Поставьте на черное

– Ну, теперь-то тебе все понятно? – закончил свое отеческое напутствие генерал-полковник. Он бы, вероятно, очень огорчился, узнав, что во время его инструктажа детектив Штерн втихомолку думал об обезьянах.

Чтобы быть до конца последовательным, я отрицательно помотал головой.

– Теперь-то что? – с тяжелым вздохом спросил Сухарев.

– Сроки, – объяснил я. – Тщательная проверка потребует не меньше недели. Это минимум. Сухарев страдальчески скривился:

– Какая еще, на хрен, неделя? Завтра к вечеру мне нужен отчет!

В принципе работы здесь было часа на три, не больше. Однако слишком быстрый результат всегда вызывает подозрения. В течение пятнадцати секунд я делал вид, что напряженно думаю.

– Конечно, если очень сильно постараться… – с сомнением в голосе проговорил я. – То, пожалуй, за три дня… Иначе будет халтура.

– Даю сроку два дня, – увесисто подвел итог Сухарев. – Послезавтра придешь сюда с результатами. Сам не придешь – привезут.

– Но это могут быть самые предварительные… – счел я нужным еще немного посопротивляться.

– Пусть предварительные, – прихлопнул по столу ладонью генерал-полковник. – Потом доработаешь все не торопясь. Будет тебе и неделя, и белка, и свисток. Короче, послезавтра являешься сюда в это же время. Пропуск будет внизу. Вот возьми телефон, на всякий пожарный. – Сухарев извлек из кармана своего модного пиджака умопомрачительный кожаный бумажник. Из бумажника генерал-полковник, порывшись, достал визитку с золотым обрезом, накорябал на ней шариковой ручкой слово «ТЕТРИС» с восклицательным знаком – в качестве напоминания, чем я, значит, должен заниматься, после чего визитка начальственным жестом была вручена мне.

Я выудил из кармана своей спецовки сантехника замызганный кошелек и торжественно упрятал в него генерал-полковничье напоминание. Визитка легла рядом с двумя жетонами и свернутой вчетверо купюрой достоинством в пять рублей. Больше ничего в кошельке не было.

– Только учти, Яков Штерн, – сурово проговорил Сухарев. – Будешь трепаться – пожалеешь. Хотя ты не болтун, я в курсе. И это плюс. И для нас, и особенно для тебя. Докладывать будешь мне лично, никому другому. Есть вопросы? – При этих словах генерал-полковник снова бросил быстрый взгляд в сторону ящика своего стола. Того самого ящика, задвинутого. Очень ему, наверное, хотелось, чтобы у меня никаких вопросов больше не было.

Увы, у меня вопрос все-таки был:

– Как насчет задатка?

Лицо генерал-полковника стало недовольным.

– Ну, ты и жук, – пробурчал он. – Тут ведь тебе не частная лавочка, не обманут.

– И тем не менее, – кротко объяснил я, поглядывая на сухаревский бумажник. – Задаток я беру всегда, из суеверия. Традиция у меня такая, видите ли.

– Суеверия… – передразнил Сухарев. – Ну, хрен с тобой. Сколько?

– Тысячу.

Лицо генерал-полковника из просто недовольного стало ОЧЕНЬ недовольным:

– Ты-ся-чу баксов задатка? А жопа не треснет? «И этот туда же», – подумал я устало. Почему-то все мои клиенты уверены, что детектив Штерн берет в качестве аванса исключительно американские деньги.

– Рублей, – уточнил я. – Всего лишь тысячу рублей. Старыми. По нынешнему – один рубль. Говорю, традиция у меня…

Выражение недовольства сразу же испарилось с генерал-полковничьего лица. На смену пришло удивление. Сухарев внимательно осмотрел меня, стараясь найти во мне еще какие-нибудь признаки тихого помешательства. Не нашел, фыркнул и стал копаться в своем бумажнике. Самыми мелкими у него оказались пятидесятирублевые банкноты, а вообще больше половины бумажника занимали пластиковые кредитные карточки.

– Может, десятку возьмешь? – поинтересовался, наконец, главный президентский страж.

– У меня сдачи нет, – сухо ответил я. Традиция есть традиция, отступать от нее нельзя.

Генерал-полковник что-то буркнул себе под нос, придавил кнопку селектора и спросил:

– Иван, у тебя мелкие деньги есть?

– Доллары? – тревожно спросил селектор.

– Рубли! – со злостью заорал генерал-полковник. – Деревянные! Железные! Понял?

