Страница 15 из 59
Политика Георга III относительно колонистов с бесконечно изыскиваемыми налогами делает свое дело. 1765 год — возмущение в североамериканских колониях. 1776 год — провозглашение конгрессом колоний независимости тринадцати соединенных штатов. В промежутке неутихающая борьба, ради которой Англия так нуждалась в стабилизации европейских отношений. Она одна поддерживает Пруссию в Семилетней войне. Ее посланник при дворе Фридриха II в 1771–1775 годах старательно избегает вмешательства в первый польский раздел, наблюдает, но и исподволь ищет пути к сближению с Россией. Открыто враждебная позиция России к действиям Англии в Европе была слишком невыгодна и опасна для правительства Георга.
К тому же эта отстраненность не была ничем новым. Не случайно на торжествах коронации Елизаветы Петровны присутствовало шесть иностранных представителей: Пруссии, Голштинии, Венгрии как части Австрийской империи, Франции, Голландии и Саксонии (польские земли еще находились под властью Саксонской династии). Английского посланника не было. Тем не менее в рескрипте контр-адмиралу Арфу в 1770 году Екатерина II напишет: «Об Англии справедливо можем мы сказать, что она нам прямо доброжелательна. И одна из дружественнейших наших держав, потому что политические наши виды и интересы весьма тесно между собою связаны и одним путем к одинаковой цели идут. Кроме того, имеем мы с Великобританиею трактат дружбы и коммерции… начиная экспедиции наши в Средиземном море, изъяснилися мы откровенно через посла нашего с королем великобританским и получили уверение, что корабли наши приняты будут в пристанях его владения за дружественные…»
В 1775 году Джемс Гаррис лорд Мальмсбюри, исполненный самых радужных надежд, переводится из Берлина в Петербург и начинает кропотливо изучать положение при русском дворе. И трудно дать лучшую характеристику тех лет, чем в «Diaries and corespondence of James Harris, first Earl of Malmersburg».
Екатерина II? Что ж, «старость не усмиряет страстей: они скорее усиливаются с летами, и близкое знакомство с одной из самых значительных европейских барынь убеждает меня в том, что молва преувеличила ее замечательные качества и умалила ее слабости».
Возможные сторонники Англии среди царедворцев? На них надеяться по меньшей мере рискованно. Разве что Потемкин, который, казалось бы, с полным сочувствием советует посланнику: «Льстите как можно больше и не бойтесь в этом пересолить». Но для Потемкина все сводится к внутридворцовым интригам.
Другое дело — братья Орловы. Это старая и прочная связь. Только все они «бывшие» — и отвергнутый фаворит Григорий, и его связанный с битвой при Чесме брат Алексей. Джемс Гаррис становится невольным свидетелем их окончательного падения при дворе.
«Милорд! После странного разговора, о котором я сообщил вам 5/16 сентября 1778 года, доверие и расположение, оказываемые императрицей гр. Алексею Орлову, все постепенно уменьшались. Она не исполнила весьма незначительной его просьбы о побочном сыне и наконец своим обращением с ним принудила его прибегнуть к обыкновенному образу действий русских, находящихся в немилости при дворе, — никуда не выезжать из дома под предлогом болезни. Князь Орлов уже три месяца не показывается ко двору, и оба брата (которые вообще выражают свои мнения очень свободно) теперь говорят как люди недовольные, обманутые в своих ожиданиях и предчувствующие, что нет никакой надежды снова овладеть прежним влиянием…»
Париж
Весной 1772 года в Париж приехала молодая знатная дама. Даму сопровождал барон Шенк. В городе путешественницу встретил барон Эмбс. В качестве доверенного лица барон Эмбс снял для дамы особняк, купил кареты и лошадей. По слухам, неизвестная была связана с богатейшим русским княжеским родом. Барон Шенк и барон Эмбс входили в штат ее свиты.
Сразу по приезде неизвестная начала встречаться с лицами из придворных кругов. Интимным другом дамы стал прославившийся своими любовными похождениями маркиз де Марин. Маркиз оставил Версальский двор и поступил в штат неизвестной в качестве интенданта.
