Дело Зорге

Зажав под мышкой салфетку не первой свежести, он направился к именитому посетителю и придвинул ему стул.

Зорге небрежно кивнул, сел и удобно вытянул под столом длинные ноги с видом человека, пришедшего в свой дом.

— Мне виски, как обычно, — бросил он через плечо вежливо склонившемуся официанту. — А вон тому взмыленному гному — кружку самого дрянного пива за мой счет.

Присмиревший Хорума занял маленький столик. Как было приказано, он не спускал с Зорге глаз. А того окружила шумная группа завсегдатаев «Старого Гейдельберга».

Хоруме не нужно было напрягать слух. Никто и не пытался тихо разговаривать с Зорге. То, что услышал агент полковника Одзаки, было обычной ресторанной болтовней, сдобренной несколькими солеными анекдотами. Все, что рассказывал Зорге, вызывало хохот. Он прекрасно знал людей, посещающих «Старый Гейдельберг». Своим поведением Зорге как бы заразил всех гостей. За столиками воцарилось веселое оживление. Голоса мужчин стали звучать громче, звонче раздавался смех женщин.

Хорума тянул жидкое пиво, которое молча поставила перед ним официантка.

Оживление вокруг гостя продолжалось до тех пор, пока не появилась продавщица вечернего выпуска «Ни-ти-нити-симбун». Зорге бросил ей десять иен, схватил газету и бесцеремонно обратился к людям, облепившим его стол:

— Детки, оставьте-ка меня в покое. Я должен посмотреть, что сегодня наврали мои милые коллеги.

Все знали, что Зорге не любил повторять своих просьб. Стулья вокруг него мгновенно опустели, и он остался один.

Никто не обратил внимания на человека, вошедшего в зал сразу вслед за продавщицей газет. Он частенько бывал здесь и ничем не отличался от других гостей.

Это был Ямагути. Но он даже не взглянул на Зорге.

Бранкович усадил нового гостя за стол, стоявший позади вешалки. Ямагути сел так, что Хорума не мог его видеть.

Впрочем, агент полковника Одзаки интересовался только Зорге. А тот вдруг неожиданно потребовал счет. Человеку более наблюдательному, чем Хорума, показалось бы, вероятно, странным, что Бранкович не выписал счет, а сразу положил на столик бумажку, которая находилась в его блокноте. Зорге спрятал ее и протянул официанту банкноту в сто иен.

 — На весь персонал!

Зорге не обратил никакого внимания на выражения благодарности по поводу его щедрости, на которые не поскупились обрадованные официантки. Однако не ушел, а преспокойно развернул газету и углубился в чтение.

«Нити-нити-симбун» имела формат больших американских газет. Чтобы держать ее перед собой в развернутом виде, нужно было широко развести руки. Зорге так и сделал. Он целиком скрылся за газетой, и Хорума видел только его ботинки под столом.

Вдруг все вздрогнули от оглушительного звона разлетевшейся на мелкие осколки посуды. Это Бранкович споткнулся о ножку стула и растянулся на полу с полным подносом стаканов.

В этот момент Ямагути молниеносно поменялся местами с Зорге. Он принял точно такую же позу и держал перед собой газету в том же положении, что и Зорге.

Когда Хорума, который невольно перевел глаза на упавшего Бранковича, снова взглянул на стул Зорге, он увидел ту же картину: развернутую газету «Нити-нити-симбун» и вытянутые ноги под столом.

А тем временем Зорге, скрытый вешалкой, не спеша вышел на улицу через черный ход. Там стоял с заведенным мотором «датсун». За рулем сидел секретарь Зорге Иноэ. Он распахнул перед своим начальником дверцу и дал полный газ, прежде чем тот успел как следует устроиться на сиденье.

— Куда, Зорге-сан?

Я еще толком не знаю… Сделай несколько поворотов и остановись у какого-нибудь фонаря.

Иноэ выполнил приказание и затормозил у большого фонари на краю парка Хибия. Зорге вытащил из кармана счет, полученный от Бранковича, развернул его. Билет 43 в кассе N 2 театра Сумо, — прочитал он. О виски или пиве в счете не было ни слова.

Рихард щелкнул зажигалкой и сжег листок. Пепел упал в его ладонь. Он опустил оконное стекло и сдул пепел на улицу.

— Останови метрах в двухстах от театра Сумо, — приказал он секретарю. — Высади меня в таком месте, где не очень освещено, и поезжай дальше.

Иноэ повел маленький «датсун» через путаницу узких улочек и наконец остановился на темном углу. Вдали горели фонари парка Уэно. Зорге быстро вышел из машины и зашагал в тени домов к освещенной магистрали. Здесь он незаметно смешался с потоком людей и добрался до портала знаменитого театра Сумо. Билет для него лежал в кассе и был уже оплачен. Он отказался от вежливых услуг билетера и отправился разыскивать свою ложу.

Лишь немногие европейцы находят удовольствие в схватках на ринге в театре Сумо, И уж совсем немногие знают правила, по которым ведется эта старинная благородная борьба. Все же едва ли не каждый иностранец, посещающий Токио, старается хотя бы на час-другой попасть в театр Сумо. Ведь на всем необъятном свете нет ничего, что выглядело бы так необычайно, как поединок между двумя глыбами человеческого жира.

Борцы, выступающие в театре Сумо, — мужчины колоссального веса, настоящие горы из мяса и жира. Их пышные формы кажутся еще более необъятными, потому что они предстают перед публикой почти обнаженными. Борцы носят длинные волосы, стянутые в тугой узел, в который воткнут большой гребень.

Помост, на котором происходит борьба, похож на боксерский ринг. Только на нем нет канатов, чтобы зрители могли видеть мельчайшие детали схватки. Само помещение театра представляло собой огромный круглый зал, в Империи восходящего солнца борьба сумо занимает такое же место, как в Европе футбол или бокс.

В Японии выдающийся борец сумо пользуется не меньшей популярностью, чем в европейских странах боксер мирового класса. Очевидно, взгляды в мире на мужскую красоту очень различны, если учесть, что фотографии великих борцов сумо нередко украшают комнаты японских девушек. Секретари бравых толстяков не успевают отвечать на любовные письма, которые женщины — от работниц до аристократок — каждый день посылают «звездам» сумо.

В зрительном зале не было ни ярусов, ни партера. Стулья вообще отсутствовали. Все помещение разгорожено маленькими, высотой по колено, перегородками. Это были ложи, в которых зрители сидели, скрестив ноги, на соломенных циновках, разостланных на полу.

Каждому выступлению знаменитостей предшествовали многочисленные схватки между начинающими борцами.

Поэтому соревнования по борьбе сумо длились много часов. Почти все зрители захватывали с собой еду и преспокойно подкреплялись в ложах. Чай и сладости можно было заказать прямо в театре. Детей брали с собой. Вся семья принимала участие в этом развлечении, и даже самые маленькие восседали за спинами матерей.

Зорге, сняв по японскому обычаю ботинки и оставшись в носках, добрался до своей ложи и нашел там большую семью. Кроме жены и ребенка отец семейства захватил с собой своих родителей, тестя и тещу. По всей видимости они находились здесь еще с полудня: на циновках было разложено множество всяческой домашней снеди.

Зорге, приветствуя японцев глубоким поклоном, вежливо втянул в себя воздух. Затем показал главе семейства свой билет.

— Я прошу высокочтимых господ разрешить мне занять свое место.

Японец почему-то очень внимательно разглядывал билет Зорге. Потом шумно втянул в себя воздух, тоже низко поклонился и освободил для Зорге самое лучшее место у низкой перегородки. После этого все семейство с напряженным вниманием снова стало следить за событиями на помосте. А там только что появились два новых огромных борца. Это были знаменитости, их большие портреты висели под крышей зала. Борцы заняли боевую стойку. Их руки опирались на широко расставленные колени, а головы со смешными женскими прическами яростно столкнулись и давили одна на другую. Позы борцов выглядели не совсем эстетично.

Священник в белом накрахмаленном одеянии, в лакированной черной соломенной шляпе осенил противников священной ветвью, и борьба началась.

У европейца, привыкшего к быстро изменяющемуся ходу борьбы в боксе или футболе, такой вид соревнований вряд ли мог вызвать волнение. Но японцы, затаив дыхание, не отрывали глаз от борцов. А на помосте шла война нервов: каждый из противников терпеливо выжидал подходящий момент, чтобы провести молниеносный бросок.