Страница 30 из 32
Семь селедок равны лососю,
Семь лососей равны тюленю,
Семь тюленей равны киту.
А семь китов меньше одной Сирин Кройн!
Лопаясь от радости, что вырвалась наконец из трюма, маленькая девочка чирикала, как сумасшедшая цикада, заставляя Роджера улыбаться несмотря на усталость. Она вприпрыжку подбежала к поручню и поднялась на цыпочки, осторожно выглядывая за борт.
— А как вы думаете, мистер Маккензи, это не Сирин Кройн наслала на нас непогоду? Бабуля говорит, очень даже может быть! Эта Сирин может ведь очень сильно хлопать хвостом по воде, вы знаете? — сообщила она Роджеру. — И от этого бывают очень большие волны!
— Ну, я лично не стал бы много думать о таких вещах. А где твои братишки, a lea
— Болеют, лихорадка у них, — безразличным тоном ответила девочка. Да и в самом деле, ничего тут не было особенного; половина эмигрантов страдала кашлем и насморком разной тяжести, и три штормовых дня, проведенных в темном трюме, в отсыревшей одежде, явно не прибавили им здоровья.
— А вы когда-нибудь видели Сирин Кройн? — спросила девчушка, еще сильнее перегибаясь через поручень и при этом закрывая глаза ладонью, словно боялась, что Сирин прямо сейчас всплывет рядом с кораблем. — Она и вправду такая большая, что может проглотить корабль?
— Я лично ни одной из них ни разу не видел, — Роджер бросил черпак в бочку и схватил девочку за лямки фартука, решительно оттаскивая от поручня. — Ты бы поосторожней, а? Ей ведь проглотить тебя, девочка, не труднее, чем слопать кильку!
— Смотрите! — внезапно завизжала девчушка, натянув изо всех сил лямку, за которую держал ее Роджер, и снова высовываясь за поручень. — Вон она, это она!
Роджер, услышав искренний страх в голосе малышки, невольно шагнул к поручню и всмотрелся в воду. Темная тень маячила у самой поверхности — черная и обтекаемая, стремительная, словно пуля… и длиной едва ли не в половину корабля. Она несколько мгновений держалась вровень с судном, потом повернула в сторону и ушла вдаль.
— Акула, — сказал Роджер, потрясенный зрелищем. Он слегка подтолкнул визжащую девочку, чтобы заставить ее замолчать. — Это всего лишь большая акула, ты слышишь? Ты же знаешь, что такое акула, правда? Мы же на прошлой неделе съели одну такую!
Визжать девочка перестала, но ее нежные губы все еще дрожали, личико побелело, а глаза расширились от страха.
— Ты уверен? — сказала она. — Это… это не Сирин Кройн?
— Нет, не Сирин, — мягко заверил ее Роджер и, зачерпнув воды, дал девочке напиться. — Это была просто акула.
Правда, это была самая большая акула, какую ему когда-либо приходилось видеть, мысленно добавил Роджер, обозлившись на самого себя за то, что тоже слегка испугался… огромная, гигантская, но все равно просто акула. Эти твари постоянно следовали за кораблем, и стоило ему чуть замедлить ход, как они начинали вертеться у самых бортов, привлеченные запахом гниющих отбросов, летевших с корабля в море.
— Изабель! — Негодующий зов заставил юную собеседницу Роджера забыть о морских чудищах и вернуться к семейным делам. Волоча ноги и поджав губы, Изабель, ссутулившись, взялась за ведро с водой, чтобы помочь матери отнести его в трюм, и предоставив Роджеру завершить раздачу воды без дальнейших помех.
Да, больше ему ничто не мешало, кроме, разве что, его же собственных мыслей. По большей части Роджеру удавалось благополучно забывать о том, что под «Глорианой» нет ничего, кроме нескольких лиг морской воды, что корабль — это вовсе не маленький остров, крепкий и надежный, как это могло показаться… что это просто хрупкая скорлупка, находящаяся во власти стихий, которые могут в любой момент раздавить ее — вместе с теми, кто доверил ей свои жизни…
Роджер гадал о том, удалось ли «Филиппу Алонсо» благополучно добраться до порта назначения. Кораблям ведь случалось и тонуть, и даже довольно часто; Роджер в свое время прочитал немало архивных отчетов такого рода. А после того, что команде и пассажирам «Глорианы» пришлось пережить в последние три дня, оставалось лишь удивляться тому, что они сами не пошли ко дну. Ну, тут уж он все равно ничего не может изменить, и на будущее ему остается только молиться, как и всем остальным.
Будь милостив, Господь, к тем, кто в море.
Только теперь Роджер по-настоящему понял, что означает эта строка молитвы. Понял всей душой, впервые в жизни.
Закончив разливать воду, он бросил черпак в бочку и потянулся за тяжелой доской, которую следовало положить на бочонок сверху, надежно прикрыв его, — корабельные крысы имели склонность прыгать в пресную воду и тонуть в ней. Но едва он повернулся, одна из женщин схватила его за рукав. Она показала Роджеру маленького мальчика, которого держала на руках, — малыш прижимался личиком к материнской шее.
— Мистер Маккензи, не могли бы вы попросить капитана, чтобы он позволил нам потереть малыша его кольцом? У нашего Гибби глазки болят, это от того, что мы так долго в темноте сидим.
Роджер слегка заколебался, но потом мысленно посмеялся над собой. Он, как и большинство членов команды, старался держаться подальше от Боннета, но у него не было причины отказать женщине в ее просьбе. Капитан и прежде позволял пассажирам пользоваться его кольцом, поскольку золото было весьма популярным целебным средством при утомлении и воспалении глаз.
— Да, разумеется, — ответил он на безупречном английском, забывшись на мгновение. — Идемте.
Женщина удивленно моргнула, но послушно пошла за ним следом. Капитан находился на юте, занятый разговором с помощником. Роджер подал женщине знак, чтобы она подождала немного, и она кивнула, скромно притаившись за широкой спиной мистера Маккензи.
Капитан выглядел таким же усталым, как все остальные, и морщины на его лице стали глубже. Люцифер через неделю после того, как очутился в аду и понял, что это вовсе не курорт, подумал Роджер с мрачным удовольствием.
— …попорчено ящиков с чаем? — говорил Боннет, обращаясь к помощнику.
— Всего два, да и те не насквозь промокли, — ответил Диксон. — Кое-что еще можно спасти. Может, продадим его в верхнем течении, в Кросскрике.
— Да, в Эдентоне и Нью-Берне в этом не разбираются. Мы избавимся от него там, и за лучшую цену, еще до того, как доберемся до Велмингтона.
Боннет полуобернулся и заметил Роджера. Его лицо напряглось, но тут же снова расслабилось, когда Боннет услышал просьбу. Не говоря ни слова, он протянул руку и прижал золотое кольцо, которое носил на мизинце, к закрытым глазкам маленького Тибби. Кольцо выглядело очень простым — широкая золотая лента, ничего больше; Роджер подумал, что оно выглядит совсем как венчальное, только маленькое… возможно, это женское кольцо. Неужели суровый и страшный Боннет способен влюбиться? Неужели он обручен? Видимо, так, решил Роджер; тем более что женщины определенного рода наверняка находили скрытую жестокость капитана привлекательной.
— Малыш болен, — заметил Диксон. Помощник показал на заметные красные припухлости за ушами мальчика и на бледные щеки, горевшие лихорадочными пятнами.
— Да это просто молочная лихорадка, — сказала женщина, испуганно прижимая ребенка к груди. — У него, похоже, зубик режется.
Капитан кивнул с безразличным видом и отвернулся. Роджер отвел женщину на камбуз и выпросил для малыша кусочек твердой галеты, чтобы мальчик мог ее грызть, — после чего молодая мать вернулась в носовой трюм к остальным пассажирам.
Но Роджер сразу же и думать забыл о малыше Гибби и о том, что ему нужно что-нибудь жевать; карабкаясь по трапу из трюма назад на палубу, он сосредоточился на услышанном им обрывке разговора.
Значит, до Велмингтона они остановятся в Эдентоне и Нью-Берне. И Боннет наверняка не станет торопиться; он будет стараться повыгоднее продать свой груз и потратит какое-то время на то, чтобы пристроить тех своих пассажиров, которые подписали контракты на работу… господи, да может пройти еще несколько недель, прежде чем они доберутся до Велмингтона!