Неизвестная завязала знакомство с напольным гетманом, старостой Литовским Михайлой Огинским. После первых встреч с гетманом дама объявила свое имя и стала называться княжной Владимирской. В интимном кругу княжну называли принцессой Алиной или Али-Эмете. По словам княжны, она росла сиротой, родителей своих не знала, но унаследовала от них в России большое состояние.
Знакомство княжны Алины с Михайлой Огинским перешло в любовную связь. Другим любовником княжны стал граф Рошфор де Валькур, гофмаршал двора владетельного имперского князя Лимбургского. Граф Рошфор сделал княжне Владимирской предложение и получил согласие. Граф срочно выехал в Лимбург просить разрешение на брак у своего монарха.
Весной 1773 года ввиду денежных затруднений принцесса Алина переехала из Парижа в одно из предместий. Барон Эмбс избежал долговой тюрьмы благодаря поручительству маркиза де Марина. По просьбе принцессы Михайла Огинский выдал барону Эмб-су патент на чин капитана Литовской армии. Неожиданно для кредиторов и самого Михайлы Огинского принцесса Алина в сопровождении барона Эмбса, маркиза де Марина и барона Шенка выехала из-под Парижа в неизвестном направлении.
Париж, 1772-й… Последние годы Людовика XV. Народные волнения из-за отмены парламентов, все возраставших финансовых затруднений. Робкая внешняя политика. Только память о могуществе Франции заставляет многих надеяться на ее поддержку, рассчитывать на обещания короля, всегда не слишком определенные и никогда не доводимые до конца. Людовик XV может в Семилетней войне быть противником австрийской императрицы и, в конце концов, стать ее союзником. Он избегает поддержки даже своего тестя — принужденного жить в изгнании польского короля Станислава Лещинского. Французский король не на стороне очередной русской императрицы Екатерины II, но его тщетно просят о вмешательстве перед лицом грозящего Польше раздела. Посланник другого, фактического короля Польши, Станислава Августа Понятовского, Михайла Огинский может ждать ответа до тех пор, пока необходимость во всяком ответе отпадет. Впрочем, в истории отношений Людовика XV с Россией было и так достаточно неясностей.
Еще при Петре I была попытка заключения брачного союза между петербургским двором и Версалем. Петр предназначал руку Елизаветы Петровны сначала самому Людовику XV — дипломатические соображения заставили французское правительство искать невесту для короля среди английских принцесс, потом остановиться на Марии Лещинской. Кандидатуру Людовика XV сменил его брат, герцог Бурбонский. Но и для него выбор пал на одну из немецких принцесс. От несостоявшегося проекта у Елизаветы Петровны осталась любовь к французскому языку, французскому театру и пышному версальскому этикету. Зато следующее, ее собственное, столкновение с французскими дипломатами оказалось не слишком удачным.
Сразу после переворота в пользу Елизаветы французский посланник маркиз де Шетарди начинает энергично вмешиваться в дела нового правительства. Раз французский двор в принципе был на стороне цесаревны Елизаветы, он, само собой разумеется, хотел рассчитывать и на привилегированное положение при Елизавете-императрице. Но этого не случилось. Елизавета не прислушивалась к настойчивым советам, уклонялась от подсказанных решений. Шетарди нервничает, теряет самообладание, в секретных депешах прибегает к слишком резким оценкам.
Маркиз де Шетарди — статскому секретарю Амелоту.
Декабрь 1743. Петербург
«…Любовь (Елизаветы. — Н. М.) самые безделицы, услаждение туалета четырежды или пятью на день повторенное и увеселение в своих внутренних покоях всяким подлым сбродом, des valetailles [прислугою], себя окруженною видеть, все ее упражнения составляют. А зло, которое от того происходит, велико есть, ибо она, будучи погружена в таком состоянии, думает, когда она себя тем забавляет, что ее подданные к ней более адорации иметь будут и что она потому менее опасаться их имеет. Всякая персона высшего ранга, нежели те, с которыми она фамильярно обходится, ей в то время неприятна. Мнение о малейших делах ее ужасает и в страх приводит».