Страница 57 из 69
* * *
Если мы будем отыскивать событие, послужившее толчком ко всем роковым происшествиям романа “Мастер и Маргарита”, то им окажется даже не сочинение мастером “евангелия от Воланда”, но позволивший ему приняться за работу выигрыш ста тысяч рублей.
“Жил историк одиноко, не имея нигде родных и почти не имея знакомых в Москве. И, представьте, однажды выиграл сто тысяч рублей.
— Вообразите мое изумление, — шептал гость в черной шапочке, — когда я сунул руку в корзину с грязным бельем и смотрю: на ней тот же номер, что и в газете! Облигацию, — пояснил он, — мне в музее дали”.
На полученные деньги мастер “нанял у застройщика две комнаты в подвале маленького домика в садике. Службу в музее бросил и начал сочинять роман о Понтии Пилате”.
Небеса не выдают денежные призы. По воле случая, “как черт на душу положит”, денежные потоки распределяет другое ведомство.
В ранней редакции этого эпизода читаем:
“— Можете вообразить мое изумление! — рассказывал гость, — я эту облигацию, которую мне дали в музее, засунул в корзину с бельем и совершенно про нее забыл. И тут, вообразите, как-то пью чай утром и машинально гляжу в газету. Вижу — колонка каких-то цифр. Думаю о своем, но один номер меня беспокоит. А у меня, надо вам сказать, была зрительная память. Начинаю думать: а ведь я где-то видел цифру “13”, жирную и черную, слева видел, а справа цифры цветные и на розоватом фоне. Мучился, мучился и вспомнил! В корзину — и, знаете ли, я был совершенно потрясен!..”
Мастер видит на облигации жирную и черную цифру “13” — “чертову дюжину”. Традиционно для русской литературы, деньги герою подсовывает сатана.
“— Ax, это был золотой век, — блестя глазами, шептал рассказчик, — совершенно отдельная квартирка, и еще передняя, и в ней раковина с водой, — почему-то особенно горделиво подчеркнул он, — маленькие оконца над самым тротуарчиком, ведущим от калитки”.
Мастер жестоко заблуждается, думая, что на чертовы деньги можно поселиться в золотом веке, в раю отдельно взятого подвальчика со всеми удобствами.
Подвальчик, то же подполье, больше близок к аду, чем к раю. Маленький, почти игрушечный тайный приют — чертова игрушка.
На чертовы деньги, в чертовом подполье мастер сочиняет роман о Понтии Пилате, который в ранних редакциях “Мастера и Маргариты” прямо именуется “евангелием от Воланда”.
В “Table-talk” А. С. Пушкина встречаем рассказ о необыкновенной страсти некоего В. А. Дурова — брата знаменитой “кавалерист-девицы”.
“Дуров помешан был на одном пункте: ему непременно хотелось иметь сто тысяч рублей. Всевозможные способы достать их были им придуманы и передуманы. Иногда ночью в дороге он будил меня вопросом: “Александр Сергеевич! Александр Сергеевич! как бы, думаете вы, достать мне сто тысяч?”. Эксцентричный Дуров думает украсть деньги, обратиться к Ротшильду, занять у государя...
М. А. Булгаков, тщательно собиравший материал для пьесы о Пушкине, конечно, был знаком со следующими пушкинскими письмами, в которых уже сам поэт мечтает овладеть суммой в сто тысяч рублей.
В письме жене из Болдина в сентябре 1834 г.:
“Ох! кабы у меня было 100 000! как бы я все это уладил...”.
В черновике письма Бенкендорфу весной 1835 г. (подлинник — по-французски):
“Чтобы платить все мои долги и иметь возможность жить, устроить дела моей семьи и наконец без помех и хлопот предаться своим историческим работам и своим занятиям, мне было бы достаточно получить взаймы 100 000 р. Но в России это невозможно”.
Пушкин мечтает о сумме, нежданно доставшейся мастеру. Еще одна нить незримо соединила Пушкина и мастера.
“Боже мой, если бы хотя часть этих денег!” — сказал он, тяжело вздохнувши, и в воображенье его стали высыпаться из мешка все виденные им свертки с заманчивой надписью “1000 червонных”.
