Звери Гора

Этот ход выводил на середину поля посвященного убара. Я также обратил внимание, что красный писарь убара занял весьма выгодную позицию. Это произошло благодаря своевременному выдвижению копьеносца тарнсмена со стороны убара. Самые тяжелые фигуры — убара и убар — тоже оказались на оперативном просторе. Неожиданно до меня дошло, что красные развили четыре тяжелые фигуры.

Теперь Скорм должен защитить своего центрального копьеносца, консолидировать центр и начать победную атаку на ослабленный фланг убара красных.

Шестым ходом Сентий поставил своего убара на поле убар-четыре. Таким образом, его убар и убара могли защищать и прикрывать друг друга. Это был осторожный, я бы сказал, робкий ход.

Седьмым ходом Скорм продвинул копьеносца тарнсмена со стороны убара на поле тарнсмен-пять. Он планомерно готовился к сокрушительной атаке.

До меня вдруг дошло, что желтые еще не сделали рокировки.

Сложившаяся на доске позиция выглядела по меньшей мере странно. Все фигуры Скорма: посвященный, башня, писарь, тарнсмен, убар и убара стояли на месте. О рокировке не могло быть и речи.

Меня прошиб холодный пот.

Случилось то, чего я боялся. На седьмом ходу Сентий из Коса выдвинул всадника на поле башни. Это давало возможность уже следующим ходом сделать рокировку.

Толпа неожиданно притихла.

Все завороженно смотрели на огромную доску.

Чтобы сделать рокировку, Скорм должен был переставить, как минимум, три фигуры, в то время как играющий красными Сентий мог рокироваться уже сейчас.

Скорм уверенно двинул вперед всадника. Очевидно, он решил завершить партию ураганной атакой. Между тем атака явно не получалась. К десятому ходу играющий желтыми Скорм поставил наконец свой город на поле башня-один. На мгновение мне показалось, что теперь он может завершить свой замысел.

— Нет! — вырвалось вдруг у меня, — Нет! Нет!

Я вскочил на скамью. Слезы мешали мне разглядеть демонстрационную доску.

— Смотрите! — крикнул я.

До зрителей постепенно доходил смысл случившегося.

Жители Коса кинулись обниматься. Даже болельщики из Ара не могли скрыть своего восхищения.

Красные фигуры простреливали всю доску, угрожая бестолково расставленным фигурам желтых. Над городом желтых нависла серьезная угроза. Никогда раньше мне не приходилось видеть так тонко наращиваемого давления. Атака красных обрушилась не на защищенный фланг убара, а на фланг убары, где желтые опрометчиво разместили свой город. Тихие, неприметные ходы красных оказались частью изящного и умелого замысла.

К десятому ходу Сентий из Коса контролировал уже всю доску. Легкие и тяжелые фигуры красных поддерживали и защищали друг друга. Началась атака.

Не стану подробно описывать последующие ходы. Их было одиннадцать. После двадцать первого хода Скорм из Ара молча поднялся из-за стола. Некоторое время он мрачно смотрел на доску, потом осторожно, одним пальцем, свалил своего убара. Затем положил часы набок, повернулся и покинул сцену.

На несколько мгновений толпа оцепенела. Потом началось неописуемое. Люди прыгали друг на друга и швыряли в воздух подушки и шапки. Чаша амфитеатра гудела. Я не слышал собственного крика.

Какой-то человек из команды Коса забрался на стол, за которым проходила партия, и поднял над головой город желтых. Зрители кинулись на сцену. Стражники более никого не сдерживали. Сентия из Коса принялись качать. Откуда ни возьмись со всех сторон появились знамена и штандарты Коса. Люди размахивали ими из стороны в сторону.

Волнение перекинулось на городские улицы. Позже говорили, что от рева толпы содрогнулись горы Сардара.

Болельщики расхватывали на сувениры демонстрационные фигуры. Кто-то оторвал рукав мантии Сентия.

— Сентий! Сентий! — скандировали солдаты Коса, потрясая копьями.

Его бросились качать. Седая голова мастера то и дело взлетала над толпой.

Региналд из Ти попытался успокоить людей, но скоро понял, что это бесполезно. Ликование вышло из-под контроля.

