Когда выбирается “Я”

— Пусть покроет убытки. Пусть поработает на нас своим носом, — сказал босс. — От мёртвых прибыли нет.

— От живого может быть вред, — настаивал предатель. — Он нас всех запомнил, этот гибрид, помесь человека с лягавой.

— Я заставлю его молчать. У меня длинные руки. (Довольно комичное утверждение со стороны короткорукого старичка).

— Босс, не забывай, что он советский. Как ты его достанешь в Москве? Это и ФБР не под силу.

Главарь задумался. На моих глазах решался вопрос: сейчас меня убьют или немного погодя? Пассивность была бы губительной.

— У меня особое чутьё временно, — сказал я. — Я могу его ликвидировать. Даже собирался ликвидировать. Могу это сделать хотя бы сейчас.

— Кто тебе поверит?

— Глазами будет видно. Нос у меня изменит форму. Будет нормальный, тонкий, даже с горбинкой.

Не ведал я, что это пустяковое замечание решит мою судьбу. Когда все зависит от одного слова, никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь.

— Совсем другой нос? — вскричал визгливый женский голос где-то у меня за спиной. — Красивый нос, тонкий и с горбинкой?

На сцене появилось новое действующее лицо: пышная женщина лет около сорока с красным лицом, как бы пылающими щеками, жирными, ярко намазанными губами и невзрачным носом-пуговкой. Она выскочила вперёд, и у всех мужчин разом изменилось выражение. На лице у главаря, державшегося этаким властным Наполеоном, появилась заискивающая угодливость. Видимо, пьшнотелая красавица, жена или возлюбленная, очень нравилась ему, щупленькому коротышке. Помощники его криво заулыбались, морщась. Вероятно, они не одобряли главаря, который их “на бабу променял”. На лице же Джереми выразилось тупое, покорное отчаяние. Я все это замечал. Я уже отошёл от побоев и напряжённо боролся за жизнь, старался найти любую ниточку.

— А мне ты сделаешь красивый нос? — спросила женщина.

— Могу сделать прямой, могу с горбинкой, могу орлиный, могу длинный, могу короткий.

Я отвечал не наобум, не блефовал. Я и раньше обдумывал, как приступиться, если мне захочется не себя изменять, а другого.

— Пол, дорогой, — обратилась женщина к коротышке, — заставь его переделать мне нос. Потом уберёшь, это всегда успеется.

— Мне нужно время, — сказал я. — Недели две. Нужна свобода. Нужно ещё…

Инспектор прервал меня. Самый злобный народ — предатели. Хуже, чем враги.

— Босс, не узнаю тебя! — вскричал он. — Что ты развесил уши и слушаешь этого обманщика? Плетёт тебе сказки, чтобы время оттянуть. Где это слыхано, чтобы носы менять по настроению. Нюх у него от природы собачий, вот он и пользуется. Время ему нужно. Да кто сторожить будет? Ты, что ли? Целых две недели?

— Даю два часа, — сказал главарь.

— С природой не поторгуешься. У природы свои темпы.

— Даю два часа

А что сделаешь за два часа? За два часа изменений наглядных не будет. Впрочем…

— За два часа я вылечу рану. Это убедительно будет?

— За два часа?

Потрясённое молчание.

— Действуй! Если рану заживишь, будет разговор. Не выйдет — пеняй на себя.

Теперь уж я мог распоряжаться. Я потребовал, чтобы мне создали условия. Тишина полнейшая, занавески на окнах, темнота. Пусть стоят за дверью, пусть стоят под окнами, но молча. Даже шептаться нельзя — это отвлекает. И чистая вода нужна мне и бинт. Если есть пенициллин, хорошо бы шприц. Ещё сок, лучше всего лимонный. Нет, еды не нужно, еда не усвоится за два часа — не успеет поступить в кровь. Сахар можно. Шоколад, если есть.

— Шоколадные конфеты годятся? — спросила женщина почти робко.

Нет, я не был на сто процентов уверен в успехе. Ран лечить мне ещё не приходилось. Но ведь всё равно надо же было заняться самолечением. Вероятно, это не сложнее, чем самореконструкция.

— Свет гасите, — распорядился я, вытягиваясь на полу.

Гангстеры вышли чуть ли не на цыпочках. Женщина ещё вернулась, подсунула мне подушку под голову.

Самолечение описано у Рамачараки в “Хатха-йоге” — популярном изложении индийской народной медицины. У меня приёмы те же. Сначала надо сосредоточиться. Для этого дышат в такт с биением сердца Постепенно весь организм вводится в ритм. Вот уже и сердце тебя слушается, и кровь тебя слушается. Ты дирижёр своего тела. Приступай к лечению. Йоги рекомендуют после этого направлять прану в больной орган.

Прана — это энергия. По их понятиям, нечто сложное и таинственное. Вероятно, подразумевается кровь, и больше ничего. Лично я приказываю крови притекать к ране. Нервам приказываю усилить боль, обратить на рану особое внимание.

