Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 47 из 48

Усилием воли Николай заставил себя смотреть вперед. Яхты были совсем близко. Все полицейские продолжали смотреть вверх… все, кроме одного.

Буше!

На мгновение их взгляды встретились. В глазах полицейского пылала бешеная злоба обманутого хищника. Я проиграл, говорили эти глаза. Потерял все, и кто-то мне за это должен будет заплатить, даже если мне придется погибнуть, я обязан отомстить.

Тросточка в его руке была направлена на беглецов. В реве мотора выстрела не было слышно, но на защитном лобовом стекле, чуть слева от отца Донована, расцвела белая звездочка. Полный ненависти взгляд Буше скользнул по ним и остался сзади.

Люди на яхтах очнулись. Сквозь рокот двигателя стали слышны приглушенные выстрелы, пули пробивали воду где-то совсем рядом, Николай ощущал всем телом, как они барабанят по корпусу лодки, но с каждым метром росли их шансы на спасение. Лодка летела прямиком на выдающийся в озеро мыс, заросший кустарником. Со всех сторон сыпался град пуль. Дно пронзительно проскрипело по песчаной мели, лодка подпрыгнула в воздухе, плюхнулась в воду по другую сторону мыса среди гейзера брызг и сразу же свернула вправо, под прикрытие густой растительности. «Живы, — торжествующе подумал Николай, пока они неслись с головокружительной скоростью вновь на восток. — Живы! Проскочили, и мсье Луи улетел, и Мишин… Может, и свидимся когда-нибудь».

Он оглянулся назад. Яхт видно не было. Да и смысла в погоне не было никакого, ясно ведь, что дело это безнадежное. Моторная лодка летела параллельно поросшему лесом берегу. Он повернулся влево и только было собрался похлопать отца Донована по плечу, но рука застыла в воздухе. Священник лежал с откинутой назад головой, а на груди у него растекалось кровавое пятно.

Николай лихорадочно схватился обеими руками за воротник старой военной формы и дернул. Пуговицы отлетели. Он разорвал футболку, и в лицо ему плеснула тонкая горячая струйка. Рана от малокалиберной пули выглядела совсем крошечной, но пуля явно задела важную артерию, потому что ярко-красная кровь била порциями. В отчаянии он зажал ранку пальцем, зная, что это бессмысленно, только немедленная операция могла бы дать некоторую надежду. Под рукой его мягко пульсировала утекающая жизнь.

Неожиданно на лицо его упала тень. Чудовищный толчок подкинул лодку, словно игрушку, небо и озеро закружились в бешеной карусели, среди грохота и треска Николай отлетел вперед, и на тело его со всех сторон посыпались жестокие удары. Что-то с убийственной силой рухнуло на ребра. Обжигающая боль на мгновение перекрыла дыхание. В глазах почернело, но, похоже, сознания он не потерял, потому что постепенно осознал, что лежит на боку среди поломанных веток какого-то куста. Поблизости, легко покачиваясь, торчал нос моторной лодки.

При каждом вздохе боль в правом боку резала, словно бритва. Наверное, ребро сломано. Преодолевая боль, он поднялся на колени в попытке найти отца Донована. Почти сразу заметил его, лежащего на спине среди кустов. Кусая губы и не переставая тихонько стонать, Николай доковылял до него. Распахнул одежду. Кровь заливала всю грудь священника, но уже не била фонтаном, а едва струилась из раны. Никакой надежды, словно в тумане, подумал он, глядя с изумлением, как что-то золотое сверкает в липкой алой крови. Внутреннее кровоизлияние… Верная смерть… И крестик, такой же, как у Баски…

Бенев невольно глубоко вздохнул и ахнул — одновременно от удивления и боли в сломанном ребре.

Крестик был не такой!

Этого не может быть, произнес он про себя. Настоящего золота давно нет, лет двадцать уже. Золото не должно блестеть, оно теперь черное и радиоактивное.

Но это горело огнем, как звезда, как восходящее солнце!

Отец Донован открыл глаза. С трудом поднял голову и посмотрел себе на грудь. Улыбнулся, и на губах его выступила кровавая пена.

