Страница 21 из 39
Формулировать требование дополнительных сведений было поручено берлинской ложе “Трех Глобусов”, которая выполнила эту задачу в такой форме: прежде всего она выразила сомнение, чтобы можно было отыскать почву для примирения между двумя, на ее взгляд, непримиримыми течениями в современном масонстве: старинным , которое ставит себе задачей духовное и нравственное усовершенствование отдельных своих членов, и новейшим , которое считает задачей масонства непосредственное участие в борьбе политических партий и общественных движениях, если таковые, по его мнению, клонятся на благо человечества.
Поэтому установление правильных братских отношений с Великой Французской Ложей возможно лишь при таких условиях: 1). Если она формально откажется от солидарности с Великим Востоком Франции, проявившим пассивное отношение к непристойной выходке 11 парижских лож, позволивших себе дерзко оскорбить франкмасонов, поставленных во главе прусских войск, Его Величество Короля Вильгельма I и Его Королевское Высочество кронпринца Фридриха Вильгельма; 2). Если она откажется от участия в борьбе политических партий и религиозных раздорах; 3). Если она согласится восстановить в этом уставе обязательство веры в Бога, а в требниках и в дипломах Его символ, в формах прославления Великого Архитектора Вселенной.
Такие условия были заведомо неприемлемы, и Великая Французская Ложа на них ни в каком случае согласиться не могла, во-первых, потому, что они были унизительны для национального самолюбия, а во-вторых, из опасения навлечь на себя обвинение в недостатке патриотизма.
На этом переговоры бы и прекратились, если бы в дело не вмешался сам император Вильгельм II. Дело в том, что среди Прусских Великих Лож самая аристократическая — это Великая Территориальная Ложа немецких “Вольных каменщиков” (“Grosse Landes loge der deutchen Frei makcrei”). Ее почетным Орденмейстером состоит принц Фридрих-Леопольд , близкий родственник императора, а в числе ее должностных чинов значится престарелый граф Дона-Шлобиттен, близко стоящий ко двору и особе Вильгельма*.
От внимания этих двух лиц не ускользнуло политическое значение возможности примирения французского и немецкого масонства, которое могло послужить началом сближения между Германией и Францией и ослабления союза последней с Россией, что всегда было заветной мечтой Вильгельма II. Ознакомившись с положением дела, он тотчас же выразил “желание”, чтобы все препятствия к примирению с Великой Французской Ложей были устранены, и на следующем же ежегодном собрании представителей восьми германских лож, происходившем в Троицын день, 3-го июня 1906 года, во Франкфурте-на-Майне, не дожидаясь даже ответа Великой Французской Ложи на поставленные ей условия, пять гуманистских лож и, совершенно неожи-данно для всех, Берлинская Великая Территориальная Ложа немецких “Вольных каменщиков”, очевидно, повинуясь внушению свыше, высказались в пользу примирения, и тогда остальные две Берлинские Великие Ложи, подчиняясь прусской дисциплине, хотя и скрепя сердце, присоединились к большинству. Ввиду сего единогласно было постановлено: “Вступить в братские сношения с Великой Французской Ложей и обменяться с ней заложниками** дружбы ”.
Вся эта история наглядно доказывает, что в Германии существуют не только “социалисты Его Величества”, но и “масоны Его Величества”.
Ликование по сему поводу среди французских масонов было чрезвычайное. Прежде всего 15 декабря 1906 года в Париже была учреждена по шотландскому обряду, под покровительством Великой Французской Ложи, новая ложа “Гете”, работающая исключительно на немецком языке. При особо торжественной обстановке 23 сентября 1907 года в ней был “зажжен свет” и, по немецкому обряду, был зажжен “нерукотворенный, неугасимый огонь” специально для этой церемонии прибывшим в Париж из Берлина Великим Мастером Великой Прусской Ложи “Royal Jork Zur Freundschaft” Вагнером . Тогда же было заявлено, что целью ложи “Гете” будет “сохранение европейского мира и установление братских отношений между народами”.
