Страница 5 из 7
Зимой 1904 года подводные миноносцы «Дельфин» и «Сом» отправились на Дальний Восток по железной дороге. Лодки отправились на войну без оружия – мины для них не были готовы.
6 февраля командир Завойко доложил о готовности «Дельфина» к выполнению боевых задач. К этому времени лодку удалось вооружить – для нее на месте переделали несколько мин Уайтхеда образца 1898 года.
«Дельфин» – лодка бензиновая. Бензин использовался в качестве топлива. Несколько взрывов подряд убедили конструкторов в том, что в выборе топлива была допущена ошибка.
Конструкторы будут ошибаться еще не один раз, и всякий раз это будет стоить подводникам жизни.
Подводный флот России прошел славный путь от «Дельфина» водоизмещением в 113 тонн и до 48 000 тонн «Акулы».
Он участвовал во всех войнах.
Через катастрофы и гибель людей в 2006 году Российский подводный флот пришел к своему столетию.
У важных господ мало или вовсе нет надежды на приобретение того, что называется дальновидность. Воруют.
Как это недальновидно!
Начальника отличает от других людей то, что он способен к немедленным действиям.
Слабые и порядочные все время сомневаются – справятся ли, и потому они не идут в начальники.
Начальники не сомневаются. Начальники не сомневаются никогда.
В самом конце начальник всегда говорит: «Я душу положил на алтарь Отечества!» – отчего у очень слабых и порядочных тотчас же возникает вопрос: в какой момент своего правления начальник положил – в самом начале или же в самом конце?
Потому что если он положил в начале, то далее он обходился совершенно без всего, если же это произошло в конце, то кому в конце нужна была его душа?
Лишения – вот чему надо подвергнуть каждого чиновника.
Надо его подвергнуть, то есть лишить всего, а потом посмотреть – так ли он любит Отчизну милую, нет ли стенаний, не сыплется ли из него чего-либо – проклятия, например.
Союз – приют для ущербных. Сильным союзы не нужны.
А какие у нас все еще есть союзы? У нас все еще есть Союз писателей (и не один), Союз кинематографистов, Союз композиторов, Союз журналистов, Союз художников, Союз архитекторов и еще какая-то мелочь, загребаемая горстями.
Дело в том, что в Союзах остается еще кое-какая собственность, что не может не волновать.
А кого волнует собственность, оставленная пока еще союзам? Она волнует чиновников. Чиновник – это тот, кого волнует собственность.
Какая же защита от чиновника? Защитой от чиновника служит другой чиновник, принятый в Союз.
И не просто чиновник, а какой-нибудь губернатор.
Мало того что этим орлам пишутся докторские диссертации учеными, привыкшими писать научные труды для собственного начальства, но их еще и в Союзы принимают.
Но как приятно: губернатор-писатель, губернатор-композитор, он же – журналист и архитектор.
И не просто докторская диссертация на тему «Канализация огромного мегаполиса», а еще и небольшая сюита, сочиненная им по дороге в буфет. Сказал три слова подряд – Союз журналистов, ткнул рукой схему метрополитена – Союз архитекторов, взял в руки кисть и положил ее на холст – Союз художников, чихнул – Союз ветеранов труда.
Господи! Пошли им всем огромное психическое здоровье.
«Совести их случалось грубеть от длительной привычки к греху!» – вот такую надпись я изобразил бы на специальной табличке, предназначенной для прикалывания на грудь всем усопшим чиновникам.
Я бы попросил у Всевышнего только об одной привилегии: лично ее туда доставлять.
Служба подводника считается одной из опаснейших специальностей на земле.
В подводники всегда шли самые отчаянные головы. С того момента, как они ступали на корабль, главным для них становилась способность действовать быстро, автоматически исполняя целый набор заученных движений.
Сигнал тревоги мог застать человека в любой миг. В это время надо было сначала выполнить ряд обязательных действий, а затем уже осознать происходящее – так подводник становился частью машины, поведение которой не всегда было понятно даже ее создателям – жизнь придумывает иногда невообразимые вещи.
С первого своего дня подводники будут тонуть, гореть, блуждать в дыму, задыхаться, падать с ускользающей из-под ног палубы за борт, замерзать в ледяной воде. Они будут проваливаться на глубину, и их тела вода будет рвать на куски вместе с металлом.
Смерть для них станет делом обычным, к ее присутствию потом привыкают.
Кто-то не выдержит и уйдет, но те, что останутся, станут самым надежным человеческим материалом.
Земля и все на земле будут для них нескончаемым праздником, а то, что там, под водой – настоящей работой и жизнью. Вот поэтому все земные заботы представляются им одной очень большой ерундой.
Военно-морской флот – дорогое удовольствие. Подводный – тем более.
Одна подводная лодка может стоить столько же, сколько и маленький город.
Советский военно-морской флот был одним из самых многочисленных, а подводный флот страны Советов превосходил все подводные флоты мира вместе взятые.
Сейчас это уже история. Флот пропадает на глазах, а подводный – пропал почти полностью. То, что имеется, доживает отпущенные ему дни, то, что создается, безнадежно отстает уже на стадии зарождения.
Все, что есть у России сегодня, – это остатки. Флоту в России не привыкать погибать.
Он погибал очень часто.
Нужен ли России флот?
Похоже, этот вопрос до сих пор не решен.
Украшением власти служат ум и глаз сверканье. Причем одно абсолютно не смотрится без другого. Я осмелюсь даже предположить, что одно без другого просто не существует.
Если есть у власти ум, то сейчас же жди сверканья, и если получилось сверканье, то вот вам и ум.
В общении друг с другом чиновники более всего полагаются на интуицию, на взор, на взгляд, на наклон головы.
Для этого им совсем не нужно слов, а такое слово, как «деньги», вообще не произносится, в нем нет никакой необходимости. Все угадывается по радости в уголках глаз. Капнуло – и радость, капнуло – еще одна. А иначе зачем? Ради чего? Во имя чего?
А иначе все превращается в обыденность, в мысли о том, как сдержать инфляцию. Причем эти мысли – правило игры. Об этом принято говорить. Сказал: «Надо сдержать инфляцию!» Тебе ответили: «Надо сдержать!» – значит, свой.
Для несвоих существуют походы премьера на коровьи фермы.
Там изучается вопрос.
Все это напоминает сельские новости из радиоточки. Новости – сами по себе, грязь – сама по себе.
И все уже понимают, что если говорят о снижении налогов, то это означает, что скоро их будет больше, а если говорят о пенсиях, – цены подскочат.
Производство? Да? У нас есть производство?
Сельское хозяйство – и его тоже нет. Совсем нетрудно понять то, о чем говорят чиновники.
Каждая чиновничья мысль – это отрицание истины.
И предела никак не достичь.
Чего только стоит этот, как его, фонд! О каких только процентах я не слышал – и десять годовых, и два годовых, и три с половиной.
Он нужен для того, чтобы «чуть чего». А «чуть чего» уже случилось, но в Америке. То есть это «чуть» – для Америки?