Страница 54 из 145
Роман невнятно хрюкнул.
— Это до современного моря далеко, — Валентин старался не смотреть в его сторону, — а ведь мы говорим о море, которое закрылось. И от этого места до ближайшего нынешнего побережья может быть и две, и три тысячи, это роли не играет. А во-вторых, «растекание» морских осадочных пород по континенту происходит, видимо, очень легко. Если на них давит сбоку, они могут уползти черт знает куда. При сверхвысоких скоростях — эффект один: например, метеорит врезается в земную атмосферу, будто в твердую среду. Сгорает. А при сверхмалых скоростях — ну, тот же сантиметр в год — эффект должен быть совершенно противоположным: сопротивление среды, трение, наверно, уже не имеет большого значения. И когда у тебя в распоряжении миллион лет… — Тут он рискнул повернуться к Роману и с нарочито беззаботным смешком сказал — Ты ж знаешь, какие у нас в геологии допуски: пять миллионов лет туда, пять обратно — суть дела не меняется.
— При большой древности и десять миллионов — так себе, — отозвался Роман; вид у него был до того сонный, что казалось — еще немного, и он начнет неудержимо зевать, зевать, а потом задремлет.
— Ну вот… — обескураженно проговорил Валентин. — В эти десять миллионов можно упрятать любой процесс… так что и следов потом не найдешь… — Окончательно сконфузившись, он умолк и, помолчав, не нашел ничего лучшего, чем потревожить великую тень. — Еще Гете говорил, что природа, действуя спокойно и медленно, способна на необыкновенное…
— Кто? — с глубоко скрытой усмешкой встрепенулся Роман. — Это который про чертей писал, что ли?..
В это время бортмеханик, обернувшись, весело гаркнул:
— Эй, геология, держись — идем на посадку! Валентин пригнулся к иллюминатору — самолет кренился в развороте, поэтому близкие уже вершины водоразделов, заваливаясь вглубь и вниз, пронеслись перед его глазами с предпосадочной убыстренностью, а где-то вдалеке за ними, округленными и лесистыми, на миг промаячила и скрылась как бы иная совсем страна, страна готически ощеренных альпинотипных хребтов с резкими взлетами одиночных вершин, среди которых выделялся безошибочно узнаваемый даже отсюда, лаконичный и строгий, как острие холодного оружия, пик Ай-Ультан. Таковой с высоты и с большого расстояния представала площадь работ партии.
Через минуту машина, жестко сотрясаясь, понеслась по земле. В иллюминаторах заструилось смазанное скоростью сплошное полосато-бурое полотно, которое по мере торможения быстро распадалось на отдельные подробности — зернистый щебень почвы, мелкие камешки, островки убогой травы, следы колес.
Выпрыгнув первым, Валентин помог сойти Асе, затем принял у Романа рюкзаки.
Едва успели отойти, бортмеханик что-то крикнул, прощально махнул рукой, захлопнул дверцу, и самолет снова покатил по взлетной полосе. Удалясь, развернулся. Постоял, как бы набираясь духу, и вдруг осатанело взревел, сорвался, понесся, разгоняясь, незаметно отделился от земли и уверенно пошел ввысь.
Поле как-то враз осиротело. Стала особенно ощутима пустынность всего окружающего. Стоявшие поодаль два бревенчатых дома ничем не отличались от заурядных деревенских изб, лишь торчащие рядом металлические шесты антенн да полосатая «колбаса» ветроуказателя свидетельствовали об их принадлежности к хозяйству воздушного флота. Однако и они казались давно и бесповоротно покинутыми. Отчужденно-безлюдным выглядел и видневшийся за ними лиственный лес, по-северному тихий, редкий, тонкоствольный.
— Никого… — озираясь, проговорила студентка. Вид у нее был разочарованный, даже немножко подавленный.
— А я люблю вот так — по-простому, без цветов, без оркестра, — Роман нагнулся, поднял кварцевую гальку, похожую на миниатюрное яйцо. — Ага, так мы имеем быть на речной террасе?
— Да, — Валентин взвалил на себя здоровенный туристский рюкзак студентки. — Айда в поселок.
Через полкилометра вышли к краю террасы. Остановились на кромке обрыва. Впереди и, как казалось, страшно далеко внизу чешуйчато мерцала плавно изгибающаяся лента реки, чернели беспорядочно разбросанные домики поселка.
