Страница 4 из 73
16 мая 1943 года
Тыл живет своей жизнью. Размеренно гудят в небе самолеты, проходят товарные эшелоны. Когда проедешь сотни километров и увидишь свою Родину, думаешь: вот она, Социалистическая держава. И есть ли такая сила, которая бы победила нас? Безусловно, нет и не будет. Такой народ, как наш, не сделать рабом. Никогда!
5 ноября 1943 года
Сегодня получил письмо из дома, которое почему-то задержалось в дороге. Из письма узнал, как страдали при немцах мои земляки. Семнадцатилетнюю сестру Шуру шесть раз пытались отправить в Германию. Пришлось ей прятаться от немцев на дальнем хуторе, носить старую рваную одежду, мазать лицо сажей.
8 ноября 1943 года
Октябрьские праздники прошли хорошо. Весть о взятии Киева сделала праздник еще радостнее. Шестого был торжественный вечер, на котором мне вручили медаль “За оборону Сталинграда”. После собрания выступала самодеятельность нашей радиороты. Потом мы смотрели кинофильм “Два бойца”.
29 июня 1944 года
Село Комаки Чешненского района. Быстро продвигаемся вперед. Немцы удирают во все лопатки. Хорошенькие девушки-белоруски Оля и Маруся рассказывали много интересного о партизанах. Почти весь район был под контролем партизан. Он так и назывался: партизанская зона. У партизан были машины, танки и даже легкие самолеты для связи с Большой землей. Немцы вели борьбу с партизанами методом карательных операций. Но партизаны маневрировали, быстро меняли свои позиции. И в этом им активно помогало местное население. А сколько интересных эпизодов рассказали девушки. Партизаны попросили одну молодую женщину, чтобы она легла спать с немецким комендантом. Не успела парочка расположиться в постели, как нагрянули народные мстители и сцапали коменданта живым. Другой случай. На октябрьские праздники партизаны заминировали телегу с продуктами. Возница сумел вовремя скрыться. Более десяти вражеских солдат поспешили к телеге и все были уничтожены взорвавшимся фугасом. Вчера к нам приезжали партизаны, действовавшие в этой местности. Они очищали лес от немцев и полицаев. Поразил меня один случай. Трехлетний мальчик Миша нашел три патрона и принес их партизанам. Конечно, при такой помощи народа, когда даже ребенок понимает, что к чему, партизаны были неуловимы и непобедимы.
9 мая 1945 года
Вот и настал долгожданный День Победы. Четыре года ждали мы этот день. Ждали в окопах солдаты, ждали в дремучих лесах партизаны, ждали на заводах в Германии наши невольники, ждали на Урале, в Сибири, на Дальнем Востоке. Победа над фашизмом пришла. Дорого она нам досталась, мы ее завоевали в жестоких боях. Было время, когда мы отступали, отдавая врагу родные города и села. Отстояли Волгу и Сталинград. Несколько месяцев город горел, все медленнее и медленнее продвигались по его улицам немцы. Сражение шло за каждый дом, каждую лестничную клетку. А тем временем страна расправляла могучие крылья, готовила по врагу сокрушительный удар. После Сталинграда немцы стали терпеть одно поражение за другим и наконец капитулировали. По случаю Дня Победы мы за обедом выпили, помянули павших товарищей. На каждой станции нас встречали толпы празднично одетых людей. Все возбуждены, смеются и радуются. На глазах у многих слезы.
Борис ДУБИНИН • В том далеком сорок четвертом (Наш современник N6 2004)
БОРИС ДУБИНИН
В том далеком сорок четвертом
Из воспоминаний Бориса Леонидовича Дубинина –
в годы войны матроса линкора “Октябрьская революция”
До войны я с отцом, мамой и младшей сестренкой Инной жил в городе Фрунзе, столице Киргизской ССР. Помню раннее утро 22 июня 1941 года, когда я вернулся с рыбалки и был в отличном настроении — наловил целый кукан рыбы. И тут...
— Боренька, война, — едва слышно выговорила мама, и губы ее болезненно вздрогнули.
— Какая война?
