Страница 7 из 23
ПРИЗНАНИЕ В ЛЮБВИ
В тот вечер я не пил, не пел.
Я на нее вовсю глядел,
как смотрят дети…
Вл. Высоцкий
Эта романтическая история приключилась со мной сразу же после путины. Мы тогда еще с Вадиком гуляли. Все обмывали мое возвращение на берег. И я в тот вечер вдруг увидел ее – и “погиб”. Оказывается, метрдотельша.
Наверное, ей под сорок, и у нее на материке уже дочь в институте.
(А у меня еще только пойдет в первый класс.)
Но плечи – зря, что ли, ее зовут Валентина Краснославовна. Да и походка – как будто плывет.
И вот для своей русалки я решил заказать “Лукоморье”. А Вадик потом поехал в Москву в командировку и тоже хотел заказать. Где-то на ВДНХ. Так от него там все чуть не попрятались. Оказывается, нельзя. Да мы, говорят, и слов-то не знаем. И Вадик им тогда их накорябал на салфетке. А в салфетку завернул четвертак. Но они все равно так ему ничего и не спели. Все-таки ведь столица.
А у нас в Магадане – пожалуйста. Была бы “капуста”.
– А сейчас, – объявляет ведущий, – для Валентины Краснославовны от матроса рээс “Иваново” Анатолия… Владимир… Высоцкий!!!
Правда, “Иваново” тогда уже давно поставили на ремонт, и я с него свалил. Но “капуста” еще осталась.
И чуть ли не встал перед ней на колено.
– Выходите, – говорю, – Валентина Краснославовна, за меня замуж. Я, – говорю, – сам из Москвы.
А она, оказалось, из Орехово-Зуева. Ну вот и хорошо. Соседи.
– У нас, – говорю, – в Новой Малаховке дача. Вы, – улыбаюсь, – не смотрите, что я такой молодой. Просто это я так молодо выгляжу. Мне уже, – говорю, – тридцать пять.
А мне и действительно больше двадцати никто не дает.
А сам, наверно, шатаюсь. Хорошо еще, Вадик меня поддерживает. Он, правда, тоже не лучше. И официантки смеются.
– Давай, – говорят, – Валя, давай. Будешь теперь москвичкой…
И так мне эта самая Валентина Краснославовна запала в душу, что на следующий день я опять перед зеркалом причесался. Задвинул для храбрости двести пятьдесят и попер. И даже малость прифрантился. Вадик мне дал на вечер свою меховую куртку.
Прихожу, а вышибала, падла, не пускает.
– Ты что, – кричит, – не видишь? – И тычет мне своим грязным пальцем в вывеску.
Я говорю:
– Давай открывай. Мне, – объясняю, – к Валентине Краснославовне.
Вышибала меня критически оглядел, что-то такое хмыкнул, но все-таки пропустил. А в зале, как обычно, битком, и кто в унтах, а кто в резиновых сапогах. А оркестранты пока перекуривают. И какие-то офицеры угощают их коньяком.
Поискал я глазами свою Валентину Краснославовну и вижу, что нет, нету моей избранницы. И вместо нее совсем другая. И тоже, конечно, ничего. Но Валентина Краснославовна лучше. И я к той, другой, подошел и спрашиваю:
– Скажите, а что, сегодня Валентина Краснославовна не работает?
Она на меня внимательно посмотрела и говорит:
– Валентина Краснославовна сегодня выходная. Но если она вам нужна, то вон она сидит… – и показывает в глубину зала на столик.
Ну, я, как на крыльях, туда. Смотрю, и правда сидит моя Валентина Краснославовна, но только уже совсем не в блузке, как обычно, а в каком-то декольте. Или как там у них называется. А вместе с ней слева и справа по амбалу. Один здоровее другого.
Но я все равно наклонился и схватил Валентину Краснославовну за локоть. Решил пригласить ее на танец. Вообще-то я не танцую, но мне тогда было наплевать.
– Разрешите, – говорю, – мне надо вам сказать…
И замолчал.
Один из амбалов поднимает на меня свою квадратную голову и прищуривается. Не то чтобы небрежно. А так. Вроде бы он меня даже не видит в упор. А это, мол, что еще тут за тля?
– Тебе, – говорит, – чего?
Я говорю:
– Да так… ничего… Мне, – говорю, – нужна Валентина Краснославовна…
Тогда он к ней поворачивается и спрашивает:
– Это, – говорит, – кто? Ты что, его знаешь?
И Валентина Краснославовна даже испугалась.
