Страница 49 из 59
Екатерина II — А. Г. Орлову.
Собственноручно. 22 марта 1775 г.
Граф Алексей Григорьевич. Чрез вашего генерал-адъютанта Крестенека получила третьего дня от вас известие, что контр-адмирал Грейг отправился от Ливорнского рейда тому тридцать пять дней назад, и буде не заехал в порт, то думаю, что он уже близ Балтики, а вероятнее, что в Англию заехал, ибо у нас море еще ото льду не очистилось. Через те же письма ваши уведомилась я, что женщину ту, которая осмелилась называться дочерью покойной императрицы Елизаветы Петровны, вам удалось посадить под караулом и с ее мнимою свитою; в сем вашем поступке нахожу паки всегдашнее ваше старание и ревность ко всему тому, что малейше может коснуться до службы моей, что не инако как к удовольствию моему служит как ныне, так и всегда. Вероятие есть, что за таковую сумасбродную бродягу никто горячо не вступится не токмо, но всяк постыдится скрытно и явно показать, что имел малейшее отношение. Конфедератов польских таковая комедия им самим, как разные подобные посрамления, кои они вчинали, послужит к наивящему позору…
Сдержанность, достойная российской императрицы! Ни восторгов, ни слишком горячей благодарности — достаточно простого знака монаршего благоволения, признания, что граф Орлов-Чесменский «ревностен к службе». Разве существует большая похвала для верноподданного? И между прочим небрежное успокоение — никто за «сумасбродную бродягу» не вступится (еще бы — на военном фрегате!): Орлову нечего тревожиться за свою жизнь. Страхи, волнения Екатерины остались позади, как и… интерес к особе графа. Императрица могла быть уверена: теперь очередь выслужиться для Грейга, и он не упустит такой возможности. И как подтекст — слуга, взявшийся за слишком грязную работу, не только не интересен, но и больше не нужен.
Екатерина II — А. М. Голицыну
Князь Алексей Михайлович!
Тому сего дня тридцать пять дней, как контр-адмирал Грейг с эскадрою отправился от Ливорнского рейда и, чаятельно, буде в Англию не заедет или в Копенгагене не остановится, что при вскрытии вод прибудет или в Ревель или к самому Кронштадту, о чем не худо дать знать адмиралтейской коллегии, чтобы приготовиться могли, буде к тому им приготовления нужны. Г-н Грейг, чаю, несколько поспешит, потому что он везет на своем корабле, под караулом, женщину ту, которая, разъезжая всюду с беспутным Радзивиллом, дерзнула взять на себя имя дочери покойной государыни императрицы Елизаветы Петровны. Гр. Орлову удалось ее изловить, и шлет ее с двумя, при ней находящимися, поляками, с ее служанкою и с камердинером на сих кораблях и контр-адмиралу приказано ее без именного указа никому не отдавать. И так воля моя есть, чтобы вы, буде Грейг в Кронштадт приедет, женщину сию приказали принять и посадить ее в Петропавловскую крепость под ответом обер-коменданта, который ее и прокормит до остального моего приказания, содержав ее порознь с поляками ее свиты. В случае же, буде бы Грейг прибыл в Ревель, то изволь сделать следующее распоряжение: в Ревеле есть известный цухтгауз, отпишите к тамошнему вице-губернатору, чтоб он вам дал знать, удобно ли это место будет, дабы нам посадить сию даму под караулом, а поляков тамо в крепости на первый случай содержать можно.
Письма сих беспутных бродяг сейчас разбирают, и что выйдет и кто начальник сей комедии, вам сообщим, а только известно, что Пугачева называли братом ее родным.
Пребываю доброжелательна Екатерина марта 22-го дня 1775 года
Два дня на то, чтобы собственноручно ответить Алексею Орлову на ошеломляющую новость о поимке неизвестной. И столько же, чтобы принять решение о следователе — фельдмаршал князь А. М. Голицын. Знак особого доверия? В какой-то мере да. Но только в какой-то, потому что анализ архива неизвестной был поручен другим. Больше того — Голицыну этих писем увидеть не пришлось никогда. С точки зрения Екатерины, безопасней было ограничить фельдмаршала готовыми выводами, безо всяких поводов для размышлений и переоценок. Какая гарантия, что в ходе допросов неизвестной он не начал бы сопоставлять ее ответы с содержанием писем? Но, значит, подобное сопоставление могло оказаться или даже наверняка оказалось бы в пользу неизвестной — не Екатерины.
