Мальчишки из Икалто

— До каких пор ты думаешь там торчать? Выходи сейчас же!

Гробовое молчание было ответом. Вот и время обеда подошло.

— Не выводи меня из терпения, не то я взгрею тебя, вовек не забудешь!..

Стемнело, и Миха проголодался. Проголодался и пригрозил надеть мальчишку на шампур или даже съесть живьём, если тот не появится сейчас же. Но Снайпера «не соблазнило» это обещание. Тогда Миха нерешительно вошёл в монастырь.

Там было темно. Под ногами похрустывали щебёнка и сухой навоз.

Миха то и дело замирал, прислушиваясь к темноте, но ничто не нарушало тишины старой обители.

Вытянув руки, как слепой, он шарил по стенам и нишам. Всё было пусто. Миха робко продвигался дальше, не отрывая взгляда от входа, обозначенного жидким вечерним светом.

Снайпера нигде не было.

Тогда Миха выбрался наружу и, не на шутку встревоженный, направился к скалистому обрыву. Все предания и страшные истории, связанные с этим глухим и забытым местом, разом припомнились ему. И если бы этот чёртов мальчишка объявился сейчас живой и невредимый, Миха расцеловал бы его на радостях. Но Снайпер как в воду канул. Что за проклятое место! Люди пропадают здесь без следа, как иголка в сене, словно какое-то чудовище глотает их…

Проходя мимо старого раскидистого граба, Миха вдруг так и обмер. Волосы у него встали дыбом, ноги приросли к месту, глаза от удивления и страха полезли на лоб: заросли ежевики ожили, верхушки кустов закачались, раздвинулись, что-то острое, как кол, выросло над ними. И наконец страшное привидение, с головы до ног закованное в броню, вылезло из чащобы. Тускло поблёскивал в сумерках шишак шлема. Грозно позвякивала длинная, изъеденная ржавчиной кольчуга.

На огромном кованом щите поблёскивало чудище с длинным раздвоенным языком.

Воинственно сверкала сталь нетронутого временем меча.

Позвякивая кольчугой и тяжело опираясь на меч, привидение прохромало к лесу.

Миха долго не мог оторвать от него глаз.

Грозно позвякивала длинная, изъеденная ржавчиной кольчуга.

Потом он обернулся и тупо уставился на заросли ежевики. Заросли не шелохнулись. Миха плюнул в сердцах и тут же испуганно огляделся. Всё было тихо. Ничего подозрительного. Монастырь в сгустившихся сумерках, старые деревья, камень… Но теперь Михе казалось, что отовсюду, из-за каждого дерева могут полезть вооружённые до зубов призраки. Лучше всего бежать отсюда, пока не поздно.

Одна-единственная тропинка вела с монастырского подворья в лес, и Михе не оставалось ничего лучшего, как пуститься следом за железным страшилищем.

Когда он вышел на дорогу, там не было ни лошадки, ни телеги. Ползущее далеко по дороге облако пыли говорило о том, что перепуганная насмерть лошадка понеслась во весь опор.

Миха не удивился тому, что лошадка его перепугалась. Он лишь забеспокоился, как бы она не разнесла телегу или сама не свалилась в пропасть. Отбросив хворостину, он погнался за ней.

Там, где кончался лес, Миха остановился, запыхавшись. Внизу в долине раскинулось село. В домах уже светились огоньки.

Долго он не мог отдышаться. Прилёг на сухую и стынущую землю. Ноги не несли его дальше. Усталость смыкала веки. Наконец он всё-таки заставил себя подняться и медленно побрёл к селу.

Дома его ждала новая неожиданность: лошадки и телеги на месте не оказалось, а жена недоуменно рассказала, что часа полтора назад телега вихрем ворвалась во двор и, промчавшись вокруг дома, вылетела на улицу. Взмыленная лошадь хрипела и неслась галопом, а на облучке сидело странное существо в шлеме и позвякивало бубенцами.

Миха не сказал жене ни слова. Вышел из дому, отыскал след своей телеги на просёлочной и пошёл по нему. Видимо, хворост свисал с задника телеги и скрёб по земле, вся дорога казалась чисто выметенной. И Безарашвили ни разу не сбился со следа.

Так дошёл он до дома Мрелашвили и с удивлением увидел, что здесь след обрывается.

Жена Луки Мрелашвили возилась возле тонэ.[14]

Пляшущее над печью пламя освещало весь двор.