Мастером ее стула был избран вышеупомянутый Макс Дубский, бывший эксперт ложи “Космос”, правая рука вышеупомянутого Натана Финкельштейна. Секретарем и казначеем были избраны Вальтер Фишер и Пауль Бухгольц . Наплыв немцев и австрийцев в эту ложу был необычайный. Из их числа особо ретивую деятельность проявили Федор Штейнгерц , Франц Мюльнер (умер), Альфред Шарнберг и др. Едва лишь разыгралась Сараевская трагедия и в воздухе запахло порохом, все эти чужеземные “братья” как воробьи разлетелись в разные стороны, а потом оказалось, что ложа “Гете” была одним из центров немецкого шпионажа в высших правительственных сферах, преимущественно в Министерстве иностранных дел.
Таким образом, проба оказалась удачной, и установление правильных отношений между Французской Великой Ложей и Союзом Германских Великих Лож, а в особенности благосклонное отношение берлинских высших сфер к сближению французских масонов с немецкими, дало надежду Великому Востоку Франции, что и его попытка к примирению может увенчаться таким же успехом.
Тотчас же началась усиленная работа в этом направлении, причем особую деятельность проявили: Бернарден (Bernardin), мастер стула ложи “Св. Иоанна Иерусалимского” в г. Нанси, Гастон Булэ (Bouley), почетный мастер стула ложи (les Admirateurs de l’Univers) (“Почитатели Вселенной”) — тогда вице-президент Совета Ордена, заведовавший внешними сношениями43, и Бертран Сеннюль (Sineholles) — мастер стула ложи “les Renovateurs” (“Обновители”) в Париже44.
Последние двое особенно для нас интересны, ибо они же были насадителями масонства в России, куда ездили самолично в начале лета 1908 года в качестве комиссаров для инсталляции лож в Москве и Петрограде по образцу Великого Востока.
Первый шаг к сближению был сделан в начале 1907 года в Берлине, где состоялись празднества по поводу 75-летия основания Великого Востока Бельгии. На этом празднике присутствовали в качестве делегатов от своих лож упомянутый Гастон Булэ и немец Гарц, мастер стула “Великой Территориальной Ложи Немецких Вольных Каменщиков” в Берлине. На ритуальном банкете, после обмена приветственными речами, Булэ и Гарц обнялись и обменялись “братским лобзанием” при громком одобрении всех присутствующих.
Вслед за тем тот же Булэ, по приглашению некоего Иоахима , мастера стула Кельнской Ложи “Frei-muthigkeit und Warhaft” (“Откровенность и Истина”), посетил в октябре 1907 года Кельн и на банкете произнес речь на немецком языке, в которой изложил программу и учение Великого Востока Франции.
Тем не менее дело подвигалось туго. Положение Великого Востока в отношении германских лож было более щекотливое, чем положение Великой Французской Ложи. С ней не было ссоры, а тут была ссора, и приходилось не устанавливать, а восстанавливать отношения, что всегда труднее. Вопрос о выходке 11 парижских лож против короля Вильгельма и кронпринца Фридриха было довольно легко уладить, доказать документально непричастность Великого Востока к этой манифестации, которая к тому же представлялась ребяческой и нелепой, ибо не одна ложа не располагает правом исключать из масонства братьев, которые ей не подведомственны. Гораздо важнее, в особенности со стороны конфессиональных прусских лож, был принципиальный вопрос об обязательстве веры в Бога и сохранении Его символа в форме прославления Великого Зодчего Вселенной. Но самое главное происшествие, о котором говорили вскользь, но, в сущности, придавали преимущественное значение, это было организованное Великим Востоком шпионство в офицерской среде, которое послужило поводом к грандиозному скандалу, разразившемуся в Палате в 1904 году.
В Берлине отлично знали, какое значение придают французские масоны примирению Великого Востока с германскими ложами, и решили, что без серьезных уступок со стороны французов в области политики на это идти не следует.