Страница 7 из 7
— Нет! — В этом крике звучала неподдельная боль. — Я не издеваюсь над вами. Мне нужна ваша помощь, помогите мне избавиться от этого!
— Но у животных нет души, сын мой.
— Есть, отец, Бог свидетель, она у них есть!
Голос священника снова стал бесстрастным.
— Если ты католик, сын мой, ты должен знать, что Святая Мать Церковь утверждает, что у животных души нет.
Если ты упорствуешь в своем заблуждении, я ничем не смогу тебе помочь.
— Вы должны мне помочь… — В голосе мужчины зазвучали умоляющие нотки, он чуть не плакал. — Говорю вам, святой отец, у этого волка есть душа, и она жаждет мести.
Галвес нахмурился.
— Ты не пробовал обратиться за помощью к психиатру, сын мой?
— Пробовал, черт бы тебя побрал, святой отец! Без толку. И потом, я не сумасшедший. Это сводит меня с ума, но я не сумасшедший!
— Я не говорил, что ты сумасшедший. Тебя, вероятно, что-то тревожит. Что бы ни было причиной твоего беспокойства, я думаю, этот вопрос скорее должен решить врач, а не священник. Если у тебя есть настоящие грехи, я готов выслушать тебя и отпущу их, если ты действительно раскаиваешься в содеянном. Больше я ничего не могу для тебя сделать.
Из-за перегородки послышалось прерывистое дыхание и еще какой-то звук, похожий на скрип зубов. А еще отцу Галвесу показалось, что он услышал приглушенное рычание.
— Обратись к психиатру, сын мой, — настойчиво повторил он, — Советую тебе сделать это ради тебя самого. А я буду молиться за тебя, и Бог тебе поможет.
— Ты дурак, недоумок в рясе! — прорычал мужчина.
Послышался треск, это кающийся выскочил из исповедальни, и дверца, за которой сидел священник, распахнулась. Отец Галвес вскочил и остолбенел, увидев того, кто был перед ним.
Последней мыслью священника — греховной по своей сути — была мысль о том, что Господь его не спасет, не сможет спасти…
Пожилая женщина на распухших, покрытых варикозными венами ногах ковыляла по направлению к церкви Всех Святых. Миссис Яблонски чувствовала себя виноватой, днем она обругала соседку, бедную, глупую женщину, недалекую и безвредную.
Миссис Яблонски была благочестива и знала, что ей следует покаяться в своем проступке. Встреча с отцом Галвесом наверняка успокоит ее душу…
Система центрального отопления и зимой и осенью поддерживала в апартаментах Наджента высокую температуру, такую высокую, что у Марианны вошло в привычку спать голой.
Уже несколько недель, с тех пор как Наджент перестал вести себя странно, с тех пор как он избавился от ночных кошмаров и больше не кричал так дико во сне, она перестала запирать на ночь дверь в свою спальню.
В эту ночь, впервые после долгого периода холодности и пренебрежения, Наджент пришел к своей женщине. Обнаженная Марианна лежала ничком поверх покрывала. Она проснулась, когда на нее навалилось его тяжелое тело.
— Наджент, какого черта…
— Молчи, — прошипел он. — Ничего не говори.
Марианна ощутила прижатый к ней горячий, напряженный член.
— Эй, Наджент, — промурлыкала она, — что это на тебя нашло?
Она попыталась перевернуться на спину, чтобы обнять его руками.
— Не двигайся! — Его голос приобрел странный рычащий тембр, настойчивость усиливала эффект рычания. — Лежи и молчи.
Марианна уступила, она осталась лежать на животе и предоставила Надженту играть главную роль. Она ощущала, что он, в отличие от нее, не раздет. На нем был какой-то халат, она чувствовала, как жесткий ворс трется о ее тело. Язык и пальцы грубо ласкали ее интимные места, она начала постанывать и стала влажная.
Потом Наджент приподнял бедра женщины и овладел ею сзади, он не занимался любовью, он спаривался. Это было немного больно, но доставляло удовольствие, и Марианна не сопротивлялась. Она чувствовала экстаз и облегчение, когда затвердевший член рывками входил и выходил из нее. Она кричала и рыдала, когда Наджент довел ее до оргазма в первый раз, во второй, в третий… Когда мужчина кончил, его крик был похож на звериный рев.
