Страница 47 из 101
За флагеллантами на Европу накатила новая напасть — пляски. Начало этому, после черной смерти, положила Германия. Под бой барабанов и звуки волынок тысячи людей выходили из дома и, приплясывая, шли по стране. Они держали друг друга за руки и тряслись в конвульсиях. Скакали, пока не падали без чувств. Многие умирали, другие в бреду падали в реки, либо сознательно кончали с собой. Как и сегодняшние жертвы пауков в Италии, танцоры верили в то, что страдают от тяжкой болезни, которую можно вылечить только сильными телодвижениями. В Льеже, Утрехте и других северных городах танцоры выходили с Цветами в волосах и на талии, обматывались длинными отрезами ткани, при этом надеялись, что, когда упадут в обморок, кто-нибудь воткнет в ткань палку и крепко ее привяжет. Верили, что такая конструкция принесет страдальцу облегчение до новой атаки. В Метце однажды на улицах собралось более тысячи пляшущих и орущих людей. Крестьяне покидали свои поля, ремесленники уходили из мастерских, женщины — из домов. Они присоединились к беснующимся, и скоро в богатом городе настал полный хаос. Любопытно то, что все верили: излечиться можно в часовнях Святого Вита, возле Цаберна и Ротштейна. Можно не сомневаться, что такие исцеления случались. Великий врач Парацельс, изучавший эту проблему в XVI веке, сказал: те, у кого не было другого средства, кроме пляски, танцевали, пока не умирали, однако те, кто шел к святому Виту, излечивались.
А что это за святой? Он был уроженцем Южной Италии, родился в Сицилии и был замучен в 303 году при Диоклетиане. Виту посвящено много церквей на юге Италии. Рассказывают, что он обнажил перед палачом шею и попросил Господа дать ему силу излечить всех, подверженных плясовой мании. Будто бы голос с Небес ответил: «Вит, твоя молитва исполнена». Однако эта легенда появилась лишь в Средневековье. Конечно же, это была попытка Церкви унять страшную истерию, из-за которой опустели деревни, а города погрузились в хаос. Как и в случае с тарантеллой, музыка была настолько приятна танцорам, что магистраты, стараясь увести плясунов из города, специально держали музыкантов в сельской местности.
Тех, кто приходил в часовню Святого Вита, после религиозной церемонии подводили к алтарю, где из них изгоняли танцующих демонов. Хотя многие совершенно излечивались, некоторые продолжали дергаться до конца жизни. Название «пляска святого Вита» дожило до наших дней. Его применяют к мышечным сокращениям, которые не имеют ничего общего с массовыми плясками Средневековья.
Англичане всегда интересовались тарантеллой — ив XVII, и в XVIII веке. Им нравился живой неаполитанский танец, который прислуга обоих полов тут же исполняла, стоило только намекнуть на чаевые. Я обнаружил одно из самых ранних английских упоминаний о тарантуле и тарантелле. Это был путешественник Джордж Сэндис, который, возвращаясь в 1611 году с Ближнего Востока, вышел на побережье Калабрии, где, по его словам, «великое множество тарантулов».
«Они прячутся в ямках, пещерах, — продолжил он, — в грязных отбросах, между бороздами, и деревенским людям приходится жать урожай в сапогах. Укус смертелен, а если средства, принятые против яда, помогают, то такие случаи считаются чудом. Некоторые люди после укуса тарантула впадают в глубокий сон; другие — напротив — никак не могут уснуть. Кто-то все время подпрыгивает, а другие становятся невероятно ленивы. Один бранится, второй страдает от непрерывной рвоты, третьего охватывает помешательство. Кто-то рыдает, а кто-то не может удержаться от смеха, и это — самое распространенное явление. Когда человек слишком весел, о нем говорят, что его ужалил тарантул. Разновидностей тарантула так же много, как и симптомов вызванного им заболевания… Веселые, буйные и другие, чересчур активные, излечиваются музыкой. Заслышав ее, они пускаются в пляс и танцуют без устали, так как с движением и потом яд выходит из организма. А музыку приходится выбирать, чтобы пробудить в печальных и сонных людях желание танцевать. Если это удается, они своей пляской доводят музыкантов до изнеможения. Со временем боль уходит вместе с инфекцией, и мозг освобождается от страдания. Если музыка прерывается, болезнь возвращается, поэтому надо играть, пока она окончательно не исчезнет».