Я потерял тысячу четыреста золотых тарнов, но это ничуть меня не огорчало. Я был готов проиграть в десять раз больше, лишь бы еще раз пережить подобное.

Мне довелось при жизни посмотреть на игру Сентия из Коса и Скорма из Ара.

Седовласого Сентия на руках вынесли из амфитеатра.

Люди не хотели расходиться. Я медленно побрел к выходу. Несколько сотен голосов затянули гимн Коса.

Я был безмерно рад, что приехал в Сардар. Наступил поздний вечер. Все только и говорили про матч между Сентием из Коса и Скормом из Ара.

— Это была грубая и жестокая партия, — якобы сказал впоследствии Сентий. Как он мог отозваться подобным образом о вечнозеленом шедевре, ярчайшей странице в истории Игры?

— Я очень надеялся, — заявил Сентий из Коса, — что вместе со Скормом нам удастся создать нечто, достойное величия каиссы. Но я поддался соблазну победы.

Не зря говорят, что Сентий — странный парень.

Зато поклонники и земляки великого мастера не испытывали ни тени раскаяния. Наступившая ночь стала ночью триумфа и торжества Коса и его союзников.

Разыгранное начало получило название «защита Телнуса», в честь столицы острова Кос, родного города Сентия из Коса. Любители каиссы долго не могли успокоиться. Дебют разыгрывался в тысячах вариантов. К утру появились сотни теоретических разработок и рекомендаций.

На холме возле амфитеатра, где стоял шатер Сентия, шел легкий и благородный пир. Столы унесли, накрывали на постеленных на землю скатертях. Всем желающим бесплатно подавали жареное мясо тарска, хлеб из са-тарна и вино та из знаменитого косианского винограда. Не принимал участия в празднике лишь сам Сентий. Он сидел в своем шатре и при свете небольшой лампады в одиночестве изучал позицию, сложившуюся несколько поколений назад в партии изгнанного из Телетуса Оссиуса из Табора и Филимона из Асперихта, ткача.

В стане его соперника веселья не замечалось. Скорм, по слухам, вообще исчез. После игры он покинул амфитеатр и направился в свой шатер. Позже оказалось, что шатер пуст. На видном месте остались доска, коробка с фигурами и мантия игрока.

Я постарался отвлечься от мыслей о Сентии из Коса и Скорме из Ара. Пора думать о возвращении в Порт-Кар.

Теперь меня здесь ничего не держало. Над головой то и дело проносились тарны с подвешенными снизу корзинами. Люди возвращались с ярмарки. Готовились к отправке караваны. Мой тары находился в стойле, где я выкупил для него место. Уезжать надо было сегодня. Больше на ярмарке делать нечего.

Я вспомнил корабль Терсита и его высокий нос, направленный на край света. Скоро этот необычный, громоздкий корабль будет загружен и оснащен. Видеть он пока не мог. Ему еще не нарисовали глаза. Когда это сделают, он сможет разглядеть море, а за ним и край света.

При мысли об огромном корабле меня охватило беспокойство. Думать о крае света было тоже невесело. Меня смущала конструкция странного судна. Пожалуй, лучше было бы отправиться в такую даль на «Дорне» или маленькой и быстрой «Тесефоне».

Терсит, и в этом никто, кроме Самоса, не сомневался, был сумасшедшим. Самос считал его гением.

Без всякой на то причины я вдруг подумал о стаде Танкреда и о том, почему оно не появилось в полярном районе. Хотелось верить, что отправленное на север продовольствие предотвратит катастрофу и не даст погибнуть краснокожим охотникам, кочевникам ледяных просторов. Вспомнился мне и миф о неподвижной ледяной горе, гигантском айсберге, неведомым образом противостоящим течениям полярного океана. У первобытных народов много всяческих легенд и мифов. Я улыбнулся. Пройдоха охотник выдумал хорошую историю, чтобы заполучить долю тарска. Вряд ли кому доводилось выручать столько денег за свои небылицы. Представляю, как он посмеялся над людьми Самоса, выложившими долю тарска за незамысловатую выдумку.

Я направился за тарном, на котором прибыл на ярмарку. Это был бурый тарн с гор Тентиса, известных своими тарновыми стаями. Все пожитки я уже давно уложил в седельные мешки.