Он рухнул на женщину, прижав ее к кровати. Вскоре она снова погрузилась в сон.
Наджент медленно поднял веки, его разбудил бьющий в глаза свет. В окно смотрела полная луна, свет от нее падал на смятое покрывалом на лицо Наджента. Его глаза блеснули красным огнем, он почувствовал непреодолимое первобытное желание задрать голову и завыть на серебристую сферу.
Окончательно проснувшись, он понял, что под ним лежит расслабленное тело Марианны. Исходящий от женщины острый мускусный запах снова пробудил желание, но это не была просто похоть. Другое вожделение, другая страсть захлестнула его, она превосходила желание совокупляться…
Наджент пришел в себя, он был без сил, тело его затекло. Свернувшись калачиком, практически голый, он лежал на полу в своей трофейной комнате. Свет был выключен, но слабые лучи наступающего рассвета проникали сквозь шторы и позволяли оглядеться вокруг. Человек поднял голову и скорее почувствовал, чем заметил на себе неодобрительные взгляды искусственных глаз убитых им животных.
Его что-то укрывало. Дрожащими пальцами он ухватился за свободный кусок „покрывала“ и пригляделся.
Это была шкура лесного волка. Голова зверя лежала на его голове, передние лапы были перекинуты через плечи и завязаны на шее, туловище плотно облегало спину, словно они были одним целым, а задние лапы и хвост свободно болтались за спиной.
Наджент с трудом встал на четвереньки, на ноги подниматься не стал и тряхнул головой, пытаясь собраться с мыслями. Он вспомнил, как отправился спать в состоянии какой-то странной апатии, в последнее время это состояние стало для него привычным, может быть из-за таблеток. Но нет, он бросил принимать таблетки, когда перестал посещать доктора Кадлиппа. А почему он перестал посещать доктора? Он не мог этого вспомнить. Так много ускользало из его памяти, так много…
Потом было что-то еще, что-то связанное с Марианной, но что?
Он вспомнил. Ночью он поднимался к Марианне и занимался с ней любовью, он взял ее с той же силой, с той же необузданной страстью, что и в былые времена. Но если он спал с Марианной, почему он проснулся здесь, на полу?
Так и не найдя ответа на этот вопрос, он на карачках дополз до стола, ухватился за край столешницы и, подтянувшись, встал на ноги. То ли его ладони, то ли столешница были испачканы чем-то липким.
Волоча ноги, Наджент подошел к двери, нащупал выключатель и включил верхний свет. Ладони и пальцы были в какой-то подсохшей красной грязи, грязь была и под ногтями. Тело и ноги были в бурых пятнах. Мельком глянув на висящее на стене серебряное блюдо, он понял, что и лицо у него в той же грязи.
На полу под ногами растеклись темные лужи. Дрожа всем телом, Наджент открыл дверь и выглянул в коридор. Темные разводы, пятна и точки капель тянулись через всю квартиру.
Ужас закрался в сердце Наджента. Он взбежал по лестнице, распахнул дверь в спальню Марианны и включил свет. Дикий крик вырвался из груди Наджента, когда он увидел то, что было в комнате.
Марианна, прекрасная, волнующая, бессердечная Марианна превратилась в алую симфонию, в абстрактное полотно, выполненное из запекшейся крови, кусков плоти и внутренностей.
Наджент запрокинул голову и закричал во второй раз. Вместо человеческого крика квартиру заполнил постепенно набирающий силу вой — скорбная песнь безысходности…
Наджент открыл шкафчик и выбрал опасную бритву. Проверил ее лезвие на подушечке пальца. Моментально выступили ярко-красные бусинки крови.
— То, что надо, — пробормотал он.
Он быстро прошел в ванную комнату и встал перед зеркалом. С отвращением глядя на свое отражение, он подставил лезвие бритвы под левое ухо.
Два раза тихонько надавил, а потом глубоко вонзил лезвие и решительно полоснул слева направо.