Страница 42 из 75
Однако на другой день были уволены с работы директор телестудии Б. М. Фирсов и три сотрудницы, ответственные за передачу. А 12 января, как стало известно двадцать с лишним лет спустя из публикации газеты "Куранты", Н. Месяцев под грифом "СЕКРЕТНО" направил в ЦК надлежащую бумагу. Там говорилось: "4 января с. г. по Центральному телевидению из Ленинграда прошла передача "Литературный вторник". В ней приняли участие (следовали наши злокозненные имена. - В. Б.). Передача была задумана в плане изложения марксистско-ленинских взглядов на историческое развитие русского языка, а тем самым - русской литературы и культуры в целом... Однако в ходе передачи ее участники отступили от ранее обусловленного содержания и сценарного плана (ей-ей, ни о каком плане мы знать ничего не знали! - В. Б.). Они высказали свои, по существу, антинаучные взгляды по ряду вопросов культурного наследия и революционных традиций нашего народа". Далее приводились примеры сей позорной антинаучности: "В. Бушин с издевкой говорил о переименовании Ольгина моста во Пскове (названного так в честь св. княгини Ольги, матери Святослава, первой христианки на Руси. - В. Б.) в мост Советской Армии. В. Солоухин говорил о "чудовищном засорении нашего языка нелепыми сокращениями". О. Волков призывал к восстановлению былой практики организации концертов духовной музыки... В поддержку своих взглядов участники передачи (тут имелся в виду персонально автор этих строк. - В. Б.) читали письма, полученные ими на их прежние выступления в печати: "Только тем, что у мудрости есть пределы, а противоположность ее безгранична, можно объяснить переименование таких городов, как Тверь или Самара, городов, стоявших у истоков русской истории". Переименование городов, по их заявлению, напоминает раздачу татарскими ханами владений. "Но и ханы, отдавая города на прокорм, не калечили их имена"... Есть основания полагать, что такие взгляды и предложения приводили в негодование тогда не только тов. Месяцева, но и секретаря комитета комсомола МГУ Гаврюшу Попова, и члена райкома комсомола Собчака, и директора плодоовощной базы молодого коммуниста Юрия Лужкова, и начинающего драматурга Радзинского, и всех тех, кто спустя четверть века так лихо и резво, ничем не рискуя и даже удостаиваясь похвал, занялись огульным обратным переименованием городов и улиц.
Что касается Д. С. Лихачева, то в бумаге приводилась та самая сказанная им в передаче фраза, из-за которой, как потом уверяли "Известия", на беднягу обрушились жуткие "санкции": "С конца 19 века большую долю в сложение русской культуры вложили евреи, и писатели и художники, Левитан и так далее". Тут я должен честно сказать, что санкции обрушились только на организаторов передачи, а из ее прямых участников никто, в том числе и Лихачев, не пострадал никак.
И это несмотря на то, что 18 февраля последовала новая, еще более грозная бумага уже на самый партийный Олимп -- в Политбюро. Там красовались такие формулировочки: "Участники передачи заняли в целом неправильную тенденциозную позицию... Авторы передачи пытались создать ложное впечатление... Участники передачи игнорировали элементарную журналистскую этику... Факт использования телевидения в целях пропаганды субъективистских и ошибочных взглядов привел к нежелательным последствиям..." В самом конце сообщалось, что три Отдела ЦК (пропаганды, культуры и науки, от лица которых и составлена бумага) "информировали по этому вопросу руководителей и партийные комитеты тех организаций, в которых работают участники передачи".
Как вы думаете, читатель, чья подпись стояла под этим содержательным документиком? Кто, навешивая на нас столь обильные и благоуханные ярлыки, еще и счел долгом "информировать" наше прямое начальство: "Держите с этими субчиками ухо востро!" Кто тут же возмущался теми зрителями передачи, которые призывали "объявить сбор средств среди народа для восстановления церквей"? Еще не догадались? Да, конечно же, это был тот самый Яковлев, его подпись красовалась под доносом. Кого же еще! Второго такого лицедея вы не найдете...