– Да нет, – говорит, – не знаю. Первый раз вижу…
И я даже растерялся:
– Как первый раз?!
Вот это, думаю, номер. И снова ее за локоть.
– Вы что, – говорю, – меня не узнаете?
И вдруг я очутился под столом. И как-то так мгновенно. Не то чтобы под столом, а между ножкой стула и чьим-то ботинком. И тут как раз заиграла труба.
Я хотел вскочить, но, покамест поднимался, за столом уже никого. А из развороченной губы на куртку капает кровь. Теперь не отмыть.
Немного постояв, я стал продираться через танцующих обратно. Хотел сразу же выйти, но сначала решил зайти в туалет. Опустил в раковину голову и отхаркиваюсь. Помимо губы, он, оказывается, разбил мне еще вдобавок и нос. Одним ударом. Наверно боксер. А вышибала когда меня выпускал, то снова все хмыкал. И по-моему, даже как-то обрадовался. Вот это, думает, уже другое дело.
А Вадик только меня увидел, так сразу и заржал. Не помню уж, как я до них добрался.
– Это кто же, – смеется, – так тебя разукрасил?
– Да так… – говорю, – в “Северном”… Помнишь Валентину Краснославовну?
– Что, – улыбается, – не поделили?
– Да брось ты, – говорю, – Вадик, я тебе серьезно… Надо, – говорю, – что-то делать…
А у Вадика тоже накрыт стол и тоже выпивают. И Тонька даже всплеснула руками.
– Ой, Толька, – кричит, – привет! Хочешь выпить?
Я пробурчал:
– Привет… Идем, – говорю, – Вадик, скорее. А то сейчас уйдут…
И все им рассказал. А тут еще какой-то хлюст. Вроде бы Вадикин клиент по банковским операциям. А заодно и по банке. И сразу видно, что утрепывает за Тонькой. А Вадик только знай себе посмеивается. Ему-то что. У Вадика теперь отдельный кабинет.
Тонька кричит:
– Алик, одевайся… Идем! А ты, Вадим, нас жди. Сейчас, – говорит, – мы с ними разберемся…
Уже косая. А Вадик все опять посмеивается. И тоже под приличным шофе. А этот самый хлюст, тот ни в одном глазу. Как будто и не пил. Вскочил и давай одеваться. А Вадик все протягивает мне рюмку. Ни пуха, мол, ни пера.
Ну и пошли.
Вышибала на нас уставился и видит – снова я. И так это ехидно ухмыляется.
Ах ты, думаю, мразь! Еще и смеется.
– Давай, – говорю, – открывай… – и уже просовываю ботинок.
Ну, Алик видит такое дело и сует вышибале пятерку. Надо же ему перед Тонькой повыначиваться. А сам ну прямо весь из нерпы: и воротник, и перчатки, и шапка.
– Это, – кивает в мою сторону, – со мной…
Вошли – и снова сует. Только теперь гардеробщику. И тот давай с него стряхивать пылинки. Повесил Аликин макинтош на вешалку и протягивает Тоньке номерок. И Тонька осталась в вестибюле.
А я даже и не стал Вадикину куртку снимать. Ведь это мое украшение. И потом – она же вся в крови. Еще перепачкает. Да и под курткой у меня сразу одна тельняшка.
А Валентина Краснославовна со своим амбалом как ни в чем и не бывало. Сидят, любезничают. И Алик, протянув петушка, тут же к ним и подсел. Оказывается, старые знакомые. А я, как дурак, все стою. Уставился амбалу в скулятник и молчу.
Но он ко мне даже и не поворачивается. И такая меня вдруг разобрала обида.
Разворачиваюсь и ка-ак ему врежу. И даже самому понравилось. Как будто залепил в лузу шара.
А на Валентину Краснославовну даже и не посмотрел.
Все. Не будет теперь Валентина Краснославовна москвичкой. Так и останется в своем Орехово-Зуеве.
Ну, тут, конечно, и салфетница, и тарелки, и фужеры – все это полетело на пол.
И потом они мне и показали.
Оказывается, я все перепутал. И врезал совсем не тому. Не тому, кто меня ударил. Тот, которому я врезал, оказался его товарищ. А тот, что меня оскорбил, сидел за соседним столиком и с кем-то выпивал.
Повалили и давай прямо по мне отбивать чечетку. А музыканты все знай себе замастыривают. Что-то про велосипедистов. Да про синеву.
И все, как ни в чем не бывало, пляшут.
А потом через весь зал отволокли к вышибале. И там снова меня повалили. И опять прямо по мне пустились вприсядку.