— «Большая страна Китай», — со вздохом произнес Роман слова из известной студенческой песенки.
— Река Гирамдокан, — сказал Валентин. — Аэродром расположен на ее древней террасе.
— Высоко же подняло эту террасу! — Роман на глазок прикинул глубину долины. — По вертикали метров сто с гаком будет, а?
— Так ведь и времени было достаточно, — улыбнулся Валентин. — Как-никак примерно десять миллионов лет… А терраса рудоносная.
— М-да? — Обернувшись, Роман окинул взором обрамленное тайгой пространство летного поля. — Значит, аэродром на полезных ископаемых. Неслабо!
— В войну даже добыча велась, — продолжал Валентин. — Землю в мешках сносили вниз к реке и там промывали. Тоже подспорье к добыче.
— А рудник там? — спросил Роман, указав взглядом на поселок.
— Был рудник, а сейчас — разведка.
— А почему здесь не добывают? — поинтересовалась Ася. Ответил Роман.
— Ну, сейчас не то время — даешь, мол, сырье любой ценой. А хотя… — он чуть подумал, озираясь. — Можно было б и поставить добычу. В полный рост. Скажем, соорудить канатную дорогу — и от винта!
Валентин мельком глянул на него, весело оживившегося, и как бы про себя произнес:
— Можно-то можно, но… мне кажется, это достояние потомков. — И пояснил в ответ на вопрошающий взгляд Романа. — Не надо вести себя так, будто мы последнее поколение на земле.
— Идешь ты пляшешь! — восхищенно хохотнул Роман и поглядел на студентку, приглашая разделить с ним веселье. — А как же ты сам с этим своим месторождением? Его-то и надо бы оставить потомкам: разбирайтесь, гаврики, у вас лобик пошире нашего!
Валентин отрицательно мотнул головой.
— Нет, старик, тут… тут совсем другое. Предположим, мы все-таки научились вполне надежно засекать месторождения «слепых» руд, — тогда после нас остается отработанная методика, верно? Как от предыдущих поколений нам досталась, скажем, технология выплавки чугуна и стали.
Роман бросил на него короткий непонятный взгляд и ничего не сказал. Физиономия у него сделалась серьезной. Запоздало осознав явную «казенность» ненароком вырвавшейся фразы, Валентин смутился, помрачнел.
— Ну… это я для примера, — буркнул он и сразу заторопился. — Ладно, хватит трепаться, пошли в поселок. Там ждет добрый дяденька Лиханов, который обещал лошадей.
7
Хмурый, а точнее даже злой, Василий Павлович Субботин вышел из шатровой десятиместной палатки, из своей, так сказать, командирской резиденции. Для пробы легонько изогнулся в пояснице, охнул и шепотом выругался. Затем поправил закрывающую левый глаз черную повязку, сделанную из сатинового мешочка для образцов горных пород, глянул вокруг строгим хозяйским оком и вмиг приметил непорядок.
— Ермил! — рявкнул он. — Завхоз, ты где?
Из расположенной поодаль палатки тотчас же выскочил юркий, неопределенного возраста мужичок в ватной безрукавке, на голове — крохотная кепка-восьмиклинка, в руке — сапожное шило, в другой — кусок дратвы.
— Вот он я, Василий Палыч, туточки!
Широко шагая, начальник партии подошел к лежавшим у воды резиновым лодкам и ткнул одну из них ногой в толстый свинячий бок.
— Сколько можно повторять: накрывайте брезентом! Портится же резина от солнца!
— Счас, Василий Палыч, счас! Сделаем!
— Стой! — удержал начальник ринувшегося было прочь завхоза, опустился на корточки и внимательно оглядел мясистые резиновые проушины, служащие уключинами. Одна из проушин оказалась немного надорванной.
— Ар-р-харовцы! — загремел начальник. — Ничего не умеют беречь! Босяки, бичи! А ты куда глядишь? Ты завхоз или разгуляй покровский?
— Да ведь…
— Немедленно починить!
— Сделаем, сделаем.
— Людей за рыбой послал?
— Двоих, Василий Палыч, двоих, самых ушлых. Балдакова и этого… Должно, вот-вот уж вернутся.
— Баня как?
— Камни насквозь прогрелись, аж красные. Сейчас только жар поддерживаем.