Так вот, передача была правдивая, честная, вызвала горячее одобрение телезрителей и негодование кучки тупых властителей. Казалось бы, в пору расцвета демократии всем ее участникам, кто еще жив, должны предоставить самый широкий доступ на все телеэкраны страны. Ан нет, ничего подобного. Там царит Радзинский!.. В чем причина такой непотопляемости и проходимости? У меня полное впечатление, что он там съедает чужой паек. ...Загадочно еще и вот что. В своих передачах Радзинский нередко тревожит тени поэтов начала века: Блока, Гумилева, Городецкого, Есенина... Но ни разу я не слышал, чтобы он упомянул Ахматову. В чем дело?..
А проходимость и непотопляемость Радзинского тем более загадочны, что в его передачах пропасть вранья, невежества, клеветнических выдумок об известных людях. Чего стоит хотя бы, например, неоднократно повторенный на экране цикл о Сталине. Там он лжет не только о самом вожде народа, ненависть к которому таких, как Радзинский, вполне понятна. Еще бы! Сталин - победитель фашизма и создатель великой русской мировой сверхдержавы. К тому же во время войны спас от уничтожения миллионы евреев России и Европы. А ведь прав был тот, кто сказал: "Ни одно доброе дело не остается безнаказанным"... Там сочинитель лжет, распространяет запредельные гадости еще и о матери Сталина, о набожной труженице Екатерине Георгиевне. Уж до нее-то какое ему дело? Ведь она евреев не спасала. Откуда такая злобность? А если о его матери что-то подобное распустить по белу свету?..
Вероятно, чтобы разгадать такую фигуру, как Радзинский, лучше всего обратиться к истокам его жизни, к происхождению, к впечатлениям детства. Говорят, к четырем-пяти годам в человеке закладываются все основные черты его натуры...
Станислав Адольфович Радзинский, отец нашего героя, разумеется, одессит и, конечно же, от младых ногтей - литератор. После революции он работал в городской газете "Шторм". Позже вместе с великой плеядой одесских гениев и полугениев, естественно, нагрянул в столицу. Как уверяет сын, он был человеком жутко опасным для Советской власти, и потому вся его жизнь была не чем иным, как "жизнью под топором", и "в любой момент он был готов к самому ужасному".
Однако ничего ужасного с Радзинским-старшим, как, впрочем, и с младшим, за всю жизнь не случилось. В революциях и войнах они свою кровь не проливали, ни один голод их не задел, раскулачиванию не подвергались, тюрьмы и ссылки не изведали... Да, жизнь текла вполне благополучно. Станислав Адольфович сноровисто перелопачивал в киносценарии романы знаменитого в ту пору писателя-патриота и коммуниста Петра Павленко, многократного Сталинского лауреата, получал весьма неплохие гонорары, имел в центре Москвы, в Старо-Пименовском переулке, дом 4-а, весьма недурную квартирку, женился, а в 1937 году, когда, как уверяет ныне его отпрыск, всех порядочных людей бросали в тюрьмы или расстреливали, он был принят в Союз писателей. При этом умолчал, конечно, что в свое время, как теперь рассказывает сын, "восторженно приветствовал Временное правительство, это была его революция, его правительство". Скрыл и то, что в его представлении "счастье - это иметь возможность выйти на главную площадь страны и орать: "Долой правительство!" Такое счастье в шестьдесят лет привалило сыну.
Как раз в ту павленковскую пору, в 1936 году, в обстановке большого духовного подъема сынок и явился на Божий свет. Отцу, между прочим, было уже без двух недель пятьдесят. Мать Софья Юрьевна (знакомые звали ее просто Софа) - существенно моложе. Как назвать сына, долго не думали. Ведь Станислав Адольфович, как теперь узнаём, был "тонким интеллигентом, помешанным на европейской демократии". Колыбель же этой демократии, как известно, Англия. А там чуть не десяток королей носили имя Эдвард! Чего ж тут думать? Сын помешанного интеллигента должен быть Эдвардом! Прекрасно...
Но вдруг - война! Что делать? Конечно, немедленно лететь в Ташкент. И в октябре 1941 года вся семья уже там. Тогда в Ташкенте оказалось множество московских и ленинградских литераторов с семьями. Радзинским, как и всем, было предоставлено жилье, они получали продуктовые карточки и какой-то специальный паек. Соседкой их в знаменитом доме № 7 оказалась как раз Анна Андреевна Ахматова, которую по распоряжению Сталина вывезли на самолете из уже блокированного Ленинграда как "груз стратегического назначения особой важности" и о которой Радзинский сейчас почему-то странно помалкивает....