— До… доказательство, Ник, — прохрипел он. — Доказательство, которое нужно было Бер… Бержерону… Ты поверил… без… доказательств… Возьми его, он твой…

Он хотел сказать еще что-то, но изо рта его вырвалась темная струя крови. Дрожь прошла по всему его телу, и священник неподвижно опустился. Голубые глаза бесстрастно смотрели в ржавое вечернее небо, словно искали там ответа на какой-то вечный вопрос.

Николай долго стоял на коленях возле мертвеца. Наконец, собравшись с силами, протянул руку, чтобы закрыть ему глаза. Он был сам не свой — не мог ни думать, ни чувствовать, не мог даже оплакать человека, которого, он понял это только теперь, так любил.

Крестик… Блестящий крестик из чистого золота, сохранившийся благодаря доброте священника… Только это и осталось. Николай потянулся, чтобы взять его, почувствовал пальцами металл, еще теплый и липкий от крови убитого…

И золото почернело.

Свирепая безнадежность прорвалась глухим животным полустоном, полуревом. Он вскочил на ноги и, покачиваясь, пошел сквозь кусты, не разбирая дороги, наобум, только бы подальше от черного металла, который навсегда отлучал его от отца Донована. В голове у него пульсировали бессвязные мысли. Зло и добро… вера… Коллапс… если найдется хотя бы десять праведников в Содоме…

Сколько осталось праведников без Донована?

Очнулся он, сидя на берегу. Некоторое время смотрел со странным чувством вины на какое-то темное пятно на противоположном берегу залива. Попытался сфокусировать взгляд, но мешали слезы. Он вытер их рукой, повнимательней присмотрелся к громадной бесформенной тряпке, повисшей на ветвях деревьев, и наконец узнал. Дирижабль. По иронии судьбы, он опять попал туда, где совсем недавно завершился их опасный полет с Буше… проклятый полет, из-за которого он не смог прикончить полицейского, — и теперь вина в гибели отца Донована лежала на нем, только на нем одном.

Боль в сломанном ребре давала о себе знать, но когда он пошел вдоль залива, шаги его были тверды и уверенны.

Он знал наверняка, что ему теперь делать.

10

Николай Бенев лежал на холодном каменном полу и наблюдал за улицей через давно разбитую витрину. Его лихорадило. Он провел почти всю ночь в лесу до того, как на рассвете пробрался сюда и весь день прятался в заброшенном здании банка. Ну, ждать ему оставалось недолго. Он посмотрел на часы. Без пяти шесть. Каждую пятницу ровно в шесть вечера, как говорила Арлет. Сегодня была пятница…

Осторожно, чтобы не разбудить боль, он повернулся на бок и вновь проверил пулемет. Все в порядке. Со стороны витрины заведение мадам Хильды было видно как на ладони. Удобная позиция. Отсюда с легкостью можно подстрелить Буше точно перед входом, но он знал, что не станет этого делать. Все произойдет совсем иначе. Надо, чтобы полицейский его видел, понял, что происходит, — и только потом умер.

А дальше?

Он не думал о том, что будет дальше. Лихорадка путала его мысли, то возвращая к мертвым глазам Донована, то бросая вперед, к какому-то неопределенному будущему, в котором он непременно доберется до Сицилии, до Мишина. И до Бержерона, естественно… Наивный физик Бержерон, который двадцать лет назад разгадал Коллапс, а теперь никак не может понять простой истины, что только Добро удерживает мир на грани пропасти… Нет, Бержерон не виноват… Немногие поверили бы без доказательств… да и с доказательствами… Сколько праведников осталось в Содоме?

Они должны быть, сказал он себе. Где-то непременно должны быть, если эта планета еще не полетела ко всем чертям. Они, возможно, даже не знают, что именно на них и держится Вселенная, в то время как остальные изо всех сил жмут на красную кнопку. Как построить новый мир из такого прогнившего материала, Бержерон? Чем поможем тебе мы — контрабандисты, воры, грешники, убийцы? Под нашими пальцами чернеет золото, человече, от нашего дыхания синеет медь и наши шаги разрушают Вселенную. Есть ли сила, способная нас изменить, сделать такими, как отец Донован?

Шаги.

Он не стал выглядывать. Просто бросился через разбитую витрину, потому что узнал идущего. Боль снова дала о себе знать, но он подавил ее усилием воли. На боль нет времени. Сейчас было важно лишь одно, лишь одно, лишь одно…