Страница 131 из 145
В ответ зампохоз лишь невнятно что-то пискнул, и его буквально вынесло за дверь…
В девять часов в радиорубку зашел Захар Машеренков. Поднял широченную ладонь.
— Привет! Для меня есть что-нибудь?
Суханов перебросил из одного угла рта в другой изжеванную «беломорину» и после паузы проговорил:
— Разбился наш Валька. Да… Вертолет за ним послали, такое вот дело…
— Да ты что?! — выдохнул Захар и опустился на стоявший возле входа табурет. — Как это случилось? Когда?
— Не знаю. Эрдэ я получил час назад. Из Гулакочей. Передали, что разбился. И студентка с ним. Больше ничего. Так что — извини…
— Вот это да!.. Ну, Валька… ну, Валька… — Машеренков достал сигареты, прикурил, жадно затянулся. — Уж кто-кто, а он-то… Это надо же!..
— Следующий сеанс связи в одиннадцать, — Суханов бесцельно потрогал пальцем «вибру [61]». — Заходи — может, передадут что новенькое…
Через один час пятьдесят минут после вылета из Абчады Рассолов посадил свой МИ-4 в аэропорту Гулакочи. Еще в воздухе, оглядывая снабженный полосатой «колбасой» ветроуказателя пустырь на краю поселка, именуемый здесь аэропортом, он удивился тому, что совсем не видно людей. Впечатление было такое, что его вертолет тут не ждали и не ждут, никто ни о чем не ведает, и вообще радиограмма насчет ЧП была отправлена местным радистом в припадке алкогольного остроумия. Нет, не таким, совсем не таким представлялось Рассолову начало аварийно-спасательных работ. В сердцах он посадил машину грубовато и с запоздалым неудовольствием отметил про себя, что недавно вводивший его в строй пилот-инструктор Аркадий Иванович Гуров даже при действительно серьезных обстоятельствах не терял свою неизменную и, прямо сказать, красивую невозмутимость.
Выполнение необходимого предпосадочного зависания получилось скомканным, вертолет жестко ударился колесами о грунт и после короткого руления замер, грузно осев на свои четыре резиновые лапы. Несущий винт еще продолжал бешеное круженье, но та упругая мощь, что не без изящества держала в воздухе семитонную машину, уже ушла из него. Замедляя бег, лопасти рубили воздух вхолостую.
Бортмеханик, располагавшийся в полете на подвесном сиденье позади второго пилота, спустился в грузовую кабину. Проходя к двери, кивнул пассажирам — врачу, медсестре и инженеру по технике безопасности. Пошутил:
— Станция Березай, кому надо — вылезай.
Второй пилот остался на месте, в правом кресле. А командир, не дожидаясь окончательной остановки несущего винта, сдвинул назад дверь со своей стороны и, привычно находя носками ботинок прикрытые пружинными заслонками специальные выемки для ног, спустился на землю. Огляделся и только теперь увидел, как из-за ближайших строений вынырнули два человека. Того, что поспешал сзади, Рассолов знал: Панцырев, старший геолог здешней разведки. Впереди же размашисто шагал длинноногий худощавый парень примерно одного с ним, Рассоловым, роста. При ближайшем рассмотрении он оказался небритым, с поцарапанной физиономией, явно измотанным до чертиков, однако с очень решительными повадками.
— Гляди сюда, — без лишних слов парень ткнул едва не в самый нос командиру вертолета потрепанную карту, которую он еще на ходу извлек из полевой сумки. — На склоне вот этого кара [62]…
Тон у него был весьма далекий от обходительности, почти злой.
— Извиняюсь, — командир вертолета вежливо отстранился и раскрыл свой полетный планшет. — Так покажи те, пожалуйста, где это.
Парень зыркнул красноватыми, будто с похмелья, глазами, мигом сопоставил обе карты, после чего бесцеремонно полез грязным пальцем в пилотский планшет, карты в котором защищены прозрачным целлулоидом. Последнее обстоятельство в данном случае оказалось совершенно кстати.
— Вот оно, то место, идешь ты пляшешь! Горный узел. С этой стороны в него врезан ледниковый цирк, сечешь ситуацию?.. У тебя полумиллионка, детальность хреновенькая. На моей видно лучше. Смотри: тут расщелина… кулуар, говоря по-деревенски… Там они сейчас припухают… По прямой — километров двадцать. На твоей бандуре десять минут ходу, даже меньше…
Вертолетчику резко не понравились манеры этого малого, но он решил быть терпеливым и сдержанным до конца. Как Аркадий Иванович Гуров. Мало ли что — может, парня действительно припекло до потери чувства реальности. Он перевел взгляд на свою карту, вгляделся и вдруг, вздернув бровь, негромко присвистнул.
