Страница 5 из 72
Новые идеологические установки оказали существенное влияние на процесс пополнения источниковой базы исследований по названной тематике. С одной стороны, продолжали выходить в свет тщательно отредактированные, прошедшие строгую цензуру мемуары участников событий[41] и документальные сборники о партийно-политической работе в Красной Армии в предвоенные годы.[42] С другой стороны, в обобщающих печатных трудах активнее стали использоваться архивные материалы, содержавшие новые фактические данные о системе партийно-пропагандистских органов, о постановке идеологической работы в войсках накануне войны против Германии.[43] Однако эти факты подбирались таким образом, чтобы не давать повода для критических оценок и выводов.
Исследовательские темы по проблеме идеологической подготовки СССР к войне отличались узостью и односторонностью. Формулировалась главным образом задача изучения опыта «практической деятельности Коммунистической партии по созданию и развитию системы коммунистического воспитания советских воинов», работы «командиров, политорганов, партийных и комсомольских организаций по воспитанию у личного состава Красной Армии качеств, необходимых защитникам и строителям социализма».[44] В конечном счете, весь пафос подобного рода публикаций, как и в хрущевские времена, сводился к доказательству тезиса о том, что к 22 июня 1941 г. перестройка партийно-политической работы достигла поставленной цели – всесторонней морально-политической подготовки личного состава РККА «к отражению возможной империалистической агрессии».[45]
В то же время было усилено цензурное вмешательство при отборе к публикации мемуарной литературы, в том числе – касающейся описания событий предвоенных лет. 4 июля 1977 г. Секретариат ЦК утвердил постановление «О мерах по усилению контроля над подготовкой и изданием мемуарной литературы», согласно которому такого рода литература могла выходить в свет лишь после согласования в соответствующих отделах ЦК КПСС, в ИМЛ при ЦК КПСС, в Главном политическом управлении Советской Армии и Военно-Морского Флота.[46] ГлавПУРом была даже предпринята попытка организовать выкуп книг ранее изданных мемуаров, не согласовывавшихся со сформированной во второй половине 1960-х – начале 1970-х гг. концепцией Великой Отечественной войны.[47]
Последний этап советской историографии проблемы (вторая половина 1980-х – начало 1990-х гг.) хронологически совпал с горбачевской «перестройкой». Историография, призванная в Советском государстве выполнять охранительную идеологическую и политическую функцию Советского государства, к этому времени все чаще стала сталкиваться с тем, что в «перестроечное» время называли «белыми пятнами». Историки уходили в мелкотемье, прибегали к эзоповскому языку, стремились освободиться от «корсета марксизма-ленинизма» в его брежневском исполнении, порой теряя свою профессиональную любознательность.
В создавшихся к концу 1980-х гг. политических условиях, когда требовалось обоснование для «обновленной легитимации перестройки», особым нападкам подверглись события советской истории, главным образом ее сталинского периода. Поиском «белых пятен» в ней наиболее активно занимались публицисты, писатели и журналисты.[48] Одновременно предпринимались попытки интерпретации ставших известными благодаря архивным изысканиям пропагандистских материалов, авторство которых связывалось с именами начальника Политического управления Красной Армии (ПУРРКА) Л.З. Мехлиса, члена Политбюро ЦК ВКП(б) М.И. Калинина, секретаря ЦК А.С. Щербакова[49] и др. Но, к сожалению, подобного рода важнейшим документам не было тогда уделено должного внимания. Зато вполне в духе времени звучали обвинения в адрес Калинина и Щербакова, которые, судя по некоторым публикациям, накануне войны с Германией «выдавали желаемое за действительное», делали «ошибочные заявления».[50]
Действуя в соответствии с политической конъюнктурой, некоторые историки порой проявляли крайний субъективизм. Так, если до этого в советской историографии преобладала тенденция к апологетическому изображению пропагандистской деятельности партии и государства, осуществлявшейся накануне войны против Германии, то на рубеже 1980-1990-х гг., наоборот, при освещении данного вопроса было дано немало негативных оценок. И порой авторы, ставшие известными именно благодаря своим работам, в которых превозносилась советская политическая пропаганда, на исходе «перестроечного периода» уже выступали в роли ее же критиков. На смену восторженным высказываниям в публикациях подобного рода стали появляться утверждения, что основная цель этой пропаганды якобы состояла... «в оправдании автократического режима власти и проповеди идей деформированного социализма (sic! – В.Н.)».[51]
Но по установившейся традиции продолжали выходить и работы, в которых деятельность партии предвоенного периода в идеологической сфере рассматривалась исключительно с позитивных позиций.[52] Вновь, как и на этапе борьбы с последствиями «культа личности», отличительной особенностью оказались антисталинские мотивы в публицистике и в научных исследованиях. Наряду с этим все настойчивее стали звучать «разоблачительные» выпады в адрес прежде «непогрешимой» Коммунистической партии. Таким образом, идеологический тандем «Сталин – большевистская партия», попытки разрушения которого были предприняты при Хрущеве, а консервации – в брежневские времена, был окончательно размыт под воздействием «перестроечной» историографии горбачевских времен.
