Райские псы

Падре Талавера мнется. Не знает, что ответить. Что скажешь, например, старухе святоше, когда она рассказывает, что ей явилась Дева Мария? Для погрязшего в серых буднях священника нет ничего более неприятного, чем столкновение с очевидностью божественного. (Всякая религия, всякая проповедь рождены неверием и неудовлетворенностью, когда в поиске ответов на вопросы ломаются устоявшиеся литературные каноны.)

Тогда заговорил стоявший рядом с ним падре Марчена:

— Сомневаться не приходится, на Рай все это действительно похоже… Есть буквальные совпадения с описаниями Отцов церкви. Редкие фрукты и цветы… Благоуханный воздух, большие реки, белокожие нагие люди!

В спор вступил Талавера:

— Да, падре, все это так. Но существует ли богословское объяснение сего явления, приемлемое для церкви? Что такое ныне то место, где прежде находился Рай? Можно ли там человеку селиться, обрабатывать земли, обращать себе на пользу его богатства? Либо то святая, Божия земля? Думаю, мы можем понять тревогу Его Величества: будем ли мы извлекать выгоду из тех земель, или человеку заказано делать свои дела на них… Или все еще обитает там, пусть временами, Господь наш?

Цепочка вопросов лишь еще больше раздражает Фердинанда:

— В принципе Ватикану нечего соваться в эту историю. Папа Александр сказал свое слово в Тордесильясе: Испании принадлежит все, что располагается к западу от линии, проходящей на расстоянии 370 лиг от островов Зеленого Мыса.

(Фердинанд не забыл и о секретнейшем договоре в Лёчесе (Торрехон), который Первосвященник полностью подтвердил, взойдя на престол святого Петра.) Король взглянул на нунция, и тот чуть заметно кивнул головой. Но Фердинанд понял: все его аргументы в этом споре слишком легковесны и неуклюжи, и они ничуть не снимают серьезных проблем, затронутых в письме Адмирала.

И как назло, послание взяла Изабелла и принялась читать:

— «…есть здесь восхитительные рощи, зеленые острова, а трава растет, как в Андалусии в апреле. Птицы столь сладкозвучны, что ни один человек не захочет по доброй воле покинуть здешние края. Имеются тут стаи попугаев, и числом своим затмевают они солнце, и другие большие и малые птицы, чудесным образом отличные от наших… Люди же местные весьма робки и боязливы, ходят, как я уже говорил, нагими, и не знают ни оружия, ни законов. Языка их прекраснее нету на свете, на устах неизменно улыбка, И любят ближних своих они словно самих себя…»

Фердинанд заметил, в какое волнение пришла королева. Видно было, что вот-вот впадет она в мистический экстаз. Ошеломленные придворные слушали ее, раскрыв рты. Настало время вмешаться:

— Но совсем недавно он писал о золоте. Не было страницы, где бы не говорилось о золоте! Теперь же, узнав, что на островах его почти нет, он отказался от прежних планов и без должного позволения продолжает поиски!

Падре Марчена отваживается возразить:

— Но разве не достоин прощения тот, ктр, отправляясь за тигром, приносит нам перья ангелов? Сей поступок моэкно назвать благородным… Не решусь противоречить Вашему Величеству, но позволю себе напомнить: золото, по свидетельству Отцов церкви, также указует нам путь в Рай Земной. Довольно сказать, что из золота сделаны врата его, о чем повествует нам Библия.

Многие искренние католики из числа придворных с отчаянием подумали, что даже петель не оставит от тех ворот генуэзец. Нет, никакие государственные интересы не могли оправдать разграбление Рая.

— Золото, жемчуг, а также некоторые драгоценные камни — верная примета Рая. Как, впрочем, обилие змей и шафрана. Ни один серьезный богослов спорить с этим не станет…

Взбешенный Фердинанд готов был испепелить взглядом падре Марчену. Изабелла же кивнула ему с одобрением. Было видно: мысль о Рае Земном пришлась ей по душе.

Меж тем Фердинанд клял себя за то, что не приказал арестовать генуэзца и всех его родственников еще до отплытия с Эспаньолы. Какая ошибка! Политическое чутье — а о нем с похвалой отзывался Макиавелли — подсказывало королю: затевается дело, чьи последствия принесут много бед. Хороша будет его империя — владей на здоровье воздухом небесным да райскими кущами!