А. Г. Орлов — Екатерине II
Всемилостивейшая государыня!
…Сей час получил рапорт от контр-адмирала Грейга Апреля от 18-го дня, што он под парусами недалеко от Копенгагена находится со всею своею эскадрою, все благополучно и не намерен заходить ни в какие чужестранные места, буде чрезвычайная нужда оного не потребует; он и от Аглицких берегов с поспешностью принужден был прочь итить по притчине находящейся у него женщины под арестом. Многие из Лондона и других мест съехались, чтоб ее видеть, и хотели к нему на корабль ехать, а она была во все времена спокойна до самой Англии, в чаянии што я туда приеду; а как меня не видала тут и письма не имела, пришла в отчаяние, узнав свою гибель, и в великое бешенство, а потом упала в обморок и лежала в беспамятстве четверть часа, так што и жизни ее отчаелись; а как она опамятовалась, то сперва хотела броситься на Английские шлюпки, а как и тово не удалось, то намерение положила зарезаться, или в воду броситься, а от меня приказано всеми способами ее остерегать от оного и как можно беречь. Я ж надеюсь, всемилостивейшая государыня, што ескадра теперь уже должна быть в Кронштадте, и контрадмирал жалуется ко мне, што он трудней етой комиссии на роду своем не имел…
1775 майя 11-го числа. Пиза
Надеялась ли в действительности неизвестная на помощь Орлова после первых своих подозрений при аресте, тем более после его уклончивого, ни о чем не говорящего письма? И почему именно с Англией связывала его появление и свое освобождение? По версии самого Орлова, все зависело от случайности, от благоприятных обстоятельств, но кто знает, где они могли подвернуться. Значит, или существовало другое письмо Орлова к неизвестной и другая договоренность между ними, или вне зависимости от Орлова Англия была тем местом, где неизвестная почему-то могла рассчитывать на помощь и вмешательство со стороны.
Судя по наплыву любопытных (сочувствующих?), здесь непонятным образом о неизвестной знали, ее приезда ждали, и почем знать, с какими намерениями. Ведь пришлось же русской эскадре раньше времени уйти из Ливорно ввиду все возраставшего недовольства населения и властей. Орлов испугался эксцессов, если не прямого политического конфликта. Все то же могло разыграться и в Англии. И не жила ли в неизвестной более или менее конкретная надежда на ее собственные английские связи, в свое время подтвержденные отношениями с лордом Вортли, Монтегю, Гамильтоном или даже сумевшим остаться в тени сэром Джоном Диком, жена которого проявила столько безукоризненного почтения и внимания к неизвестной.
Собственноручный рескрипт Екатерины II контр-адмиралу Грейгу
Г. контр-адмирал Грейг, с благополучным вашим прибытием с эскадрою в наши порты, о чем я сего числа уведомилась, и весьма вестию сею обрадовалась. Что ж касается до известной женщины и до ее свиты, то об них повеления от меня посланы г-ну фельдмаршалу князю Голицыну в Петербург, и он сих вояжиров у нас с рук снимет. Впрочем будьте уверены, что службы ваши во всегдашней моей памяти и не оставлю всем дать знаки моего к вам доброжелательства. Екатерина
Майя 16-го числа 1775 года.
Из села Коломенского в семи верстах от Москвы
Что ж, расчет Екатерины оказался точным. Будучи втянутым в историю похищения, С. К. Грейг пожелал получить за это все, что только могла дать царская милость. Он цепко держит неизвестную до появления специально назначенного офицера на Кронштадтском рейде — что из того, что это обошлось двумя лишними неделями жизни на корабле? Зато потом Грейг с чувством выполненного долга добился разрешения приехать в Москву, где находилась в это время Екатерина, и задержаться до празднования Кючук-Кайнарджийского мира. В этот день он был произведен в адмиралы, годом позже назначен командиром Кронштадтского порта.