За линией Габерландта

Гремел в сумеречной тишине неожиданный выстрел из-за кустов, падал, не успев подумать о смерти, неосторожный, а убийца трясущимися руками уже отвязывал от пояса жертвы мешочек, стараясь не смотреть в лицо убитому, обшаривал жилище и убегал прочь, поворачивая к солнцу: там где-то юг...

Золото и кровь неразлучны.

Приходила зима и отвешивала всем по одинаковой мере — и злым и добрым: Она ловила где-нибудь на перевале человека с ружьем и тихо замораживала его в снежном логове. Она заносила шурфы и шалаши старателей и навсегда успокаивала людей, уже сваленных цингой и голодом. Она не терпела деятельных, живых одиночек, она старалась, чтобы все вокруг было тихо, чтобы не нарушался вечный покой в промороженных горах и застывших долинах. . Так проходили годы, десятилетия.

Савелий Каюк, окрыленный успехом, снова, во второй раз, ударился с реки Алдан на восток. Спешным шагом, ведя в поводу двух навьюченных оленей, купленных в Крест-Хольджае, он за пятнадцать дней отмахал по хлюпающей тундре не одну сотню верст, перемахнул через два перевала, оставив влево от себя уже известный ему крошечный поселок Оймякон, и остановился на какой-то маленькой безымянной речушке, притоке холодной Индигирки.

Порывшись неделю в песках, Савелий с сердцем плюнул, навьючил терпеливых оленей немудрым скарбом и, постояв в нерешительности минут пять на взлобке горы, нацелился на юг, где мерцали серебряными шпилями высокие, таинственные горы.

В июне он перебрался через хребет и спустился в бассейн какой-то неведомой реки. Старатель и не знал, что очутился в самом центре Колымы. Что ему безлюдье и дикие пространства! Он был удачлив, богат и надеялся на свою фортуну. Авось снова повезет.

Фортуна не подвела Савелия Каюка и на этот раз. Уже в первый день промывки на новом месте он наскреб из лотка с десяток золотников металла.

Старатель остановился здесь надолго. Олени паслись в лесу. Каюковский шалаш, добротно сделанный, искусно замаскированный, притулился между двух скал. Кругом стояла черно-зеленая тайга, по узкому руслу бежал веселый, говорливый ручеек.

Савелий мыл пески с утра до ночи, а выпустив из рук лоток, чуть ли не ползком добирался к костру, охая и хватаясь за спину. Лежа на животе, он хлебал горячее, отпивал из фляги три-четыре глотка водки и заползал в шалаш, чтобы через минуту уснуть непробудным сном до первого света.

Ружьишко, заряженное картечью, он всегда держал под рукой. Шустрая Жучка, черная, смышленая дворняга, его неизменная спутница в походах, чутко оберегала сон сумасшедшего работяги.

Через месяц Савелий стал набивать второй мешочек. Первый он закопал в стороне от шалаша, воткнув над тайником оструганную палочку.

Савелий вздыхал, тоскуя по тому дню, когда возле разбогатевшего старателя вьюном заходит услужливый ресторанный люд, почуявший запах золота.

Он прошел по этому заманчивому пути уже большую половину дороги, когда случилось страшное, непоправимое.

Ночью в шалаше осторожно тявкнула дворняга. Тявкнула и замолчала, насторожив уши.

Савелий сразу проснулся, но не шевельнулся, только поудобнее положил возле себя ружье.

Снаружи было тихо. Журчал ручей. Звенели комары. Каюк прислушался, потом сел и закурил.

— Ну, чего ты, дура, — укоризненно сказал он собаке.

Жучка стукнула два раза хвостом по подстилке и сонно положила морду на лапы, словно извиняясь за причиненное беспокойство.

— Давно бы так, — сказал ей хозяин и лег на спину. Но уснуть уже не мог: боялся.

Утром Савелий осторожно поднялся на сопку и осмотрелся. Долина молчала, окутавшись голубой дымкой. Пахло гарью. Где-то далеко-далеко горели леса. Тишина первобытного места успокоила его.

Он позавтракал, поплевал на ладони и стал разрабатывать кайлом низкий бережок ручья. Жучка убежала по своим собачьим делам. Она кормилась сама.

Старатель так увлекся делом, что забыл о ночном происшествии. Пожалел потом, да поздно.