— Германия напала на нас... Гитлер... сегодня ночью...
— Ну и что? Раздолбаем за неделю! Красная Армия...
— Прекрати! — подавляя крик, строго, даже зло сказал папа. — Прекрати, ты глуп, — повторил он с отчаянием в голосе, но уже не со злостью, а с жалостью. — Это страшная война...
В то время я многого не понимал или понимал по-своему. Сорок первый в далеком нашем тылу в моем восприятии пролетел вообще как-то незаметно, словно бы по инерции. Я жил только войной, но даже не успел сообразить, какая беспощадная и бесконечная война обрушилась на нас. И хотя в первые же дни повесил на стенку в своей комнате карту, флажками отмечал болезненно пульсирующую линию фронта и ясно видел, как стремительно она вдавливается все дальше на восток, в моем сознании, в моем настроении не было ни капли сомнений, их даже не коснулась тревога, не говоря уже о трагических ощущениях. Я совершенно не понимал, мне и в голову не приходило, что наше отступление вынужденное, что оно — результат пусть временного, но все же превосходства фашистов. Я был уверен: наше отступление продиктовано особым, гениальным стратегическим замыслом, более провидческим, нежели замысел Кутузова в 1812 году.
Однако дальнейшие события на фронте развивались вовсе не так, как я предполагал. Победоносное сражение под Москвой оказалось лишь началом долгого трагического пути к Победе, лишь первым в череде долголетнего кровопролития, нареченного в Истории Великой Отечественной войной. Я долго не мог понять, почему так случилось. И недоумение мое рассеялось окончательно не от сводок Совинформбюро и не от разъяснений преподавателей, а от бесхитростного, надрывного рассказа Вали Панфиловой, когда после битвы под Москвой, после гибели ее отца, двадцати восьми героев-панфиловцев и многих, многих ее товарищей приехала она во Фрунзе и пришла в нашу школу. А более всего от нескрываемых горьких слез. Вот тогда только я понял, какая это война: нескончаемая, трагичная, страшная... И чем грозит она всем нам. Я вступил в комсомол и в райкоме попросил направить меня на какую-нибудь возможную военную учебу, чтобы потом уйти на фронт. Но мне снова решительно отказали.
— Сейчас твоя главная задача — хорошо учиться. И работать — помогать фронту. Думаем рекомендовать тебя в комитет комсомола школы, будешь отвечать за сбор металлолома и теплых вещей. Получишь неполное среднее — посмотрим...
* * *
Незаметно наступил апрель сорок четвертого. И тут вдруг меня пригласили в ЦК комсомола Киргизии. Я и в новой школе был членом комитета и потому подумал, что вызывают по школьным делам, оказалось не так. В конференц-зале, куда меня направили, я увидел человек сто, если не больше, таких же ребят, как и я. Тут оказались и Олег Сидоркин, Рафик Кешишев, а главное — Женя Дубровин (он после седьмого класса ушел работать художником-оформителем в какую-то мастерскую) и Эркен Эссеноманов — тот учился в автодорожном техникуме. И даже Сеня Атанов, с которым мы крепко дружили в первом и во втором классах, а потом он вместе со своей сестрой и ее мужем уехал в какой-то район, и мы с ним с тех пор не виделись. Но никто не знал, зачем нас здесь собрали.
Вскоре в зал вошли секретари ЦК и с ними два военных моряка — киргиз и русский — в отутюженных брюках, тельняшках, с синими воротниками на плечах и медалями на груди. Их нам представили как делегатов с подшефного Киргизии Краснознаменного линейного корабля “Октябрьская революция”. Фамилию старшего краснофлотца я помню и сейчас — Сатвалдыев. Он потом стал депутатом Верховного Совета Киргизии и директором республиканской типографии, а на линкоре был наборщиком в корабельной многотиражке. А вот фамилия старшины второй статьи из моей памяти выветрилась, он был артиллеристом, и на линкоре мы с ним не общались, а звали его Сашей. Он все шутил: “Саша с Уралмаша”. Они рассказали нам про блокаду Ленинграда, про действия Балтийского флота и своего героического, могучего корабля. И вдруг: