Страница 157 из 192
Вошел Тавровский. Он раскланялся с хозяйкой и хозяином дома, потом со всеми и сел возле Надежды Александровны, которая приказала поставить ему прибор. Она спросила:
– - Что значит, что вас столько времени не было видно?
– - Я был на охоте.
– - Целую неделю? -- язвительно воскликнула Надежда Александровна.
– - Да.
– - Странно! а Мари мне говорила, будто бы она вас видела…
– - Ошиблась: приняла другого за меня,-- отвечал Тавровский и, обращаясь к Эженю, продолжал: -- Ну что? как идет твое рисованье?
– - Очень хорошо! я теперь рисую головку…-- отвечал Эжень.
– - Портрет с mademoiselle Авет! -- подхватила, смеясь, Софи.
– - Неправда! -- покраснев, перебил ее Эжень.
– - Да, да! ты сам меня спрашивал, похоже ли.
Mademoiselle Анет покраснела.
Мисс Бетси запыхтела и сделала замечание Софи, что она стала говорить очень скоро.
– - Да, это правда, и манеры у ней стали какие-то резкие! -- подхватила Надежда Александровна.
Краска сменилась бледностью у mademoiselle Анет.
– - Немудрено: живость mademoiselle Клары очень увлекательна. Она так грациозна…-- смеясь, сказал Тавровский.
– - Я не беру на себя выговора, потому что Софи, кроме класса, не бывает со мной,-- отвечала mademoiselle Клара.
– - И я тоже! -- заметила мисс Бетси.
Слезы дрожали на ресницах у mademoiselle Анет. Она сидела потупив глаза. За столом вдруг воцарилось молчание.
Младший сын, сидевший возле mademoiselle Анет, вдруг сказал с грустью:
– - Папа, она плачет!
Глаза всех устремились на бедную, сконфуженную mademoiselle Анет.
– - Какая чувствительность! -- презрительно воскликнула Надежда Александровна.
Mademoiselle Анет не выдержала, и слезы ручьями потекли по ее лицу; она едва слышно произнесла извинение и встала из-за стола.
Марк Семеныч, подав ей руку, повел ее из столовой. Возвратись на свое место, он с сердцем сказал:
– - Надинь! это жестоко, это…-- Надежда Александровна смеялась так весело и простодушно, что Марк Семеныч замолчал и нетерпеливо ждал, когда пройдет порыв этой веселости. Он строго продолжал: -- Я вас не узнаю, Надинь.
– - Потому что я вмешалась в воспитание моих детей; но я надеюсь, что имею на это право!
– - Я был бы очень счастлив, если бы вы это давно сделали; но внимание не так должно выражаться.
– - Вы знаете, что я морали не люблю ни читать, ни слушать.
– - Однако! -- возразил Марк Семеныч, весь вспыхнув.
– - Скажите, пожалуйста, нельзя ли мне попробовать убитую вами дичь? -- обращаясь к Тавровскому, сказала Надежда Александровна и этим вопросом прекратила свой разговор с Марком Семенычем, который тотчас после обеда, собрав детей, пошел в сад.
Mademoiselle Клара хотела ему сопутствовать; но Марк Семеныч сказал:
– - Не беспокойтесь: mademoiselle Анет, верно, будет так добра, что исполнит свою обязанность,-- и, обратись к сыну, он продолжал: -- Эжень, сходи к mademoiselle Анет и упроси ее хорошенько, чтоб она вышла в сад.
И Марк Семеныч тоже последовал с детьми за сыном. Он вошел в комнату mademoiselle Анет, которая сидела у окна и, закрыв лицо платком, горько рыдала. Эжень, прибежавший первый, робко стоял в дверях. Марк Семеныч сказал детям:
– - Подите и упросите ее, чтоб она перестала.
Дети бросились целовать и обнимать mademoiselle Анет, которая поспешно вытерла слезы, поправила волосы и сказала:
– - Я готова…
– - Вы и на меня сердитесь,-- сказал Марк Семеныч.
– - Уверяю вас, что, кроме благодарности и удивления моего к вам, я ровно ничего не имею…
– - Вы забыли, может быть, ваше слово разделить со мной тягость воспитания?
– - И я сдержу его, потому что я должна же чем-нибудь заплатить вам за то участье…
– - Боже мой! не говорите со мной так. Вы для меня принесли жертву.
– - Однако зачем их делать свидетелями,-- заметила mademoiselle Анет, потому что дети с большим вниманием слушали их разговор.