“Хатха-йога” рекомендует даже уговаривать больные органы словами: “Милое сердце, пожалуйста, не подведи меня, возьмись за работу, соберись с силами”, “Ранка, моя хорошая, засыхай, будь добра”. “Эй, печень, не ленись, не упрямься, как ослица!” Конечно, дело тут не в словах, клетки тела слов не понимают. Но слова позволяют сосредоточить внимание, думать неотрывно о больном месте.

Не знаю, многим ли йогам удаётся это лечение самовнушением. Я отвечаю за себя. Я это могу делать, потому что у меня особый секрет. Заслуга не моя, а делать могу. У меня кровь подчиняется воле.

Не словами я даю задание, а воображением. Я представляю себе, как по жилам бежит горячий ток. Представляю себе, как струится кровь из раны, смывая словно тёплой водой всякую грязь. Минуты две струится, и довольно. Воображаю, как стягиваются мышцы, смыкаются, словно сжатые губы. Сошлись, замкнули сосуды, ни кровинки на рубце. Воображаю, как срастаются смежные клеточки, нити соединительной ткани входят в ткань, миллионами нитей сшивается рубец. Воображаю, как нарастает новая кожа, младенчески-розовая, нежная и гладкая.

Воображаю, как нога болит, пылает, жжёт, как она налилась багровым сгустком крови. Воображаю, как зудит заживающий рубец и как пульс стучит, приливая к ране: тук-тук, тук-тук.

Неотрывно воображаю два часа. Очень это утомительно, воображать два часа подряд.

Но вот скрипят двери. Так же на цыпочках гангстеры осторожно и почтительно входят в комнату. Зажигают свет. Жмурюсь. Отвык.

— Гляди-ка, с лица спал, — говорит женщина с откровенным сочувствием. — С лица спал. И почернел весь.

— Время истекло, — напоминает главарь очень мягким голосом. В нем слышится готовность продлить срок, если я попрошу.

Но мне самому интересно посмотреть, что у меня получилось. Боли как будто нет. Но, может быть, я внушил себе, что боль прошла. Разматываю повязку.

Младенчески-нежная, мягкая, розовая кожа на правом бедре. Как бы пятно после зажившего ожога.

— Матерь божья! — Женщина истово перекрестилась.

Боксёр сказал:

— Дьявольщина!

— Небесное проклятие! — прохрипел Гора Мяса.

— Провалиться мне в ад! — прошептал коротышка-главарь. Сильнее ругани не нашлось в английском языке. Даже гангстеры не знали.

ГЛАВА 5

На моем триумфе присутствовало четверо. Ушёл Плащ. И ушёл инспектор Джереми. Больше я его не видел. А о судьбе узнал дня через два, совершенно официально, через печатное слово.

Вот что было написано в газете:

“ЗВЕРСКОЕ УБИЙСТВО НА ПРОЕЗЖЕЙ ДОРОГЕ”

Кто убийца? Не красный ли?

ИЗУВЕРСТВО ИЛИ РАСЧЁТ?

11 августа поутру 15-летняя дочь фермера Жанна Дюваль, выйдя на поле своего отца, заметила сиреневого цвета машину “паризьен”, стоявшую на обочине. Первоначально девочка не обратила на неё внимания, поскольку горожане нередко останавливались на ночёвку в своих машинах на этой тихой дороге. Но время шло, солнце поднималось все выше, накаляя кузов, а машина продолжала стоять. “Неужели пассажиры спят до полудня?” — подумала трудолюбивая девочка. С детства привыкнув к труду, она не представляла себе такой бессовестной лености. Движимая возмущением, а также и любопытством, Жанна, покончив с дойкой коров, приблизилась к машине и заглянула внутрь. О ужас!!! Кровь леденящая картина представилась её глазам. На переднем сиденье лежал мужчина в бельё. Голова его была разбита, лицо покрыто запёкшейся кровью, руль, обивка сиденья — все было в крови. Жанна с криком бросилась к отцу. Опытный в житейских делах фермер немедленно сообщил в полицию по телефону, указав фирму, цвет и номер машины. Без труда удалось установить, что машина эта принадлежит инспектору полиции Грегору Джереми. Прибывшие на место происшествия работники розыска опознали в убитом своего коллегу. Выяснено, что накануне вечером, около 18 часов, инспектор выехал из города совместно с иностранцем мистером К…, приехавшим недавно из Москвы для ознакомления с достижениями полиции нашего континента. Трагически погибший Джереми вёз гостя в свой коттедж, видимо, для дружеской беседы. Остальное — тайна. Непонято, каким образом машина оказалась за триста миль от коттеджа Джереми; непонятно, почему убийца снял с убитого мундир, а самое важное: неизвестно, куда делся и какую роль во всем этом играл приезжий, сидевший в машине. Все это предстоит выяснить нашей опытной полиции. Мы не сомневаемся…” и т.д.