Страница 30 из 70
Отец Мартино не обратил внимания на эту сцену, ибо в тот момент как раз спускался с кафедры. Он вернулся к алтарю и завершил богослужение словами Ite missa est.[16] Прихожане встали и, подобрав свои одежды, направились к выходу. Церковный сторож начал тушить свечи. Жанна незаметно вытащила из сумки пять ливров и держала их наготове. Отец Мартино стоял у дверей и вглядывался в уходящих. Когда Жанна поравнялась с ним, священник спросил, отчего это он не видел ее у причастия. Жанна отговорилась тем, что ей вдруг стало дурно.
– Причастие облегчило бы ваши страдания, дитя мое, завтра утром вы примете его из моих рук. Приходите в девятом часу.
– Вот мой дар церкви, – пробормотала Жанна, вкладывая в руку отца Мартино пять ливров.
Священник принял деньги, быстро пересчитал их и без особой радости кивнул. Конечно же он ждал большего.
Оказавшись снаружи, Жанна поискала взглядом госпожу Контривель, но той не оказалось поблизости. Девушка в одиночестве вернулась в лавку. Две мысли терзали ее: о завтрашнем причастии и о том, как она станет управляться с делами, когда окажется на сносях.
Единственное, что утешало, это вечерний визит Франсуа.
Спокойствие не приходило, и душой Жанны прочно завладела причудливая и беспорядочная смесь земных забот и помыслов о небе. Она не знала, на что решиться. Слишком много довелось испытать безыскусному сердцу крестьянской девочки после расставания с родными местами, полной мерой познать тоску, соблазн и причудливые повороты судьбы. Вдобавок ко всему еще и эта новая жизнь, созревавшая в ней. Она чувствовала усталость и даже думать не могла о завтрашнем причастии, одна мысль о котором приводила ее в ужас.
Как и накануне, Франсуа явился с розой в руке. Он посмотрел на девушку и спросил:
– Отчего ты такая грустная?
Жанна не знала, что ответить, не знала, откуда эта тоска, переполнявшая ее сердце и сквозившая во взгляде. Она поставила вторую розу к первой.
Франсуа быстро повторил с Жанной выученное накануне и перешел к новым объяснением. Когда он упомянул слово «звезда», Жанна вспомнила об Исааке Штерне и разрыдалась.
– Жанна! – воскликнул взволнованный Франсуа. – Ты и правда не хочешь мне объяснить, в чем дело?
Она помотала головой и вытерла рукавом слезы. Вид у Франсуа был потрясенный. Жанна выбежала, чтобы умыть лицо и насухо вытереться.
– Чем я могу тебе помочь? – спросил Франсуа, когда Жанна снова уселась за стол.
– Будь со мной.
Впервые она дала понять, что Франсуа занимает какое-то место в ее жизни.
Они вернулись к занятиям. Франсуа объявил, что на очереди у них грамматика и искусство строить фразы, дабы точнее выразить свою мысль.
– А разве это не происходит само собой? – спросила Жанна.
– Происходит. Именно поэтому большинство людей говорят так коряво.
– И я тоже?
– Ты говоришь на удивление складно для крестьянки, каковой ты себя называешь. Но знание правил тебе не повредит.
– Отчего это мы должны писать по правилам, если, к примеру, говорим как хотим?
Франсуа переварил эту мысль и расхохотался.
– Я что, сказала какую-то глупость?
– Нет, совсем напротив. Просто все, что ложится на бумагу, должно быть написано правильно. Бумаге суждена долгая жизнь. На латыни говорится scripta manent.[17]
– Я и латынь должна буду выучить?
– Если когда-нибудь захочешь читать ученые книги, я научу тебя самому главному.
– А среди ученых людей есть женщины?
– Нет, – ответил Франсуа с улыбкой. – Университет полагает, что им не нужны знания, ибо женщины подвержены дьявольским соблазнам и могут употребить ученость во зло.
– И это правда? – нахмурилась Жанна.
Франсуа от души рассмеялся.
– Не думаю, что мужчины в этом смысле благонадежней женщин, – сказал он наконец.