Затем Сэндис упоминает знакомого нам персонажа — епископа в красной сутане.
«Епископа этой страны, — пишет он, — облаченного в красную сутану, увидел человек, пострадавший от укуса тарантула. Больной издал истошный крик и пустился в пляс вокруг священника. Епископ оскорбился и приказал ему оставить себя в покое, а сам торопливо пошел прочь. Однако присутствовавшие при этом люди стали просить епископа проявить сочувствие к бедному несчастному человеку, который, возможно, умрет. Пусть епископ постоит тихонько и потерпит, пока из больного не выйдет дьявол. Священник устыдился и остался стоять, а больной плясал вокруг него несколько часов. Случилось чудо: больной окончательно выздоровел». Сэндис не понял: то, что, по его понятиям, было «истошным» криком, на самом деле выражало не насмешку, а восхищение. Не зря люди просили епископа остаться: они знали, что красный цвет его одеяния может содействовать излечению.
Сэмюел Пипс в своем дневнике за 4 февраля 1662 года упоминает некого «мистера Темплера», великого путешественника, который, говоря о тарантуле, заметил, что во время сбора урожая в Италии «музыканты идут на поля, ожидая, что их наймут люди, укушенные пауками». Среди английских путешественников, интересовавшихся тарантизмом, был философ Джордж Беркли, епископ Клойна. Он приезжал в Южную Италию в 1717–1718 годах, и жаль, что мало видел, потому что рассказчик он идеальный. В Бари, однако, он стал свидетелем редкого проявления: танцующий человек схватил меч и сделал в его сторону угрожающий жест. В дни, когда мечи стали атрибутом тарантеллы, женщины, как и мужчины, часто танцевали с ними и иногда наносили себе ими ранения, как жрецы Кибелы. Куда бы ни приезжал Беркли, он просил показать пауков, но ему удалось увидеть их очень мало. О тарантулах он слышал много вздора. Например, один приор из Барлетты сказал мне, что человек может отравиться, если съест фрукт, укушенный пауком.
Начиная с XVIII века, путешественники, которые редко углублялись в страну южнее Неаполя, знали тарантеллу лишь как быстрый деревенский танец, о котором Рэмидж писал, что «он похож на старинный, довольно вульгарный шотландский танец, прозванный pillow („подушка“), от которого отказались, после того как в моду вошла кадриль». 15 апреля 1801 года в Лондоне произошло любопытное представление. В этот день до Англии дошла весть о победе Нельсона при Копенгагене. Лорд Рексол говорит, что примерно в десять часов вечера он решил навестить сэра Уильяма Гамильтона, который жил тогда в особняке, что соответствует сейчас дому 23 на Пикадилли, напротив Грин-парк. Там он обнаружил маленькую компанию друзей, которым Эмма Гамильтон пела песни, аккомпанируя себе на клавесине. Потом она решила станцевать тарантеллу.
«Сэр Уильям начал танцевать вместе с ней, но, как и следовало ожидать, через несколько минут устал. Герцог де Нойя сменил его, но и он, будучи на сорок лет моложе сэра Уильяма, быстро сдался. Тогда леди Гамильтон послала за своей горничной, но и она вскоре запыхалась. Ее выручила чернокожая служанка, которую лорд Нельсон подарил леди Гамильтон по возвращении из Египта».
Леди Гамильтон тогда было сорок; сэру Уильяму — семьдесят один год.