Что нового, киска?

Дилайла вышла из оцепенения, только когда повернула ключ в замке и навстречу ей выбежал Фэтцо. Дилайла села на диван и прижала пса к себе. В такой позе ее и обнаружил Чарли, вскоре вернувшийся домой. Расстроенный и злой, он вышел из ресторана вслед за ней и, не обнаружив ее на улице, совершил беспрецедентный поступок: быстро свернул все веселье и поехал домой. Увидев Дилайлу на диване, живую и невредимую, он вздохнул с облегчением. А он было подумал, что потерял ее навсегда. А этого ему совсем не хотелось. Что бы там ни говорили, он любил ее, хоть и по-своему, как мог любить человек избалованный и эгоистичный.

Следующие несколько дней, несмотря на перемирие, оба чувствовали себя неловко. Чарли просил прощения, Дилайла тоже. Ей не хотелось ссориться и спорить. Она устала от ссор. Почему все так переменилось? Раньше они целыми днями валялись в постели, шептали друг другу на ушко всякие глупости, смеялись над наивными шутками и занимались любовью, а потом засыпали, обнявшись. И все казалось так легко и просто. А теперь вдруг стало сложно. Вожделение и страсть уступили место сомнениям и обвинениям. Они перестали делиться друг с другом своими мыслями, обиды накапливались и не находили выхода.

Дилайла спросила Чарли про Сэма. Про его кафе. И Чарли объяснил ей, что он ни в чем не виноват. Он только повторил то, о чем уже говорил: Сэм ревнует. Такие, как он, всегда обвиняют в собственных несчастьях таких, как Чарли.

– Я вообще понятия не имею, что он имел в виду. Я отобрал у него кафе? – Голос Чарли зазвучал резко. Чарли в неподдельном изумлении всплеснул руками. – Ладно, я могу понять его раздражение от того, что он потерял работу в «Айсберге». Но я-то тут при чем? Этот официант сам себе все испортил – не нужно было уходить. – Чарли смотрел на Дилайлу, как человек, которого оговорили. Врать он умел очень убедительно.

– Он не официант. Он шеф-повар, – мрачно проворчала Дилайла.

– Ну, хорошо, – безразлично кивнул Чарли. – Кто бы он ни был, я не позволю ему встревать между тобой и мной. – Чарли подался вперед, взял ее руку и нежно произнес: – Я люблю тебя.

Три слова. Три коротеньких слова, которые она мечтала услышать с их первой встречи в Центральной больнице Брэдфорда. Три коротеньких слова, за которые когда-то она отдала бы все на свете. Когда слышишь такие слова, кажется, что разворачиваешь подарок. Тот ли это подарок, о котором ты мечтала? Дилайла стояла неподвижно, а Чарли нежно убрал волосы, упавшие ей на лицо. Она закрыла глаза, и он коснулся губами ее губ, медленно раздвинул их языком. Дилайла уже ни в чем не была уверена.

На следующее утро Чарли собрал дорожную сумку. Он сказал, что едет в Корнуолл доснимать документальный фильм и пробудет там два дня. Дилайла лежала в кровати и прислушивалась к его шагам на винтовой лестнице, к стуку захлопнувшейся двери, к шуму мотора его машины. Она почувствовала облегчение. Ей нужно было время, чтобы все обдумать, разобраться во всем, что произошло. Она лежала так целый час, уставившись на белый потолок, на который сквозь шторы попадали полоски света. Наконец она заставила себя встать, добралась до коллекции пластинок Тома Джонса, которую хранила в самом низу шкафа, выбрала один из самых любимых альбомов и, любовно вынув диск из конверта, поставила его на проигрыватель.

Включив проигрыватель на полную громкость, Дилайла прижалась носом к оконному стеклу и стала смотреть на Лондон. Обычно эти песни словно поворачивали время вспять, и Дилайле начинало казаться, будто ее беды и страхи растаяли. Но на сей раз испытанное средство не подействовало. Слишком уж все перепуталось в голове, превратилось в запутанный клубок, в котором не найти ни начала, ни конца. Сплошная мешанина образов: Никки заигрывает с Чарли, Дилайла готовит для нее «коктейль«, спит с Сэмом, ссорится со всеми подряд, Чарли говорит ей: «Я люблю тебя», лицо Сэма – как он кричит на нее под дождем, его кафе… Песня кончилась, началась следующая, а Дилайла все стояла, не шевелясь. И еще одна песня, и еще, потом пластинка кончилась. Тишина вернула Дилайлу к действительности. Но она уже знала, что ей делать.