Франсуа открыл чернильницу и подал Жанне перо. Потом он стал диктовать ей строки, которые знал наизусть:
Ты дал мне щит спасения Твоего, и десница Твоя поддерживает меня, и милость Твоя возвеличивает меня. Ты расширяешь шаг мой подо мною, и не колеблются ноги мои.[18]
Закончив, он взял бумагу, прочел написанное и исправил ошибки.
– Красиво, – сказала Жанна. – Это кто сочинил?
– Давид.
Жанне ничего не говорило это имя, и Франсуа объяснил:
– Жил когда-то давно такой еврейский царь.
– А как ты узнал эти стихи?
– Они есть в Библии.
– В Библии есть сочинения евреев?
Франсуа снова не смог сдержать смех.
– Да там только они и есть!
– Если всю Библию написали евреи, отчего мы тогда их не любим?
– Потому, что они смышленей нас, – сказал, смеясь, Франсуа.
Жанна снова вспомнила Исаака.
– Пошли за твоим заработком, – сказала она.
Они спустились вниз, и Франсуа спросил:
– Ты хочешь, чтобы я остался с тобой?
– Не сегодня, – ответила Жанна.
Она едва не согласилась, но эта завтрашняя исповедь…
– Жанна, если я тебе понадоблюсь днем, пошли твоего мальчугана в гостиницу «Красная дверь», это недалеко от улицы Сорбонны. Пусть спросит Франсуа де Монкорбье.
– Кто это?
– Я.
– Но ты же назвался иначе?
– Да, Вийон. Это имя моего приемного отца. Не забудешь?
Франсуа повторил адрес и откланялся.
Надо бы расспросить его об этих именах. И еще кое о чем любопытном: его тяге к мальчикам.
17
Истина и гордыня
Жанна сказала на исповеди лишь неизбежную, да и то тщательно приглаженную правду. Да, до недавнего времени она была девственницей, но месяца два назад стала жертвой насилия.
– Это не грех, дочь моя, если вы не получили удовольствия. А что, если ее заставили получать это самое удовольствие?
– Вам было приятно?
– Я совсем не могла сопротивляться.
– Это случилось с вами впервые?
– Да, отец мой, – не дрогнув, сказала Жанна.
Если бы она рассказала все как было, отец Мартино счел бы ее мало что уличной потаскушкой, но еще и матерью без мужа. Но он не стал расспрашивать дальше и прошелся по остальным смертным грехам. Нет, она не завистлива. Не чревоугодница. Не гневлива. Не желает добра ближнего. Она не убийца. Отец Мартино особенно упирал на сребролюбие.
– У меня почти ничего нет, – сказала Жанна, – я всего лишь несколько недель зарабатываю себе на жизнь.
– Не забывайте, дитя мое, что добрые дела зачтутся вам на небесах.
– Не забуду, отец мой.
Отец Мартино велел ей трижды прочитать «Pater», но Жанна не сумела вспомнить ничего кроме Pater Noster qui es in caelis.[19]
– Вы не хотите поговорить со мной, Жанна? – спросил священник.
Жанна кивнула. Священник пошел вперед, и вскоре они оказались на кладбище.
– Вы знаете отца ребенка, Жанна?
Он пристально смотрел на нее, но Жанна выдержала его взгляд, не покраснев.
– Какой-то незнакомец на улице Дез-Англэ. Было совсем темно.
– Что вы там делали в такой поздний час?
– Искала своего помощника, который отправился за припасами.
– Никогда больше не ходите туда вечером. У площади Мобер дурная слава.
Жанна опять кивнула.
– Есть ли человек, который настолько вас любит, что согласится взять в жены, прежде чем ваше положение станет заметно и разразится скандал?
Жанна подумала о Бартелеми. Захочет ли он жениться на ней?
Отец Мартино заметил, что Жанна колеблется.
– Жанна, – сказал он, – всем известно, что вы пользуетесь покровительством самого короля. Вы с ним встречались?
– Да, – осторожно ответила Жанна.
– Вы уверены, что отец ребенка не он?
Жанна улыбнулась:
– Простите меня, отец мой, но я не думаю, что он частенько прогуливается по улице Дез-Англэ. Да и сил у него на меня недостанет!
16
Изыдите, (собрание) распущено (лат.)
17
Написанное остается (лат.).
18
Псалтирь, 17, 36-37
19
Отче наш, иже еси на небесех (лат.).