Страница 60 из 62
– Ты приехал с ней. Я думал.
– Глупый! Я чуть с ума не сошел от ревности, когда она мне сказала о вашем романе!
– О нашем романе? У нас ничего не было и быть не могло!
– Знаю, теперь знаю, но эта неделя была кошмаром, как и вся жизнь с того дня, когда ты меня бросил.
– Я – тебя? Это ты меня бросил!
– Я? Никогда! Ты все неправильно понял! Те фотографии – это кинопробы одной актрисы, рядом не нашлось партнера, сняли меня, вот и все.
– Значит, ты мне не изменял?
– Нет! Никогда! Я люблю тебя. Только тебя, веришь?
– Милый!
Боков оторвал лицо от колен Чурилина, поднял глаза, и Павлик… мой Павлик… осыпал его нежными короткими поцелуями.
У меня бред. В последней стадии.
– Ты стал писать еще лучше! Тот портрет. Я чуть с ума не сошел, когда увидел! Решил, что ты влюбился в эту пустую девицу.
– Как вообще можно влюбиться в девицу? Ты с ума сошел?
– Но на портрете такая любовь! Это шедевр!
– Ты не понял? Не может быть! Ты правда не понял? Ты не увидел в портрете себя?
– Себя?
– Конечно! Как у Леонардо! За женским лицом проглядывает мужское, я думал, ты поймешь.
Вот. Вот и разгадка. Вот что мне мешало насладиться своей совершенной красотой кисти Чурилина! Вот что проглядывало там, сквозь мои нежные и прекрасные черты. Вернее, кто.
Боков. Как же я сразу не догадалась? Значит, я не брежу. Значит.
О, господи! За что мне все это?
– Но ты ей подарил этот портрет!
– Я? Нет!
– Да! Она сама мне хвасталась.
– Не может быть. Я ничего не помню. Без тебя все дни как в тумане. Что-то говорил, что-то делал. А в голове – только ты.
– Ты не проговорился?
– О чем? О нас с тобой? Нет, конечно! Самовлюбленная маленькая дурочка. Хотя, впрочем, очень мила. Кажется, она в меня влюбилась.
– В тебя? Не обольщайся! Она влюбилась в меня, причем с первого взгляда!
– Да ладно, какая разница! Хотя, мне кажется, ей все равно, в кого влюбляться. Девочка просто ищет богатого и перспективного мужа.
Что? Это обо мне? Это я – самовлюбленная маленькая дура, ищущая мужа? И это за то, что я, можно сказать, рискуя жизнью, соединила влюбленных и поступилась собственным счастьем?
Геи. Вот, значит, вы какие! Неблагодарные, бесчувственные! А Макс. Вот в чем разгадка «случайной» потери телефона Чурилина? Конечно, он сразу выяснил это по своим каналам. Потому и сказал, что у нас ничего не получится. Теперь понятно, что имел в виду и сам Боков, когда говорил, как сильно я заблуждаюсь. И их общая индифферентность по отношению ко мне теперь тоже вполне объяснима. И странные слова Антона НПГ-шникам: «Я не по этим делам.» Выходит, знали все, кроме меня. И Ильдара. Хотя Ильдар вряд ли боковской ориентацией интересовался. Про бизнес и состояние узнал, а о главном. Эх. То есть эти два голубчика обманули не только меня, а всю мою семью! Те-то, наверное, на Мальдивах уже список гостей на свадьбу составляют, из-за праздничного меню грызутся. Бедные!
– Завтра будет вертолет. Мы улетим с тобой вдвоем. От всех. И не расстанемся больше никогда. Ни на миг, ни на час. Хочешь в Англию? Там можно официально пожениться. Купим дом, у тебя будет роскошная мастерская.
– Потом. Все потом. А сейчас я хочу быть только с тобой. У меня прекрасная каюта. Целую неделю нас никто не потревожит. Я буду писать тебя. Тебя и снег. Тебя и вечность. Вечность и любовь.
Они целовались. Страстно, нежно, не замечая ничего вокруг.
Я никогда не видела, как целуются мужчины. Оказалось – точно так же, как и все остальные. Это было так трогательно, так необычно, что у меня даже злость прошла. Но одновременно почему-то стало еще обиднее. Меня почему-то никто из этой парочки так не целовал! И слов таких не говорил. Кавалеры, называется! А ведь были влюблены! Оба! Что бы они сейчас друг другу не втюхивали. Или я ничего не понимаю в людях вообще и в мужчинах в частности. А это, разумеется, не так. Меня профессия обязывает разбираться в социуме. Конечно, теперь все ясно, но все равно досадно! С другой стороны. Если б с кем-то из них у нас дошло до секса? А потом я бы увидела все вот это? Ох, не знаю, как бы мне удалось сей конфуз пережить!
