– Одна и та же птичка каждую тысячу лет?
– Ну… да, – неуверенно сказал Кроули.
– Нехилый возраст у птички…
– Ладно. И каждую тысячу лет эта птичка летит…
– Ковыляет. С трудом.
– …летит к этой скале, и точит себе клюв…
– Постой-ка. Не выйдет. Отсюда до края Вселенной просто куча… – ангел, шатаясь, помахал руками, чтобы показать, сколько именно, – куча чего только не! Вот…
– А она все равно туда добирается, – настаивал Кроули.
– Как?!
– Неважно!
– Наверно, на ракете, – сказал ангел.
Кроули решил несколько ослабить напор.
– Ладно, – сказал он. – Пусть так. Короче, эта птичка…
– Но мы же говорим о крае Вселенной, – рассуждал Азирафель. – Так что если это ракета, тогда такая, из которой на другом конце вылезают твои потомки. Так что ты им должен об этом сказать: И, взойдя на гору, сделайте вот что… – Он неуверенно взглянул на Кроули. – Что им там делать?
– Поточить клюв о камень, – подсказал Кроули. – Потом она летит обратно…
– …в ракете…
– А через тысячу лет она прилетает, и снова точит себе клюв, – скороговоркой выпалил Кроули.
Над столом повисла особая, нетрезвая тишина.
– Столько сил – только чтобы поточить клюв? – задумчиво произнес Азирафель.
– Дослушай, – упорствовал Кроули. – Смысл в том, что когда птичка сточит скалу до основания…
Азирафель открыл рот. Кроули был просто уверен, что он собирается сделать замечание об относительной твердости ороговевших тканей птичьих клювов и гранитных скальных пород, и рванулся в атаку.
– …обязательный просмотр «Звуков музыки» еще не закончится!
Азирафель замер.
– А ты будешь получать от этого удовольствие, – неумолимо продолжал Кроули. – Искреннее удовольствие.
– Милый мой, но…
– Выбора у тебя не будет.
– Но послушай…
– Вкус у Рая отсутствует начисто.
– Но…
– И ни одного японского ресторана. Даже суши-баров нет.
По внезапно посерьезневшему лицу ангела скользнула гримаса боли.
– Мне это не под силу, когда я пьян, – сказал он. – Ты как хочешь, я трезвею.
– Я тоже.
Оба зажмурились, пережидая, пока алкоголь улетучится из организма, и сели прямее. Азирафель поправил галстук.
– Я не могу вмешиваться в божественный план, – хрипло сказал он.
Кроули несколько секунд задумчиво созерцал стакан, а потом вновь наполнил его.
– А в дьявольский можешь? – спросил он.
– Прошу прощения?
– Так ведь это дьявольский план, разве нет? Мы по нему работаем. В смысле – наши работают.
– Ну конечно, только он – часть общего божественного плана, – сказал Азирафель. – Вы просто ничего не можете сделать, если это не является частью непостижимого божественного плана, – добавил он, с ноткой самодовольства в голосе.
– Ага, как же!
– Нет, в этом-то все и дело, если зреть… если… – Азирафель раздраженно щелкнул пальцами. – Как это ты любишь выражаться? Если зреть в корне.
– Зреть в корень.
– Да, именно так.
– Ну… если ты в этом так уверен, – сказал Кроули.
– Абсолютно.
Кроули лукаво взглянул на Азирафеля.
– Значит, ты не можешь быть уверен – поправь меня, если я ошибаюсь – ты не можешь быть уверен, что противостоять ему не является частью этого самого плана. Я хочу сказать, предполагается, что ты противостоишь дьявольским козням на каждом шагу, разве нет?
Азирафель колебался.
– В общем, да…
– Как увидишь козни, сразу им противостоишь. Правильно?
– Ну, в широком смысле, конечно. На самом деле я подвигаю людей, чтобы козням противостояли они. Непостижимость, ты же понимаешь.
– Именно, именно. Значит, все что тебе нужно делать – это противостоять козням. Потому что если я хоть что-нибудь понимаю, рождение – это только начало. Важно воспитание. Влияние. Иначе ребенок никогда не научится использовать свои силы. – Он запнулся. – Во всяком случае, именно так, как предполагалось.
– Разумеется, наши не будут возражать против того, чтобы я расстраивал твои планы, – задумчиво произнес Азирафель. – Совсем не будут.
– Именно. Еще одно перышко в крыло добавят. – Кроули подмигнул Азирафелю.
– Что же случится, если ребенок не будет воспитан в сатанинском духе? – размышлял Азирафель.
– Может быть, ничего. Он ни о чем и не узнает.
– Но наследственность…
– Не надо мне про наследственность. Она-то тут при чем? – наседал на него Кроули. – Посмотри на Сатану. Создан ангелом, вырос Главным Врагом. Если уж говорить про генетику, можно с таким же успехом утверждать, что малыш вырастет ангелом. В конце концов, его отец в прежние времена занимал немалый пост в небесах. Так что говорить, что он вырастет демоном только потому, что его папаша демоном стал – все рано, что считать, что если отрезать мыши хвост, она будет рожать бесхвостых мышей. Нет. Воспитание – это все. Можешь мне поверить.
– А без не встречающего сопротивления сатанинского влияния…
– Ну, в худшем случае Преисподней придется все начать заново. И у Земли будет по меньшей мере еще одиннадцать лет. Стоит того, чтобы попытаться, а?
Азирафаль снова задумался.
– Так ты говоришь, в самой природе ребенка не заложено зла? – медленно проговорил он.
– В нем заложена возможность зла. И, точно так же, возможность добра – скорее всего. Всего лишь две могущественные возможности, дожидающиеся своего часа, – пожал плечами Кроули. – В любом случае, почему мы говорим о добре и зле? Это всего лишь названия команд. Мы-то знаем.