Страница 6 из 83
Многие годы укрепляли и берегли дружбу с Василием Дмитриевичем Федоровым, чье непосредственное влияние на наши судьбы и на наше творчество — несомненно.
Нельзя брать слово неверными руками. Вячеслав Богданов был верен призванию, верен жизни. Он отлично понимал, что призвание — нечто большое и значительное — по труду, по необходимости учиться и растить в себе личность.
Его стихи стремительно набирали высоту. Особенно — после учебы в Москве на Высших литературных курсах. Казалось, появился новый Богданов: чуточку злой, иронично настроенный к самому себе, к тому, о котором бойко писали “многотиражные” критики...
Не пресловутую “рабочесть”, а рабочее достоинство хотел петь Вячеслав Богданов, не псевдооптимизм, а глубокую веру в судьбу и предначертание человека.
Я так давно не слышал соловья,
Мной эта птица издавна любима,
Как никогда,
Теперь необходимо
Мне навестить родимые края, —
Я так давно не слышал соловья.
Вячеслав Богданов понимал, что быть поэтом — дело чрезвычайно нелегкое. И журчащий родник, и журавлиные крики, и летящее зарево завода — все должно войти в углубленную душу. Только трезвая и беспощадная память, только храбрая совесть поэта смогли подсказать ему такое:
Расцвела агава в южном парке,
Цвет фонтаном заструился ярким.
Тридцать лет всего живет агава
И цвести лишь раз имеет право.
Только раз —
Цвести высоким цветом,
Увядая навсегда при этом.
Как ее возвысила планета —
Умереть от собственного цвета!
Валентин Сорокин
РОДИМЫЙ ДОМ
Н. Тряпкину
К дверям забитым я зимой приеду,
Замочный ключ до боли сжав в горсти.
И улыбнусь хорошему соседу,
И попрошу мне клещи принести.
Я в дом родной вернусь не блудным гостем!
И, как любовь,
Я ключ к нему сберег.
И под рукой
Застонут длинно гвозди
И упадут, как слезы, на порог...
И тишина мне бросится на плечи,
А голуби забьются под стреху.
Трубу открою в стылой русской печке
И, словно память, пламя разожгу!
Где Бог сидел — снежок набила вьюга.
И, осмотрев на карточках родство, —
Я вместо Бога
Сяду в правый угол,
Огонь в печи приняв за божество!
Дыши высоким пламенем, солома!
Пускай деревня видит наяву,
Как мой поклон —
Дымок над отчим домом —
Всему, чем я страдаю и живу!..
1966
В СТРАДУ
Заглушен крик перепелиный
С рассветом солнечного дня.
Колосья движутся лавиной,
О крылья хедера звеня.
Грузовики без остановки
Спешат к комбайну по гудку,
И тарахтелки-сортировки
Не умолкают на току.
Когда закончится работа,
Когда замрет моторный гуд,
За темной шторой горизонта
Передо мною вновь встают
Хлеба, шумящие, как море,
Рябины горькие плоды
И кровью пахнущие зори
Военной памятной страды.
У кузни сломанные жатки,
А в кузне гайки не найдешь.
И молчаливые солдатки
Вручную убирают рожь.
Дождями их согнула осень,
Но так работают сплеча,
Аж усталь золотом колосьев
В глазах вскипает по ночам.
Но от судьбины непокорной
Никто не охнул, не поник.
И только рожь роняла зерна,
Как будто плакала за них.
1962
ДОРОГА
Веселых птиц степные голоса
Над головой висят как озаренье.
По дымным строкам вешнего овса
Легла моя дорога до селенья.
Я городской,
Пешком ходить отвык,
По чернозему все ж легко идти мне.
Веду с полями разговор интимный,
С надеждой жду попутный грузовик,
Ко мне пристал в дороге важный шмель,
Его полет и золотист и шелков.
Я лег в траву,
Под головой портфель,
Проходит мимо женщина с кошелкой.
В ее глазах усталость и весна,
А за плечом в кошелке — повилика.
Повеяло вдруг древностью великой,
Когда взглянула на меня она.
Я тихо встал.
Отвесил ей поклон,
Она, слегка седые вскинув брови:
— Несу траву теленку и корове,
Вот жду сынка,
Подумала, что он... —
Пошла она, не замедляя шаг,
В негромкое село свое степное.
Но слышатся и слышатся в ушах
Ее шаги,
Тяжелые от зноя.
Иду ей вслед,
Мой новенький портфель
Заигрывает с солнышком полдневным.
И привязалась дума,
Словно шмель,
О женщине с ее заботой древней —
О сыне, о корове, о телке...
И я скажу словами очевидца:
— От матерей живущим вдалеке,
Нам это и ночами не приснится!.. —
День ликовал на всем моем пути.
Был мир овсяный под лучами шелков...
А я всего лишь видел впереди
Ее — простую женщину с кошелкой...
1974
ПАМЯТИ БОРИСА РУЧЬЕВА
Гляжу на могильные плиты.
И все же не верю в беду!..
Бывало, приеду в Магнитку,
К Борису Ручьеву приду.
Откроет он дверь. По привычке
Спокойно продумает речь.
В любом разговоре обычном
Любил цену слова беречь.
Он брал свою кровную книгу.
...Я знаю стихи наизусть,
Но снова таинственным мигом
Душа моя полнится пусть!
Глядел я на смуглые руки,
Их жесту спокойному рад.
...Как смог пронести через муки
Ты свой голубеющий взгляд?!
Как смог ты с индустрией спеться,
Сбрататься с Магнитной горой...
Как смог ты
Ранимое сердце
Высоко поднять,
Как герой.
Я знаю,
Мы все не из стали,
И всех поджидает черед...
Но слышу —
Твоими устами
Магнитка,
Россия поет!
1974
ПАМЯТНЫЕ ВЕРСТЫ
От Смоленска до Брянска
Путь наш лег по весне.
По могиле по братской
Здесь на каждой версте.
Дышат дали устало,
Тает радушно снег...
На литых пьедесталах
Пушки — дулами вверх.
И бежит наш автобус
Дням обугленным вслед, —
В бесконечную пропасть
Жерлов пушек
И бед...
Вдруг слова,
Словно порох:
— Здесь сражался наш полк. —
И товарищ к шоферу:
— Тормозни-ка, браток?! —
И сошел по ступеням.
За чертой большака,
Опустясь на колени,
Землю взвесил в руках...
Завязал он в платочек
С украинской каймой
Той землицы комочек,
Видно, детям
Домой...
А над пашнею грустно
Плыл весенний туман.
Я налил белорусу
Горькой водки стакан.
Вновь бежал наш автобус
Дням обугленным вслед, —
В бесконечную пропасть
Жерлов пушек
И бед...
1969
ЖЕЛАНИЕ
В. Сорокину
За какими делами захватит
Час последний в дороге меня?
Я б хотел умереть на закате,
На руках догоревшего дня.
Я с рожденья не верю в беспечность.
И за это под шум деревень
Впереди будет — тихая вечность,
Позади — голубеющий день...