— Товарищи, так ведь там высота две тысячи четыреста метров! И рельефчик такой, что… — И умолк.
Парень недоуменно уставился на него.
— Ну?
Вертолетчик вздохнул, переступил с ноги на ногу. Он мрачнел на глазах.
— Дело в том… в том… — Рассолов на миг замялся, потом выпалил — В общем, я не имею права подбора посадочных площадок на высотах больше двух тысяч метров…
Теперь уже присвистнул Панцырев. Лицо же бесцеремонного парня сделалось таким, что командиру вертолета стало вдруг крайне неуютно. Он оглянулся: второй пилот продолжал оставаться в своем кресле и, к счастью, не мог видеть и слышать как краснеет и заикается его командир. Бортмеханик же, наводя порядок, возился в металлически гулком чреве машины. Однако врач и, главное, хорошенькая медсестра уже вышли из вертолета. Правда, они деликатно держались в сторонке, но, разумеется, до них доносилось каждое произнесенное слово. Инженер по технике безопасности — личность, по-всему, бесцветная, хотя и красивый мужчина, — подойдя как-то совсем незаметно, стоял чуть позади Панцырева. В одной руке он держал папку тисненой черной кожи, а другой то и дело беспокойно трогал свои аккуратные черные усы, будто проверял, все ли еще они на месте.
— Для полетов и посадок в горах требуется специальная тренировка, — Рассолов умолк, поиграл желваками и с жесткой откровенностью закончил — Я только второй месяц летаю командиром. У меня третий класс. Таковы обстоятельства, и изменить их не в моих силах.
— Так какого черта тебя сюда прислали? — рявкнул парень. — Неужели не нашлось приличного летуна?
— Роман, Роман… — урезонивающе вступил Панцырев, но парень без всякого почтения отодвинул его в сторону. Определенно, в данной ситуации главным был именно он, этот беспардонный тип, а вовсе не старший геолог разведки. «Новый начальник партии, что ли?»— мелькнуло в голове у вертолетчика.
— У него третий класс! — гневно цедил Роман. — А там девчонка в горах отдает концы, и ей до лампочки всякие там классности!.. Ее последняя надежда в этой жизни — это мы с тобой, сечешь ты это своей башкой?
— Не я составлял инструкцию, — ровно, не повышая голоса, отвечал Рассолов; он тоже порядком обозлился, но честь командира вертолета не позволяла ему унизиться до базарных криков; и вместе с тем в эту минуту он был сам неприятен себе. — Ладно, допустим, я полечу — но я ж запросто угроблю машину. И всех вас вместе с собой. Опыт же нужен. Часы налета нужны. И особый штамп в пилотском свидетельстве… У вас ведь тоже сразу после института не ставят начальником экспедиции или там главным инженером…
— Тоже мне отважный сокол! — съязвил Роман, но уже чуть спокойней. — В гражданскую войну люди в шестнадцать лет командовали полками.
— Да? — почти машинально спросил вертолетчик. — Это кто же?
— Да Гайдар хотя бы!
— Ну, нам до Гайдара, конечно… — Рассолов оскорбленно замолчал, окончательно решив, что каменное безмолвие сейчас лучше всего.
— Роман, ты не прав! — твердо заговорил Панцырев. — Командир честно сказал, что опыта у него маловато, совершать посадки высоко в горах пока не может — чего ж ты от человека хочешь? Чтоб он и в самом деле гробанулся?
— Ладно, — Роман неожиданно сник, потупил голову, задумался.
Воспользовавшись наступившим затишьем, Панцырев мягко взял вертолетчика под руку, отвел в сторону. Вполголоса начал:
— Командир, вы уж извините его. Но тут такое дело…
— Да понимаю я! — с досадой перебил его Рассолов. — Все понимаю! Наверно, и я б на его месте… Может, там его любимая девушка…
61
«Вибра» — самодельный ключ, который изготавливался экспедиционными радистами из ножовочного полотна, почему его еще называли просто «пилой»; «вибра» качалась (вибрировала) в горизонтальной плоскости, что позволяло достигать значительно большей скорости передачи «морзянки», чем при работе на традиционном ключе с вертикальным ходом.
62
Кар — нитеобразное углубление, врезанное в верхнюю часть склонов гор, располагающееся выше ледникового цирка. Стенки кара крутые, часто отвесные; дно пологое, вогнутое, занятое ледником, фирном или озером.