— Где твой мальчишка? — спросил Миха.

Недалеко от тонэ, под забором, лежала большая куча хвороста.

— Он пошёл к тебе, — отозвалась женщина, подбрасывая хворосту в печь. — Ты не видел его на дороге?

— Не видел. А где телега с лошадью?

— Ты меня так расспрашиваешь, как будто я тебе денег должна! Если сделал доброе дело и одолжил мальчишке телегу, не надо теперь попрекать…

Миха от возмущения хлопнул себя по бёдрам.

— Я одолжил ему телегу?! Да кто тебе сказал?

— Ну, что ты никому её не подаришь, это всё село знает….

Злой язычок был у матери Лукича!

— Ты лучше скажи мне, где лошадь и телега?

— Не бойся, не съест он твою лошадь! К тебе на двор повёл.

Миха собрался было уходить, но тут заметил висящую на балконе кольчугу и шлем, меч, прислонённый к перилам, и огромный щит, по которому ползло распластанное чудовище с раздвоенным сверкающим языком.

Миха покосился на всё это вооружение и мрачно проворчал:

— Хворост, что уже наломала, можешь сжечь, а остальной не тронь — я заеду за ним и заберу.

И он повернул к калитке под недоуменный взгляд матери Лукича.

В полдень Снайпера позвали из калитки. Он привстал на тахте, отворил окно и крикнул:

— Входите, я дома! Вот он я!..

По балкону протопали три пары ног. И через минуту в комнату ввалилась неразлучная троица: Сандро, Гоги и Вано.

Снайпер уже опять лежал на тахте, заложив руки за голову, и жмурился, как кот на солнышке.

Всё произошло, как он и предполагал: не успели ребята поздороваться, как все трое онемели, разинув рты и выкатив глаза. Долго стояли они, не шелохнувшись, и затаив дыхание.

Наконец Гоги глотнул слюну и робко спросил:

— А это… откуда это? А, Снайпер?

Снайпер молчал. Он почёсывал себя за ухом и наслаждался произведённым впечатлением.

— Где ты это нашёл? — спросил звеньевой.

— Скажи пожалуйста, настоящее! — Вано провёл рукой по шлему, надетому на меч.

Снайпер был на седьмом небе.

— Это всё твоё?

— Моё.

— Где нашёл-то?

— Место одно знаю…

— Там есть ещё такие щиты и кольчуги? — подскочил Бучукуртели.

— Сколько угодно! Ни объехать, ни пройти…

— А ты, часом, не спятил, Снайпер?

— Я самое плохое приволок. Оно мне первым под руку подвернулось, да вроде и полегче показалось.

Вся троица переглянулась, потом одновременно облизнула пересохшие губы и опять уставилась на грозно поблёскивающее оружие.

— Поклянись!

— Чего мне клясться? Можешь потрогать, если глазам своим не веришь.

— Где ты это нашёл? А, Лукич? — дрожащим от возбуждения голосом спросил Гоги.

Снайпер со стоном перевернулся на бок. Глаза его недобро засверкали.

— Так. Вы, значит, думаете, что меня исключили из школы, как дурачка? Очень ошибаетесь. Я не глупее вас…

— Что ты, Снайпер! Кто мог подумать, что ты глупее нас? — заволновался Гоги.

— Ты и твои дружки. Думаешь, мне изменила память?.. Или вам хочется ещё раз увидеть в газете свои кривые рожи. Ладно, первооткрыватели! Я вам скажу, где я нашёл всё это, а вы пустите вперёд Гиви Вардуашвили, как козла вперёд стада, и идите за ним… Только не забудьте ещё Лену захватить… Знаете, чего мне стоило обнаружить всё это? Вот смотрите! — И Снайпер стал переворачиваться с боку на бок, демонстрируя товарищам ободранные в кровь бока, ноги и спину. — «Где ты их нашёл?» — передразнил он Гоги. — Вон как нежно запел!.. А хотел бы я знать, где ты был, когда меня исключали из школы. Или вы где были? Никто не вспомнил обо мне, никто! А теперь, когда вы узнали… Погоди, а кто вам сказал? — вдруг спохватился Снайпер. — Или Миха наябедничал? Хотя он и сам ничего не знает. Ни одна живая душа не знает, где я был и что видел. Если я вам скажу, не поверите. Но я ничего не скажу! Ничего!..

14

Тонэ — специальная печь для выпечки хлеба.