Кроме того, письма Адмирала дадут новую власть священникам. Они начнут во все вмешиваться. Пожелают отдать на откуп богословам все связанное с новыми землями.

Изабелла заметила:

— А разве не ожидаем мы всю нашу жизнь избавления от земных оков? Может, Господь и впрямь даровал нам милость свою — позволил вернуться в Эдем?

В ее речах слышались отзвуки тайных мыслей Колумба.

— Коль скоро даны нам знаки, надо идти дальше. Пусть грубая повседневность не отвлечет нас от поиска. Не станем же мы противиться воле Владыки! Больше земель, меньше земель — экая важность! Империи гибнут, уходят в забвение! Смелее! Смелее! Встанем пред ликом Господним! Аминь!

Она закрыла глаза. Затем, словно не замечая гробового молчания слушателей, поймала за цепочку Диану, резвившуюся под столом, и удалилась вместе с маркизой де Мойя и другими дамами. Пора было готовить шкварки по-райски.

Серьезный государственный кризис мог разразиться в любой момент. Фердинанд подозвал Сантанхеля. Пусть знает, на этот раз генуэзец нанес удар и ему: бросил на произвол судьбы иудеев, жаждавших новых земель, дабы собраться вместе, наплевал на интересы банкиров. А еще — разбил территориальное единство империи!

Сантанхель выслушал жалобы короля. Они были справедливы. Под конец Фердинанд спросил:

— А что говорят по этому поводу в Банке Сан-Джорджо? Разве они ничего не видят? И позволят оставить себя в дураках?

На что Сантанхель, озабоченный таким поворотом дела, понуро ответил:

— Я напишу им сегодня же. Сообщу обо всем сегодня же.

Сладостный воздух, высокое солнце, прохладное и соленое море. Волны мягко бегут, выскальзывают на берег и рассыпаются по бело-золотому песку. С пальмы упал кокос, раскололся, маня сладким молоком, всегда свежим как роса. Где-то наверху озорная обезьянка, сделав два пируэта, всех приветствует и пропадает в зеленых зарослях.

Величественно выступает Адмирал. Он совершенно обнажен. Яркая шевелюра — как грива старого льва, много лет прослужившего в цирке. Белый вялый живот набегающими одна на другую складками падает на Поседевший от не впустую прожитых лет лобок. Тощие и длинные ноги несут крупное тело, так что какому-то шутнику впору сказать: идет комар, проглотивший горошину.

— Вот она, земля Божия, — благоговейно произносит он.

А вокруг офицеры в парадной форме, священники в праздничном облачении. Знамена Кастилии. Трубы и барабаны. И семь выстрелов бомбарды, когда нотариус зачитывает Акт о присоединении новой земли к владениям испанской короны. (Обстановка смущает нотариуса. Когда Адмирал подписывал подобный Акт в 1492 году, он был облачен в золотой плащ, сверкали золотые шпоры, голову покрывала шляпа с плюмажем.)

Вокруг стаи попугаев. Желтых, голубых, алых. Они то хором свистят, то выражают недовольство на непонятном, но милом языке.

Райские птицы, невиданные. Как описать их? Унизить сравнением с испанскими птицами? Все равно как макнуть в блеклые краски ученых книг.

Матросы плещутся на мелководье и разглядывают рыб с хвостами, извивающимися, точно таиландские ширмы. Попугаи, переселившиеся в море. Сразу видно, что здесь краски не гаснут и не тускнеют, как в землях у холодных морей. До чего доверчивы рыбы: подплывают к ногам счастливых купальщиков и тыкаются ртами. Моряки взвизгивают, точно от щекотки.

Легкий бриз приносит людям дары: тут падает спелая папайя, там — манго, авокадо, а там — выглядывает ананас…

Ландскнехт Сведенборг поясняет Адмиралу: совсем нагими, как достоверно известно, ангелы ходят только в самой заповедной части царства небесного.

А те, кого увидели они при свете полуденного солнца, усиленного слепящим сиянием золотого песка, и были нагими. Лишь у немногих, и то у женщин, были крошечные полупрозрачные юбочки.

Возликовал Адмирал. Вот оно — последнее доказательство. Вера его победила, нет больше места сомнениям. Миг истинного восторга, дионисийского опьянения.