В гоголевском “Портрете” художник Чартков нежданно-негаданно получает вожделенную сумму (кратную выигрышу мастера).
Заметим, что несомненна преемственная связь этих произведений Н. В. Гоголя и М. А. Булгакова. Наблюдается удивительное сходство в трактовке темы денег.
“Хвала вам, художник! вы вынули счастливый билет из лотереи”, — пишет жуликоватый подкупленный журналист, видимо, пытаясь красиво высказаться о редкостном даровании, доставшемся Чарткову. Но выходит как бы намек на денежный выигрыш в лотерею.
Странный ростовщик, живой и после смерти, ссужает Чарткова червонцами. Традиционно для русской литературы, он имеет черты антихриста.
Первый путь, намеченный им в воображении — это почти путь мастера. Работать, запершись у себя в квартире, не обращая внимание на внешний мир.
Но весь ужас в том, что нельзя на деньги, полученные от нечистой силы, вести святую жизнь. Художнику нельзя, связавшись с нечистой силой, в своих творениях прославлять свет и добро.
В “Портрете” отец художника Б. сталкивается с искушением, видимо, подстерегшим и мастера.
Он, начиная портрет ростовщика, вдруг испытывает притягательную силу зла, стремится оправдать его существование, показать с выгодных позиций. Свет льется сверху, как бы оправдывая и благословляя князя тьмы, который может убить, уничтожить всех святых и ангелов, оказаться притягательнее их.
“Окна, как нарочно, были заставлены и загромождены снизу так, что давали свет только с одной верхушки.
“Черт побери, как теперь хорошо осветилось его лицо!” — сказал он про себя и принялся жадно писать, как бы опасаясь, чтобы как-нибудь не исчезло счастливое освещение.
“Экая сила! — повторил он про себя. — Если я хотя вполовину изображу его так, как он есть теперь, он убьет всех моих святых и ангелов; они побледнеют пред ним. Какая дьявольская сила!”
Заметим это многозначное “черт побери” в устах художника, которого и на самом деле нечистый чуть не уловил в сети.
Человек не может удержаться на границе добра и зла. Мастер, в романе которого, как и в “Мастере и Маргарите”, сосуществуют добро (обаятельное в своей слабости, но уж очень немощное) и зло (деятельное, могущественное), не удерживается на грани бесстрастия, а соскальзывает в лапы сатаны, потому и не заслуживает света.
Признаем, что и М. А. Булгаков не избежал тяготения к веселой шайке Воланда, проделки которой радуют и забавляют автора и читателя.
Но сатанизма из такого наивного увлечения еще не вытекает.
А. С. Пушкин писал:
“Зачем же и в нынешних писателях предполагать преступные замыслы, когда их произведения просто изъясняются желанием занять и поразить воображение читателя? Приключения ловких плутов, страшные истории о разбойниках, о мертвецах и пр. всегда занимали любопытство не только детей, но и взрослых ребят; а рассказчики и стихотворцы исстари пользовались этой наклонностью души нашей”.
Обратим внимание на одну деталь, скорее всего, подсознательно введенную замечательным художником Булгаковым. Потенциально выигрышную облигацию мастер засунул в корзину с грязным бельем. Не отложил бережно в ящик комода, не позабыл в кармане пиджака, не бросил небрежно на стол...
Мастер, потратив неожиданно доставшийся капитал на, казалось бы, благое дело, надеется этим “очистить”, “отмыть” деньги. В убеждении, что деньги поддаются “очищению”, заключалась роковая ошибка мастера.
Едва ли не главное искушение, уготованное алчным москвичам шайкой Воланда — дармовые червонцы. Здесь, конечно, в первую очередь вспоминается денежный дождь в театре Варьете на сеансе черной магии.
“Поднимались сотни рук, зрители сквозь бумажки глядели на освещенную сцену и видели самые верные и праведные водяные знаки. Запах также не оставлял никаких сомнений: это был ни с чем по прелести не сравнимый запах только что отпечатанных денег”.
Отметим, что сеанс в Варьете начинается с карточных фокусов. Затем колодой награждается какой-то картежник. Вероятно, из-за его страсти к игре черти благоволят к нему.