Когда он поднял голову, чтобы напиться из котелка, за его спиной близко стояли люди. Это было так неожиданно, что Савелий растерянно заморгал, не зная, что предпринять. Он машинально пересчитал непрошеных гостей. Раз, два, три, четыре... семь. Семь мужчин с винтовками, в грубых куртках, опоясанных лентами из-под патронов. Взгляд диковатый, насмешливый, уверенный.

Каюк виновато улыбнулся. Ружье лежало сбоку. Но что толку от ружья: семь...

— Здравствуйте, старатель, — сказал один из гостей, низенький, круглолицый, приветливый. — Испугались?

Савелий глубоко вздохнул. Улыбка у гостя была доброй. Да и сам молодой, легкий, с округлым, довольным лицом. Начальство.

— Отлегло, осподи! — сказал он и засмеялся. — Я уж думал, лихие люди...

— Похожи на лихих? — улыбнулся круглолицый.

— А то нет! — осмелел Савелий. — Ишь, бородатые да с винтовками. Кто такие будете?

— Оперативный отряд ЧК. Проверяем местность. Ну как золотишко?

— Да так себе, — неопределенно протянул старатель. — Я только пришел. Вот намыл немного... — Он бережно тронул у пояса мешочек. В нем угадывалась пригоршня песка. Каюк похвалил себя в душе.

Высокий, сутуловатый пришелец с редкой бородкой на белом лице понимающе усмехнулся. Он глядел на костер. Обожженная земля занимала порядочную площадь.

— Когда же успел загадить тайгу? — грубо сказал он. — Недавно прибыл, говоришь?..

Савелий заморгал. Попался. Низенький сказал:

— Пойдемте к шалашу, потолкуем. Как вас зовут?

— Савелием кличут... — Он нехотя поднялся, будто невзначай потянулся к ружью.

— А ничего ружьишко, — сказал один из гостей, проворно перехватив оружие. Он щелкнул замком, патроны выпали. — Тулка, никак?

Старатель побледнел и опустил руки. Ружье повисло за спиной чужого.

— Не пугайте человека, Конах, — сказал низенький и строго глянул на своего товарища. — Отдайте ружье.

Савелий схватил ружье, забросил за спину. Стало легче дышать. Авось пронесет.

Они уселись около шалаша, повесили на сошки закопченный чайник. Прибежала Жучка. Она ощетинилась, зарычала и отпрянула в кусты. Каюк посмотрел на нее тоскующими глазами.

«Эх, Жучка, Жучка...» — не сказал, только подумал.

Гости достали медвежье мясо, разогрели, начали есть. Савелий сидел мрачный, отвечал на вопросы коротко, односложно. Он все еще боялся.

—  Покажите ваше золото, — тоном приказа сказал вдруг круглолицый.

Савелий с покорной готовностью отвязал от пояса мешочек, протянул ему. Руки подрагивали.

— Смотри, Кин, — сказал круглолицый. — Здесь оно краснее, чем на Омчуге, не правда ли?

Высокий взял щепотку, высыпал себе на ладонь. Светлые глаза его скользнули по лицу Савелия.

— Много у тебя? — спросил он так, что у старателя замерло сердце.

— Все тут, — глухо ответил, отводя вороватые глаза.

— Я хочу купить его у вас, — сказал вежливый начальник. Заметив по лицу старателя, как тот испуган, круглолицый улыбнулся и мягко добавил: — Мы изучаем этот край. Экспонат, понимаете? Для анализа. Сколько стоит, говорите, не бойтесь.

Каюк судорожно вздохнул. Может, отвяжутся, если отдать? Пересилив себя, сказал:

— Для новой власти не пожалею... Возьмите даром.

— Нет, мы так не можем, Савелий. Скажите сколько,и я вам заплачу. Не для себя беру, для государства.

— Какими деньгами заплатите? Червонцами?

— Если хотите...

— Ну, тогда двадцать беленьких, — сказал старатель. Он знал цену золоту, но заломил дороже.

— Загнул, парень, — откликнулся высокий.

— Двадцать? — переспросил начальник. Он еще раз подбросил мешочек на ладони. — Ну что ж, сойдемся на двадцати. Возьми, Кин.

Мешочек перелетел в руки высокого. Круглолицый полез в карман, вынул портмоне. Савелий увидел пачку денег. Начальник не спеша отсчитал двадцать бумажек. Все смотрели на его аккуратные, маленькие руки.

— Получите, пожалуйста.

Червонцы перешли в руки Савелия. Он, не считая, быстро сунул их за пазуху. Сердце билось неровно, тревога не проходила.