Ответственность

Подплыла официантка, оскорбленная и снисходительная, будто ее только сейчас сняли с директорского поста и бросили на низовую работу.

— Еще ничего не готово, только яичница и кофе, — объявила она.

— Скажите, пусть сделают омлет с ветчиной, — приказала Таисия Никитична. — И кофе чтобы крепкий был, настоящий, а не как в прошлый раз.

— Пожалуйста… — слегка опешила официантка, но, очевидно, вспомнив «прошлый раз», взяла себя в руки. Удаляясь, все же прошипела: — Подумаешь-ш-ш-шь.

Сеня засмеялся:

— Вот тебе пример, во что превращается человек, не признающий авторитетов. Ты так мне писала.

— Да, — согласилась Таисия Никитична. — Но мы говорим о Бакшине и не будем отвлекаться. Он именно такой человек, о каком я тебе писала и говорила. Он — преданный до конца своему делу. Высокой чести человек. Он и от всех требует дела, и только дела.

— Понимаю. А человек хочет жить как человек, а не только выполнять какие-то функции. Ты когда-то поспорила с ним на эту тему. Но ведь тогда была война, может быть, он сейчас переменился?

— Такие не меняются. Он, я думаю, и до войны таким же был.

— Ты хочешь, чтобы я доказал ему то, чего ты не могла доказать?

— Это уже сделало время. Тебе осталось просто напомнить ему об этом, чтобы добиться своего. И я уверена, что тебя многие поддержат.

Появился омлет, приготовленный по всем правилам, и разговор на время прекратился. Когда тарелки опустели, Таисия Никитична сказала:

— Обязательно пригласи его к нам.

— Удобно ли? Подумают, что я его задабриваю.

— Про Бакшина такого не подумают.

— Разве что когда все кончится. Перед самым его отъездом.

— Во всяком случае, он — гость, а мы — хозяева.

Появился кофейник и чашки. Официантка, разглядывая верхушки тополей, снисходительно сообщила:

— Есть горячие пирожки…

— Отлично, — жизнерадостно сказал Сеня. — Тебе сколько, мама?

Оторвавшись от тополей, официантка не без удивления посмотрела на Таисию Никитичну, слишком, по ее мнению, молодую для такого великовозрастного сына.

С пирожком в одной руке и чашкой в другой Сеня сказал:

— А теперь самое главное…

— Что, еще новость?

— Нет. Вернее, да. Еще одна старая рана. — Он поставил чашку и пальцами коснулся того места, где, по его мнению, открылась у него в груди эта рана. — Завтра приезжает Ася.

Увидав, что Таисия Никитична тоже прижала ладонь к сердцу, он уточнил:

— Или послезавтра.

— Она сама написала тебе об этом?

— Я написал ей.

— Когда? А я и не знала.

Но узнав, что и сын только сегодня послал телеграмму, она покачала головой.

— Ты думаешь, этого достаточно через десять-то лет? Я бы, наверное, еще подумала.

Таисия Никитична знала о непоколебимом Асином решении быть всегда похожей на нее самою — для этого Ася стала хирургом и парашютисткой. И Таисия Никитична, как и все Сенины друзья, ждала, когда же наконец Ася и Сеня будут вместе. И все осуждали Сенину медлительность, — ведь ему двадцать шестой год. Чего он ждет?

Все это так, но Таисии Никитичне все равно показалось это сообщение самым потрясающим из всех сегодняшних новостей. У нее слегка заныло сердце, но она заставила себя улыбнуться:

— Вот и хорошо. Вот и отлично, как бы сказал наш папа.

И замолчала. Да, он так говорил, но только в том случае, когда он хотел, чтобы было отлично. Когда на самом деле не было очень уж отлично. Увидав удивленные и встревоженные глаза сына, она похлопала его по руке и строго, как бы приказывая сама себе, проговорила:

— Мы сделаем так, чтобы все было отлично.

ДВЕ ТЕЛЕГРАММЫ

Дежурство выдалось легкое, и Ася отлично выспалась. Проснулась она, когда уборщицы в коридоре начали греметь ведрами. В дежурку заглянула старшая медсестра Ваулина — Асина соседка по квартире.

— Проснулись, доктор? — Поджимая толстые добрые губы, она сообщила: — Дмитрий Дмитриевич звонил. Только я успела прийти, как тут и звонок.

— Что ему надо?

— Я хотела разбудить вас. Он не велел. Пусть, говорит, отдыхает. Не ко всем он такой заботливый. Других, если надо, среди ночи подымет…

Не желая продолжать этот разговор, Ася заговорила о делах, но у сестры были какие-то свои мысли, которыми ей немедленно надо было поделиться. Ответив на деловые вопросы, она снова сообщила:

— Говорит он, какая-то телеграмма получена относительно вас или для вас, разобрать было невозможно. Он так бормотал.

Дмитрий Дмитриевич Селезнев — заведующий райздравом, Асин товарищ по институту. Первый раз он объяснился ей в любви, когда она была еще на втором курсе, а он на четвертом. Она сразу же сказала, что любит другого, Сеню Емельянова, и уже давно, чуть ли не с самого детства. Это сообщение не очень на него подействовало: подумаешь, детская любовь, у кого этого не было, — и он настойчиво продолжал ухаживать за Асей. Объяснялся в любви не чаще, чем раз в семестр, а все остальное время был отличным, заботливым товарищем. Они почти всегда были вместе, и все в институте так к этому привыкли, что только и ждали, когда же они наконец поженятся. И дома мама и отец тоже этого ждали, считая, что так и должно быть, что ничего лучшего желать не надо. Поэтому никого не удивило, когда Ася по окончании института получила назначение в тот же район, где доктор Селезнев после двух лет работы в больнице был назначен заведующим райздравом. Но скоро Ася поняла неудобство своего положения, хотя она и старалась не обращать никакого внимания на все разговоры и намеки.

Однажды она сказала Дмитрию Дмитриевичу:

— Знаешь, мне уже это надоело. Сегодня Верочка, почтальонка, милая такая девочка, спрашивает: «Когда ваша свадьба, мы все уж истомились в ожидании?»

— А в самом деле, когда? — спросил он с таким деловым видом, словно у них все уже давно решено и только какие-то незначительные препятствия мешают им сыграть свадьбу.

— Я тебе все и давно уже сказала. Вам, Дмитрий Дмитриевич… Вам, вам, товарищ заврайздравом…

— Несерьезно это все у тебя, — он задумчиво усмехнулся. — Детские мечты.

Разговор на этом закончился, и все осталось по-прежнему, но у Аси, как и всегда после очередного признания в любви, было такое чувство, словно еще ничего не окончено, и с нее взято слово подумать, прежде чем ответить окончательно. И при встрече он всегда посматривал на нее так, словно ждал, когда же она наконец примет решение. Отвратительное состояние неопределенности, которого она не терпела.

В конце концов Ася как-то привыкла к своему положению, надеясь, что и все тоже привыкнут и перестанут задавать глупые вопросы, поэтому утренний разговор с сестрой Ваулиной ничуть ее не удивил и не нарушил ее хорошего настроения. Она отлично отдохнула, и впереди целый день свободы, и надо было обдумать, как его провести с наибольшей пользой.

Обычно ночное дежурство так изматывало, что ни о чем другом и не думалось, как только поскорее бы добраться до своей постели. А тут целый день, как подарок, с которым не знаешь, что делать. В самом деле, что ее ждет? Что, кроме обязательных завтрака и обеда и совсем не обязательных уборки комнаты и очередной постирушки? Можно еще вымыть голову, написать письмо домой, вечером сходить в библиотеку… Вот все дела и развлечения, возможные в райцентре, где кино два раза в неделю и по субботам — танцы в Доме культуры.

Ей двадцать четыре года, только в прошлом году она закончила медицинский институт и по распределению попала в этот пригородный район, так что при желании каждый выходной могла проводить дома. Но чем дольше она жила самостоятельной жизнью, тем реже появлялось такое желание. «Дорогие мои, — писала она родителям, — простите, что редко пишу, я вас очень, очень люблю и всегда буду любить, но вы знаете, какая у меня работа! А какие у меня общественные дела!» И это была чистая правда, а не попытка оправдаться — до этого Ася никогда еще не унижалась. За свои поступки, даже самые незначительные, надо отвечать.