1.2. В зеркале дискуссий рубежа XX–XXI вв
1990-е гг. стали рубежными для отечественной историографии. Уход с политической арены КПСС привел к преодолению идеологического контроля правящей партии над гуманитарными науками, в том числе – над исторической наукой. С распадом СССР активизировался процесс формирования постсоветской российской историографии. Она отличалась прежде всего наличием плюрализма в методологии, в подходах к изложению событий предвоенных лет. Формировались нетрадиционные взгляды, складывались новые системы аргументации, что отражалось в «пестрой смеси из старых и новых подходов, оценок, фактов», проникавших в научные публикации. Эти процессы развивались на фоне крайней поляризации взглядов, политической обостренности дискуссий по различным сюжетам, связанным с историей сталинского режима второй половины 1930-х – начала 1940-х гг., в том числе – по вопросам идеологической подготовки СССР к войне и роли в ней большевистской пропаганды.
В рамках российской постсоветской историографии можно условно выделить два этапа в изучении данной проблемы: первая половина 1990-х гг.; вторая половина 1990-х гг. – начало XXI в.
И в постсоветский период, по уже установившейся традиции, предпринимались попытки обратиться вновь к теме политического воспитания личного состава РККА предвоенных лет, причем особое внимание сосредоточивалось на негативных последствиях репрессий.[53] Начали вводиться в научный оборот и подверглись критическому переосмыслению тексты официальных заявлений представителей большевистского руководства (Сталина, В.М. Молотова, М.И. Калинина, А.А. Жданова), а также предназначавшихся для личного состава РККА пропагандистских материалов, которые датировались 1939–1941 гг. Среди них особую значимость имели доклады, проекты директивных документов ЦК ВКП(б), Главного управления политической пропаганды Красной Армии, которые нацеливали личный состав РККА на активные, наступательные действия и даже содержали идею взятия Советским Союзом на себя инициативы подобных действий.[54]
41
Рытов А.Г. Рыцари пятого океана. Изд. 2-е, испр. М., 1970; Краминов Д.Ф. В орбите войны: Записки советского корреспондента за рубежом. 1939–1945 годы. М., 1980; Бурцев М.И. Прозрение. М., 1981; Мазуров К.Т. Незабываемое. Минск, 1984; Сапожников Б.Г. Готовность советских востоковедных кадров к защите Родины // Оружием слова. Статьи и воспоминания советских востоковедов. 1941–1945. М., 1985. С. 11–38 и др.
42
Партийно-политическая работа в Красной Армии: Документы. Июль 1929 г. – май 1941 г. М., 1985.
43
История второй мировой войны, 1939–1945: В 12 т. Т. 3. М., 1974. С. 395–407; Партийно-политическая работа в Вооруженных Силах СССР (1918–1973 гг.): Ист. очерк. М., 1974; Бокарев В.П. Исторический опыт КПСС в подготовке кадров политработников армии и флота (1921–1941 гг.). М., 1983; Идеологическая работа в Вооруженных Силах СССР: Историко-теоретический очерк. М., 1983; Клочков В.Ф. Красная Армия – школа коммунистического воспитания советских воинов, 1918–1941. М., 1984 и др.
44
Клочков В.Ф. Указ. соч. С. 212.
45
Там же. С. 43.
46
История советской политической цензуры. Документы и комментарии. М., 1997. С. 208–209.
47
Кулиш В.М. Указ. соч. С. 304.
48
Вашик К. Представление исторического знания и новые мультимедийные технологии. М., 1999. С. 5–6.
49
О работе политического управления Красной Армии // Известия ЦК КПСС. 1990. № 3.
50
Артамошин Ю. Просчеты руководства // Аргументы и факты. 1989. № 23. 10–16 июня; Канун и начало войны: Документы и материалы. М., 1991. С. 308.
51
Комков Г.Д. Политическая пропаганда и агитация в годы тяжелых испытаний // Духовный потенциал Победы советского народа в Великой Отечественной войне, 1941–1945 гг. М., 1990. С. 36.
52
Мулюков Р.С. Исторический опыт Коммунистической партии в строительстве политорганов и партийных организаций в Красной Армии (1921 – июнь 1941 г.). М. 1989; Юхтанов М.В. Деятельность Коммунистической партии по интернациональному воспитанию воинов армии и флота в годы довоенных пятилеток (1928–1941). Дис... к.и.н. М., 1990; Гонтаренко А.А. Партийное руководство институтом заместителей политруков в политическом воспитании личного состава Красной Армии (1938–1940). Дис... к.и.н. М., 1991.
53
Сувениров О.Ф. РККА накануне... Очерки истории политического воспитания личного состава Красной Армии 1929 – июнь 1941 г. М., 1993.
54
Позняков В.В. Внешняя политика трех великих держав и образ союзников в советской пропаганде в годы Второй мировой войны. 1939–1945 гг. // Ялта. 1945 год. Проблемы войны и мира. М., 1992. C. 165–179.