Падшая звезда

Потому что, не считая жизни, честь — это единственное, что им оставили…

Единственное, что оставили НАМ".

Раньше Кайель представляла его только по словесному портрету. Но нисколько не удивилась, ступив на чёрный песок одного из Огненных островов и обнаружив его среди встречающих.

Собственно, встречали её двое. Первой была очень рослая и худая женщина, маг из ваашцев — синекожая и черноволосая. Правда, рослой и худой она могла считаться лишь по меркам своего вида, отличающегося, как правило, весьма плотным телосложением и этакой капитальной ширококостностью — как будто природа, выступая в роли скульптора, взяла людей и укоротила на треть при сохранении, а то и увеличении массы тела. Но у этой конкретной представительницы синекожих рост был почти такой же, как у Кайель, а весила она килограммов на пятнадцать меньше.

Второй же встречающий… им был Изменённый. Полуящер без правого глаза.

Сехоро, предатель.

— Назовись! — потребовала на Торговом-прим тройки синекожая.

— Можете называть меня Кайель. А вы кто?

— Я — Лирээш Подкова. Зачем ты здесь?

— Совершенно точно не для того, чтобы ругаться со слугами.

— О! Так ты стремишься увидеть Островитянина?

— Да.

— Ну, тогда иди за нами… просительница.

"Правильно говорили: хочешь узнать господина, посмотри на его слуг. Если к впечатлениям от тесного знакомства с Лирээш и Сехоро прибавить сказанное Хозяином Лесов, впечатление получится довольно пасмурное. А я ещё имела глупость удивляться: как можно при сравнении с одним из адских князей получить характеристику менее лестную, чем демон!

Значит, я очень правильно сделала, приняв меры предосторожности. Если Островитянин меня убьёт… что ж, надеюсь, он не успеет пожалеть об этом опрометчивом шаге".

Тропическое царство вокруг было разительно несхоже с мрачными хвойными лесами Захребетья. Там приглушённый свет и сдержанность красок — здесь яркость и пестрота. Там — плавное течение потаённых сил, однородность, неброская сложность. Здесь — бьющие в глаза, цепляющие внимание диковины, мозаичность, доходящая до кричащего диссонанса…

И вот — эпицентр мозаичности: не таящий своей Силы маг в пёстрых одеждах, восседающий на странном желеобразном троне под пологом ветвей, переплетённых так, чтобы не осталось ни малейшего зазора, куда могло бы заглядывать небо.

— А-а, никак, Ниррит Энгастийская? Как же, весьма наслышан…

— Ниррит мертва. Пожалуйста, называйте меня Кайель.

"Пародия на Хозяина Лесов", — решила она, осторожно исследуя Островитянина магическими чувствами сквозь собственные плотные щиты (ослаблять защиту в самом гнездилище этого высшего мага было бы чистейшей воды безрассудством, если не сказать — безумием). "Не удивительно, что Хозяину он активно не нравится".

Для бессмертного властелина лесов Захребетья природа была той первородной купелью, в которую можно погружаться снова и снова. А вот для Островитянина, очевидно, — бездонным колодцем, из которого можно вечно черпать энергию и вдохновение… и в который можно вложить немалую часть собственной личности. Тело на троне было для высшего посвящённого примерно тем же, чем обычно голова у человека является для остального тела. Центральное связующее звено, сердце здешней Силы — но, кажется, далеко не единственное сердце. Как мастер биотрансмутаций, Ниррит могла бы картировать границы чужого сознания точнее, но мешали её же щиты, отсекающие либо искажающие изрядную часть сенсорных потоков…

Хозяин Лесов был щедр, но не навязывал никому своей воли. Островитянин действовал, точно садовник, а также как скульптор… и, заодно, вивисектор.

Хотя, казалось бы, оба — маги жизни, её высшие посвящённые. Но какая дистанция!

"Похоже, можно быть уверенной в том, у кого именно Князь Гор "одолжил" пауков, иммунных к магии Аг-Лиакка, чтобы устроить мне памятное испытание перед дракой с полудемоном…"

— Кайель? И что же это значит?

— В прямом переводе — Отрава.

— О! Вот даже как? — Островитянин изогнул бровь, одновременно потирая руки и ёрзая на своём желеобразном троне. Кайель не хотелось бы восседать на чём-то подобном. — Люблю ядовитых, да. И колючих… так зачем, говоришь, ты сюда явилась?