У них, значит, большое и светлое чувство. Большое, как Арктика, и светлое, как арктический лед. А я? Я-то что стану делать? Улечу одна на вертолете? Куда? В Мурманск? А остаток отпуска на Мальдивах? Или мне неделю торчать тут, в моем убогом гальюне? Нет уж, милые! Раз вы меня сюда заманили, а заманивши – покинули, вам и отвечать!
Сейчас я разрушу эту невыносимую идиллию! Сейчас!
Я собрала все силы и сделала широкий и твердый шаг в проем между льдинами. Конечно, в порыве неконтролируемых эмоций я совершенно забыла об увечном колене! И абсолютно не подумала о правилах безопасности поведения на полюсе. Поэтому уже второй мой шаг к справедливости стал и последним. Нога, предательски скользнув, сама по себе вывернулась. Все тело, до мозжечка, прострелила острая боль. И я, бездарно грохнувшись на попу, быстро поехала вниз, оглашая арктические просторы истошным воплем. Удивляться тут было нечему: за проемом, в который я так отважно и яростно шагнула, располагался идеально гладкий ледяной откос, а на его верхушке, оказывается, смиренно ждала часа своего торжества многострадальная банановая кожура, запуленная в эти девственные дебри моей меткой рукой. На ней-то я и сверзилась. Третий раз.
Хорошо, спуск оказался не очень крутым. Не таким, во всяком случае, как горнолыжный склон в Куршевеле. Я плавно и безудержно неслась вниз, прямо на оторопевшую сладкую парочку.
– Даша! – вскричали они одновременно и, расцепив наконец страстные руки, оба кинулись ко мне. – Стой!
Если б все команды так легко исполнялись! Попробуйте остановиться, когда у вас только одна рука и одна нога! И при этом вы катастрофически слепы!
Я стремилась вниз, они – вверх. Если б не виденная мною только что картина и не подслушанный разговор, вполне можно было б подумать, что два влюбленных Ромео наперегонки бросились на спасение погибающей Джульетты.
Преграждая путь моему беспомощному телу, Антон скакнул вперед, пытаясь вцепиться в куртку, не дотянулся, нелепо взмахнул руками, вскрикнул и полетел вниз, в сторону, прямо на частокол острых ледышек.
– Тоша! – крикнул художник и, резко отвернувшись от меня, метнулся к любимому.
Через секунду я наблюдала второй исторический полет. А уже через две секунды все кончилось. Я легко и непринужденно зацепилась рукой за торчащую сбоку льдинку и остановилась. Голубки, оба, недвижно лежали в метре друг от друга, чуть ниже меня, и стонали.
– Павлуша, как ты?
– Нога! Кажется, сломал, не могу встать. А ты, Тошик?
– Аналогично. Терпи, родной, сейчас позовем врача.
И ни слова в мою сторону! Ни вопроса, ни грамма беспокойства! Жива – не жива, все по фигу! Рыцари, блин! Уроды.
– Даша! – А, вспомнили. – Сходи за врачом! Кажется, мы оба сломали ноги. – Это – Боков.
– Даша, позови людей, – Чурилин. – Антон не дойдет.
– А меня вы спросили? – ворчливо скуксилась я. – Может, у меня обе ноги переломаны? И руки! И снежная слепота!
– Не шути так, Дашенька, иначе мы все тут замерзнем.
– Все? – мстительно переспросила я. – Ну нет! Лично я – доползу. Зубами во льду траншею выгрызу, но доползу!
И, исполняя угрозу, рванула на локтях и коленках. Правда, недалеко. Бросок вышел на метр, может, полтора. Попробуйте сами быстрее с закрытыми глазами! А открыть их я боялась, потому что ни с того ни с сего вылезло солнце и все вокруг просто загорелось голубым ясным огнем. Из моих многострадальных красивых очей ручьем полились слезы, мир вокруг расплылся, потеряв очертания и превратившись в скопище серых пятен, а внутри глаз, прямо в мозгу, засвербило и зачесалось.
– О, Дарья Батьковна, – услышала я удивленный голос доктора. – Нашлась, смотри-ка! Я уж с ног сбился, решил тревогу объявлять, а ты – вот она. Ползешь? Маресьев ты наш! А чего ползешь? Опа! А очки где? Посеяла? Да что ж ты за дура такая бестолковая! Вставай!