Через несколько секунд в дверь кабинета проскользнул слегка обалдевший Иванушка из приемной. В одной руке он все еще сжимал отвертку, а в другой – горсть серебристой мелочи. Он боязливо приблизился к начальственному столу и сначала вознамерился оставить на столе не мелочь, а отвертку. Очевидно, причина генерал-полковничьего гнева была ему непонятна.

– Дубина, – с сердцем сказал Сухарев. – Ну, зачем мне твоя отвертка?

– Виноват! – полузадушенно прошептал парень, хватая инструмент обратно и высыпая на его место серебро. – Мне можно идти?

Генерал-полковник только махнул досадливо рукой, и Ваня-секретарь исчез из кабинета.

– Молодое пополнение, – скорбно прокомментировал Сухарев. – Раздолбай. Из всех команд знают только «вольно».

– То ли дело старая гвардия, – машинально поддакнул я. – Те-то, по крайней мере, команды не путают…

Признаюсь, про старую гвардию брякнул я безо всякой задней мысли. Просто чтобы разговор поддержать. Брякнул – и сам поразился тому эффекту, который вдруг произвела моя невиннейшая фраза. Сухарев резко отпрянул назад, глаза его округлились, челюсть отвисла. За каких-нибудь полчаса разговора с шефом ПБ я успел повидать Сухарева злого и Сухарева торжествующего, Сухарева озабоченного и даже Сухарева с улыбкой. Но вот Сухарева испуганного я видел впервые! И, клянусь, целые две секунды страх на его лице был самым натуральным. Как будто генерал-полковник вдруг увидел на месте частного детектива Штерна привидение. Или кобру в боевом положении. Или, как минимум, гранату «ф-1» с выдернутым кольцом.

– Что с вами, Анатолий Васильевич? – тревожно спросил я.

Третий человек (после Президента и премьера) вздрогнул, попытался взять себя в руки и почти в этом преуспел. Только прерывистое дыхание теперь выдавало бывший Сухаревский испуг.

– Со мной?… Ничего со мной, – медленно проговорил шеф ПБ и даже смог принужденно улыбнуться. – Елкой от тебя больно воняет, вот что. Тот еще запах… Ну, ладно, ступай. Вот твой рубль и пропуск, – Сухарев что-то черкнул на обороте моей картонки. – Жду послезавтра, в это же время… Свободен!

Последнее слово, вероятно, в этом кабинете означало что-то типа «до свидания». Я взял монетку и пропуск, поднялся с места и вышел за дверь. Глаз на затылке у меня не было, однако я почти не сомневался в том, что генерал-полковник провожает меня взглядом. Я такие взгляды спиной чувствую. Спина от них у меня чешется.

Секретарь Ваня в приемной по-прежнему копался отверткой в телефонных внутренностях, и теперь-то я хорошо рассмотрел выпотрошенный аппарат. Было впечатление, что совсем недавно этот телефон попытался пристрелить. Во яком случае, дырочка в правом боку более всего напоминала пулевое отверстие. Будь на месте телефонного аппарата ежик резиновый, все бы обошлось. Но телефоны не умеют ходить и посвистывать. Они либо работают, либо нет.

– До свидания, – вежливо попрощался я с Ваней из молодого пополнения. Тот негромко пискнул что-то, не поднимая головы. Очевидно, он все еще переживал начальственное распекание. Мне даже расхотелось спрашивать у него, куда из приемной подевался майор Молчанов. Подевался – и ладно. Все равно ведь обратно на казенном автомобиле меня никто не повезет. И придется мне сейчас, как миленькому, топать до метро…

Впрочем, для начала мне пришлось еще долго топать обратно до лифта. Пару раз я чуть не заблудился в коридорах, и лишь знакомая дверь с буквой «R» и доска с одиноким объявлением вывели меня на путь истинный.

Возле лифта нес свою службу все тот же почти вежливый леопард с «Макаровым» в кобуре. Кстати, кобура эта теперь была застегнута, и можно было вообразить, что вместо табельного оружия там, например, краковская колбаса. У меня когда-то был приятель в патрульно-постовой службе, некто Игорь Мелехин. Так вот он на полном серьезе уверял меня, что лучше всего к стандартной кобуре под «ПМ» подходит не «Макаров», а куриная ножка в целлофановом пакете. Ножка, доказывал Игорь, сидит в кобуре как влитая и выхватывается из нее очень быстро – словно «кольт» на счет «три».