— Я хочу задать вам несколько вопросов.

— Ага! Это мы сейчас организуем. Лирээш, Сехоро!

… кажется, Кайель отвлеклась на стоящих за спиной миньонов мага. А может, память просто лгала. Ясно было лишь одно: после этой реплики Островитянина в памяти образовался непроницаемо чёрный провал.

"О-о-ох…"

На стон вслух нет сил. Сил вообще нет. В том числе и тех, что пишут с большой буквы.

Всё выпито.

"Гадёныш… тварь… хвост слизня, плевок гнойный, абсцесс неоперабельный!

Но жизнь оставил. Уже хорошо.

Дышать глубже… ох! ну, хоть немного глубже. Муть в голове надо как-то разгонять, и побыстрее. Новый обморок был бы совсем некстати. Вот так. (Кстати, а как я вообще выкарабкалась из беспамятства? ладно, отвечать будем потом). Теперь простые упражнения из старой брошюры. Такие простые, что работают даже у бездарностей. Или при нуле Силы, как у меня.

Стоп. А с какой радости у меня — нуль? У любого живого существа всегда есть хоть сколько-то витальной энергии. Иначе оно уже не живое. Чтобы я, целитель, и вдруг да не воспользовалась своей собственной витальной энергией? Ну-ка, что там в закромах…

Ага. Есть крохи. Как во время глубочайшего физического истощения. Плюнь — погаснет. И трогать боязно. Малейшее напряжение меня сейчас просто убьёт.

Но что с того? Естественным образом я всё равно не восстановлюсь. Пока организм будет вяло мобилизовать остатки физических резервов, я подохну на этом славном солнышке от жары. Или сперва ослабею от жажды, потом снова в обморок, а потом… нет, такой сценарий — не для меня. И если уж рисковать, то как можно раньше.

Пока крохи энергии, невесть откуда взявшиеся, не испарились окончательно".

Взнуздав чуть окрепшей волей жалкие остатки жизненной силы, Кайель спустя ровно пять секунд провалилась уже не в обморок — в кому. Но этих пяти секунд ей хватило, чтобы сымпровизировать очень слабенькое и простенькое (по её меркам простенькое), но надёжное заклятье. Оно питало организм именно тем, что медленно убивало его: преобразованным в усвояемую форму светом солнца и раскалённым жаром вулканического песка.

Через минуту вызванный заклятьем прилив витальной энергии запустил сердце. Ещё через сорок секунд вернулось дыхание. И почти одновременно с дыханием — сознание.

А энергия продолжала прибывать.

Выждав, пока сердце сократится ровно сто раз, Кайель модифицировала заклятье, благо энергии для этого уже хватало. Очень слабенькое и простенькое заклятье стало слабеньким и несложным. А витальная энергия начала прибывать намного быстрее.

Ещё сто ударов сердца. Отменив сыгравшее свою роль заклятье, Кайель сотворила новое. Слабое, средней сложности. Помедитировала немного.

И встала: медленно, осторожно, как впервые после месяца в постели встаёт выздоравливающий. Впрочем, именно выздоравливающей она сейчас и была. Разве что выздоровление шло со скоростью совершенно неестественной… ну так что с того?

Маги, как известно, очень живучи. А целители — самые живучие маги из всех. Если не умерли на месте и ног не лишились, скоро снова будут ходить. И даже бегать.

Подняв руку, Кайель сняла с шеи почти исчерпавший себя одноразовый амулет. Тот самый, который вернул ей сознание. И отбросила прочь, не глядя, куда бросает.

"Дар милосердия, чтоб его!.. но без амулета — загнулась бы, не приходя в сознание. Так что, конечно, спасибо полуящеру за садизм. Или всё-таки не Сехоро, а Островитянину персонально?.."

Вокруг простирался чёрный пляж, характерный для Огненных островов. Но вернувшееся чувство пространства шептало: это уже не тот остров, где окопался её бессмертный враг, а другой, расположенный южнее километров на семьдесят, если не больше. По левую руку, по правую руку и впереди высились чёрные, раскалившиеся под свирепым южным солнцем, местами стеклянисто блестящие утёсы. А позади шелестело море. Дикий, не осквернённый вмешательством разума пейзаж… за исключением одной только детали.