Она вышла из дома, прихватив Фэтцо, и направилась к Сэму в кафе. Нужно выяснить, что там происходит, и понять, о чем говорил Сэм. Это можно было сделать, только отправившись туда самой. Обычно дорога занимала четверть часа, но сегодня времени ушло в два раза больше: Фэтцо плелся медленно, ему непременно нужно было обнюхать каждый метр тротуара и обежать вокруг каждого фонарного столба. Такое впечатление, что он делал это нарочно – тянул время. Может, ему известно что-то, чего не знает она? Остановившись невдалеке от кафе, Дилайла заглянула за угол. Не хотелось бы наткнуться на знакомых. Меньше всего – на самого Сэма. Но, увидев «Примадонну», она поняла, что этого не произойдет. Исчез полосатый красно-белый навес, пропали деревянные столики со стульями, которые выставляли на тротуар в теплые дни, больше не пахло свежеиспеченными круассанами и только что сваренным кофе. Зато на месте были щиты, закрывавшие окна, и дверь, которая раньше всегда была открыта. Кто-то уже намалевал черной краской: «Скажи «нет» «Макдоналдсу»!», а над дверью болталась табличка «Сдается». Дилайла с грустью и изумлением уставилась на красно-синюю надпись. Что здесь происходит? Еще совсем недавно Сэм собирался сделать из кафе ресторан. Так почему же он вдруг бросил все и ушел?

На лицо Дилайлы упала капля дождя. Она взглянула на небо. Солнце скрылось, небо стало свинцово-серым, покрытым огромными тяжелыми тучами. Казалось, вот-вот начнется гроза. Застегнув куртку до самого верха, Дилайла потянула за поводок и торопливо зашагала в сторону дома. Послышался раскат грома, блеснула молния. Фэтцо взвизгнул и попытался спрятаться между ногами Дилайлы.

– Не бойся, малыш, мы скоро будем дома, – сказала она и пошла еще быстрее. Но было поздно. Дождь, шуршавший в листьях деревьев, усилился и превратился в настоящий ливень: тучи прорвались, и на землю хлынули потоки воды.

– О черт! Побежали! – крикнула Дилайла. Фэтцо рванулся с места, прижав уши. Его лапы скользили на мокром асфальте. Но все было без толку: за несколько секунд они насквозь промокли. Улицы мгновенно опустели, остались только девушка и собака, которые на бегу огибали углубления в асфальте, быстро превратившиеся в глубокие лужи.

Сквозь потоки дождя Дилайла разглядела впереди спасение: в конце улицы большое кирпичное здание в викторианском стиле. Библиотека. Изнутри лился яркий свет, и дверь была приоткрыта, обещая укрытие от дождя. Дилайла подхватила Фэтцо на руки и, прижимая к себе дрожащего пса, побежала через улицу ко входу в библиотеку.

Дилайлу поразила тишина внутри здания. Отжав воду из мокрых волос, она сняла свою выгоревшую куртку, которая от воды снова стала темно-синей, и повесила ее на огромную батарею. Вздрагивая, огляделась по сторонам. Холл был очень большой, из него в саму библиотеку вели две двери. Пахло теплом и влагой. Дилайла хотела было войти внутрь, но вывеска «С собаками не входить» и сердитый вид библиотекарши остановили ее. Она замерла в дверях, потом сделала шаг в холл и с любопытством осмотрелась. Вдоль дальней стены тянулся длинный стол с обычными библиотечными атрибутами: читательскими формулярами, бланками заказов, плакатом о благотворительной церковной распродаже… И вдруг кое-что привлекло ее внимание. Слева, слегка прикрытый объявлением о занятиях в местном бассейне, лежал буклет Вестминстерского колледжа. Дилайла взяла его в руки и, прислонившись спиной к батарее, начала листать. «Бухгалтерское дело», «Бизнес-колледж», «Дизайн». Она остановила свой взгляд на странице с фотографией: студент склонился над чертежной доской. Глаза пробежали по перечню специальностей: живопись, скульптура, дизайн. Внизу она прочитала: «Колледж приглашает выпускников школ (срок обучения – три года) или высших учебных заведений (один год); формы обучения очная и заочная».