И они пошли в сад; но не успели они сделать круг, как к ним навстречу шла Надежда Александровна и ласково сказала, обращаясь к mademoiselle Анет:
– - А я вас искала.
– - Я была в своей комнате,-- отвечала mademoiselle Анет.
Надежда Александровна молча пошла возле нее. Она, казалось, хотела что-то сказать ей, но как бы не решалась… и вдруг она торопливо сказала:
– - Вы, mademoiselle Анет, извините меня, я не хотела вас обидеть! -- И, сказав это, она быстро отошла в сторону и заметила своей дочери, шедшей впереди:-- Как я не люблю на тебе, Софи, этого платья!
Тавровский шел навстречу, и когда он встретил Надежду Александровну, то пытливо взглянул на нее, потом на mademoiselle Анет, которой он сказал:
– - Я к вам с предложением: не хотите ли попробовать мою верховую лошадь? она очень смирная. Mademoiselle Клара уже подпрыгивает на ней и страшно кричит.
– - Благодарю вас! в другой раз.
– - Отчего же вы не хотите? -- заметила любезно Надежда Александровна.
И все пошли на подъезд, выходящий на большой двор, посреди которого был огорожен луг с зеленой травой; в центре его красовались солнечные часы. Mademoiselle Клара, скривив талию, подпрыгивала на аршин от седла, смеялась, поддерживая свою гребенку в косе. Лошадь вели под уздцы, и она шла легкой рысью.
Дети стали проситься тоже сесть на лошадь, когда mademoiselle Клара сошла с нее. Тавровский сел по-дамски и прокатывал поочередно детей; Марк Семеныч ходил возле и останавливал Тавровского, когда тот скоро ехал. Mademoiselle Анет в это время крепче увернула свою косу, на что не без зависти смотрели Надежда Александровна и гувернантки; потом она надела длинную суконную юбку и ожидала лошади, которую подвел к ней Тавровский, спросив ее:
– - Вы как садитесь, с лестницы?
– - Нет, я и так могу,-- отвечала mademoiselle Анет.
Тавровский так приподнял ее, что она с секунду стояла ногой на его руке. Сев на седло, она взяла повода и, оправив платье, повернула лошадь прямо, пришпорила ее и перескочила через перегородку в луг.
Послышались разного рода восклицания.
Тавровский кричал "браво!", Марк Семеныч: "Осторожнее!", дети, прыгая, били в ладоши, а дамы с удовольствием следили за mademoiselle Анет, скакавшей рысью вокруг. Она, казалось, одушевилась, то ехала рысью по-английски, то просто,-- потом, подняв лошадь в галоп, сделала тур, пустила ее во весь карьер и неожиданно остановила перед Тавровским, стоявшим на лугу. Она бросила ему повода и спрыгнула на землю, так что дети вскрикнули, думая, что она упала с лошади. Похвалы сыпались со всех сторон mademoiselle Анет. Надежда Александровна сказала ей:
– - Да, вы удивительная наездница! где это вы выучились так ездить?
– - В деревне, один из моих родственников, хороший кавалерист, учил меня,-- гордо отвечала mademoiselle Анет.
Надежда Александровна подняла брови и произнесла:
– - А-а-а!
Марк Семеныч подошел в это время к mademoiselle Анет и сказал:
– - Нет, я вам больше не позволю ездить верхом: вы ужасно смелы. Как можно, не зная лошади…
– - Ах, как ты скучен с своими моралями! ну, читай их детям! -- перебила его Надежда Александровна и закричала Тавровскому, скакавшему по-дамски: -- Полноте! теперь вы нас не удивите своей смелостью.
Вечер прошел довольно весело. Приехали гости; но mademoisselle Анет удалилась, потому что детям было время идти спать. Прощаясь с детьми, Тавровский успел тихо спросить mademoiselle Анет:
– - Извинялась?
– - Кто? -- невольно шепотом спросила mademoiselle Анет.
– - Кому следовало.
Mademoiselle Анет ничего не отвечала.
Тавровский, взяв на руки Андре и целуя его, сказал ему:
– - Поди и крепко поцелуй за меня мисс Бетси.
– - Не хочу!
– - Ну mademoiselle Клару.
– - Не хочу, не хочу! -- говорил ребенок.
– - Ну а хочешь ли поцеловать mademoiselle Анет?
Ребенок протянул к ней руки. Mademoiselle Анет ждала его, только чтоб уйти, и когда брала Андре от Тавровского, то почувствовала легкое пожатие руки; она в волнении сказала: