Ваша до рассвета

Она, вероятно, смыла перед сном лимонную вербену со своей кожи, оставляя только сладость ее собственного аромата. Аромата, который был более богат и опьяняющ, чем любые, когда–либо существовавшие духи, и обещал целый сад земных наслаждений, перед которыми не мог бы устоять ни один мужчина.

Габриэль застонал, его тело ныло от расстройства и желания. Если собака скоро не успокоится, он завоет вместе с ней.

Отбросив одеяло, он поднялся и подошел к окну. Нащупав задвижку, он открыл ее и дернул оконную раму вверх, засадив себе в большой палец занозу.

– Тише! – прошипел он в пустоту под окном. – Умоляю, не мог бы ты вести себя потише!

Собачий вой резко оборвался. Раздалось обнадеженное поскуливание, потом наступила тишина. Издав вздох облегчения, Габриэль вернулся к кровати.

Вой возобновился, такой же душераздирающий, как и раньше.

Габриэль захлопнул окно, затем шагнул назад к кровати и нащупал халат, висевший на ее столбике. После чего он решительно вышел из комнаты, даже не потрудившись взять трость.

– Вы сами этого хотели, если я сейчас свалюсь с этой лестницы и сломаю шею, – пробормотал он, ощупывая ногами ступеньки и мало–помалу передвигаясь вперед. – Вместо того чтобы плакать на моей могиле, этот пес, наверняка, обмочит ее. Надо было приказать егерю пристрелить это проклятое животное.

Споткнувшись об оттоманку и ободрав голени об когтистую ножку комода, ему, наконец, удалось добраться до одного из незапертых французских окон в библиотеке.

Он распахнул створки, и прохладный вечерний воздух нежно коснулся его кожи. Он поколебался, не желая подставлять свое изуродованное лицо безжалостному лунному свету.

Но жалобный вой продолжался, взывая к чему–то в глубине его души. Кроме того, насколько он знал, сегодня не было никакой луны.

Он прошел через террасу с каменным полом, где выступающие камни больно кололи его босые ноги, затем ступил на мокрую от росы траву, следуя за воем. Он был уже почти у цели, когда ночь внезапно стала очень тихой. Такой тихой, что он мог слышать отдаленное кваканье лягушек и свое прерывистое дыхание.

Упав на колени, он похлопал обеими руками по земле рядом с собой.

– О, ради Бога, где ты там, маленький ублюдок? Если я и не хотел искать тебя, то сейчас ты все–таки заставил меня распустить нюни.

В кустах рядом с ним что–то зашуршало, и плотный комок меха выстрелил ему в руки, словно ядро, выпущенное из пушки. Радостно поскуливая, маленький колли встал на задние лапы и стал покрывать лицо Габриэля теплыми и влажными поцелуями.

– Ладно, ладно, – пробормотал тот, обнимая дрожащую от волнения собаку. – Незачем быть таким сентиментальным. Все, чего я хочу, это получить хороший ночной отдых.

Не выпуская из рук щенка, Габриэль поднялся на ноги и пустился в длинный путь обратно к своим покоям. Ему пришлось признать, что с этим маленьким теплым тельцем, уютно устроившимся у него на груди, ночь не показалась ему слишком темной, а путь слишком долгим.

* * * 

Даже Саманта не посмела отпустить замечание следующим утром, когда Габриэль спустился вниз вместе с Сэмом, который весело наступал ему на пятки. Несмотря на то, что он все равно ворчал, что собака постоянно крутится у него под ногами, она ловила моменты, когда он думал, что на него никто не смотрит, и гладил шелковистые уши щенка или кидал под стол отборный мясной кусочек.

К концу недели Габриэль уже смог пройти через лабиринт мебели, не врезаясь в ножку стола и не опрокидывая на пол мраморную богиню или фарфоровую пастушку. На радостях от его достижений Саманта решила, что настало время для следующего урока.

Тем вечером Габриэль вышагивал взад и вперед перед дверями столовой, его урчащий от голода живот с каждым шагом все больше заставлял его чувствовать себя зверем, расхаживающим по клетке. Он пришел в свое обычное время для ужина, но запинающийся Беквит сообщил ему, что обед задерживается, и он должен подождать, пока его не позовут.

Крепко ухватившись за трость, Габриэль прижался ухом к двери, заинтригованный таинственными шорохами и звяканьем, которые доносились изнутри столовой. Его любопытство и предвкушение чего–то интересного стало еще сильнее, когда он узнал мягкий, но повелительный голос своей медсестры.

Габриэль был так переполнен желанием разобрать ее слова, что не услышал, как к двери приблизился Беквит. Дворецкий рывком открыл ее, и Габриэль чуть не выпал внутрь комнаты.

– Добрый вечер, милорд, – сказала Саманта откуда–то слева, веселье сквозило в ее голосе. – Надеюсь, вы извините нас за задержку. Я очень ценю ваше терпение.

Нахмурившись, Габриэль с силой опустил трость, изо всех сил пытаясь вернуть себе опору и достоинство.

– Я уже начал думать, не будет ли это полуночный ужин. Или ранний завтрак. – Он навострил уши, но не услышал знакомого пыхтения, которое обычно сопровождало каждый его прием. – Вот только, что вы сделали с Сэмом? Не стоит надеяться, что его подадут на серебряном блюде с яблоком во рту?

– Сэм будет сегодня обедать в комнате для слуг. Но не волнуйтесь за него. Питер и Филипп обещали накидать под стол достаточное количество еды. Надеюсь, вы простите меня за то, что я отослала его, но я решила, что пришло время вам снова привыкать к атрибутам цивилизации. В ее голосе послышалась теплая улыбка. – Итак, стол покрыт белоснежной скатертью. Вдоль него расставлены три серебряных канделябра, в каждом по четыре тонких свечи, которые гостеприимно освещают самую лучшую посуду из фарфора, хрусталя и серебра, которую только смогла достать миссис Филпот.

Габриэлю не потребовалось много воображения, чтобы представить себе очаровательную картину, которую нарисовала ему Саманта. Была только одна проблема. Даже с тростью в руке, он боялся сделать даже один шаг из страха смахнуть что–то бьющееся на пол или попасть в огонь камина.

Ощущая его нерешительность, Саманта мягко взяла его за локоть.

– Если вы позволите, я проведу вас к вашему стулу. Я взяла на себя смелость разместить вас во главе стола, где вы должны сидеть по праву.

– Это означает, что вы будете обедать в комнате слуг, где вы должны сидеть по праву? – спросил он, пока она вела его вокруг стола.

Она похлопала его по руке.

– Не будьте смешным. Я и не мечтаю лишить вас своей компании.

Подталкиваемый Самантой, он опустился на свой стул. Услышав, что она садится на соседний справа от него, он неловко положил руки на колени. Он забыл, куда их предполагалось девать в перерывах между хватанием пищи. Они внезапно показались ему слишком большими и неуклюжими по сравнению с запястьями.

К его огромному облегчению, в этот момент появился один из слуг с первым блюдом.

– Жареная индейка с лесными грибами, – предложила ему Саманта, когда лакей положил ей на тарелку порцию.

Сочный аромат достиг носа Габриэля, наполнив слюной его рот. Он подождал шагов уходящего лакея и потянулся к своей тарелке. Саманта громко кашлянула.

Он отдернул руку, должным образом наказанную.

– Вилка слева от вас, милорд. А нож справа.

Вздохнув, Габриэль ощупал скатерть рядом с тарелкой и нашел вилку. Она казалась незнакомым и неудобным предметом в его руке. И при первой же попытке наколоть на нее что–нибудь, он промахнулся мимо еды. Серебро громко зазвенело от удара об прекрасный английский фарфор, Габриэль вздрогнул. Потребовалось еще три попытки прежде, чем он смог найти вилкой хотя бы один гриб. Целую минуту, гоняя по тарелке это неудобное создание, он, наконец, смог насадить гриб на вилку и поднести его ко рту.

Смакуя его мускатный вкус, он спросил:

– Что на вас надето, мисс Викершем?

– Простите? – переспросила она, явно озадаченная вопросом.

– Вы описали все, что есть в столовой. Почему–то кроме себя самой. Кто знает, может, вы сидите там в одной сорочке и чулках. – Поразив ударом вилки еще один гриб, Габриэль наклонил голову, чтобы скрыть улыбку при мысли об этой безумно греховной картине.

– Не думаю, что мое одеяние может иметь отношение к наслаждению вкусной едой, – ответила Саманта ледяным тоном. – Вероятно, мы должны были начать вечер с урока о светской беседе.