Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 58 из 72

— Но не зря же все гоняются за музами.

— Может быть и зря. — ответила она.

Крысолов сделал еще несколько шагов. А молитвы-то забыл все. Подчистую…Мост едва заметно дрожал. Ухватиться было не за что. А падать — некуда. От ощущения опасности крысолов чувствовал себя лучше. До конца путешествия осталось совсем недолго.

А потом — что? Конец света?

Крысолов ощутил дыхание музы на собственном затылке. В этот момент (и крысолов очень четко обозначил конкретную секунду) он начал сомневаться в целесообразности конца света.

Ступенька под ногой сухо треснула. Щепки полетели в темноту. Крысолов раскинул руки, стараясь удержать равновесие. Сердце гулко застучало в висках.

— Не смей падать! — предупредила муза. — Куда я сейчас без тебя денусь?

И она была совершенно права.

Бабушка Фима оказалась в светлом коридоре шестого отдела (третий этаж).

Совершенно одна.

Вячеслава куда-то запропастилась.

Под ногами бабушки Фимы стелился древний ковер зеленого цвета с красными полосками по бокам. С обеих сторон коридора ровным рядом тянулись дубовые двери с красными табличками и золотым теснением. Бабушке Фиме не составило труда вспомнить названия табличек по порядку, с левой стороны до самого конца коридора, потом с правой стороны от конца до начала. Как-никак, бабушка Фима отдала службе в Органах сорок лет.

Кажется, здесь сменили лампы. Раньше это были стеклянные плафоны, сеющие желтый свет и размазывающие тени по углам, а сейчас поставили современные лампы дневного света, энергосберегающие, не оставляющие теням ни единого шанса. Бабушка Фима даже слегка сощурилась от внезапной яркости.

— Интересно. — Пробормотала она, оглядываясь.

Последние воспоминания о шестом отделе (третий этаж) сложились у бабушки Фимы самые теплые и приятные. Она очень любила свою работу. Многие годы бабушка Фима провела в кабинете под номером три (слева. С табличкой — "Начальник магического отдела, полковник Виноградова Фима Евгеньевна"). В ее кабинете был уютный стол, вентилятор, ваза с цветами, несколько рамок с фотографиями любимых детей, внуков и мужа, и шикарнейший шкаф с подшивками дел за много-много лет. Такого уюта, как в своем кабинете, бабушка Фима не смогла воссоздать ни у себя дома, ни на даче, ни даже в квартире свекрови.

Бабушка Фима очень скучала по шестому отделу, даже сейчас, спустя почти семнадцать лет после выхода на пенсию…

Крайняя правая дверь распахнулась, и в коридор выскочил молодой и подтянутый майор Семенцов. Тот самый, который постоянно менял цветы в вазе бабушки Фимы… Вернее, в то время она еще и не думала становиться бабушкой. Просто — Фима, для подчиненныx — Фима Евгеньевна.

Майор Семенцов выглядел привычно — с фуражкой на затылке, с расстегнутыми верхними пуговками на кителе, с лихо закрученными усиками и с букетом белых гвоздик в руке.

— Фимочка! — возопил он. — Ты же сказала, что до обеда не вернешься!

Бабушка Фима нахмурилась.

— Я?

— Фимочка! — майор Семенцов стремительно спрятал цветы за спину. — Ну, конечно, ты. Забыла что ли? Что с задержанным? Неужели так быстро доставила?

— Задержанным?

Майор Семенцов осекся и внимательно всмотрелся в бабушку Фиму. Неужели не заметит следы времени на ее лице? Морщины, мешки под глазами, подкрашенные волосы — признаки старости, от которых бабушка Фима старалась всеми силами отгородиться, но которые с каждым годом ломали преграды и преодолевали рубежи.

— Ты как-то странно выглядишь. — сказал майор Семенцов неуверенно. — Я всегда говорил, что тебе нужно хорошенько высыпаться. Не к лицу женщине вести себя на работе, как мужик.

— Я и не веду. — ответила бабушка Фима, ощущая, что ситуация совершенно уходит из-под ее контроля. — Какой сейчас год?

Майор Семенцов усмехнулся.

— Ну, Фимочка, знаешь, это уже не смешно…

Бабушка Фима решительно направилась к двери в собственный кабинет. Она ожидала увидеть какую угодно табличку. Пусть даже на ней будет фамилия заядлого врага и упертого карьериста подполковника Шипулина. Но табличка оказалась привычной, слегка потертой по углам, с едва тусклым золотым теснением: "Виноградова…"

И в этот момент на бабушку Фиму нахлынуло давно подзабытое, острое и неуправляемое чувство ностальгии. Как же она с ним боролась! Как же старалась забыть!

— Я цветы не успел поменять. — сказал из-за плеча майор Семенцов.

— Ты же думал, что никто не знает о твоей влюбленности в меня. — пробормотала бабушка Фима. Где-то в уголке сознания она радовалась тому, что никто из ее нынешней жизни не находиться рядом. Особенно дедушка Ефим. А то сложилась бы чрезвычайно неловкая ситуация.

— Мне потом рассказали. — отозвался майор Семенцов. — После моего перевода, в пятьдесят шестом.

— Я помню. Но сейчас ты еще здесь?

— Недолго осталось.

Бабушка Фима взялась за прохладную металлическую ручку и толкнула дверь. Она открылась легко, без скрипа, выпуская воспоминания, будто застоявшийся воздух. Голова у бабушки Фимы закружилась. За дверью находился ее кабинет. Точно такой же, как и тридцать, и сорок лет назад. Кабинет, в котором застыли годы жизни — переживания, радости, горе, интриги, легкие влюбленности и тяжелые разочарования, кропотливая работа бессонными ночами и часы дремотной лени в праздничные дежурства, расследование дел и подшивание папок, стук печатной машинки и звуки рвущейся бумаги. Рабочий кабинет показался бабушке Фиме воздушным пузырем, который она многие годы наполняла дыханием собственной жизни…

Таким он и остался в ее воспоминаниях. Ничего не изменилось. Совсем.

Легкий ветерок развевал занавески. На столе горкой высились папки с делами. Печатная машинка стояла в чехле на табуретке возле батареи. За стеклянными дверцами шкафа пылылись подшивки в картонных переплетах. Цветы в вазе на краю стола казались чуть завядшими… И запах. Это чудесный запах времени.

Майор Семенцов неслышно прошмыгнул из-за ее спины в кабинет, выдернул из вазы цветы и усадил туда свежие гвоздики. Смущенно поджал губы.

— Я так всегда делал, когда ты уходила. Думал, это приятная тайна для всех. Романтическое приключение юности.

— Тебе было тридцать два.

— В душе я оставался молодым. — парировал майор Семенцов.

— Но у нас бы все равно ничего не вышло. Я терпеть не могу романтиков.

Майор Семенцов понуро склонил голову.

— Тогда я, пожалуй, пойду. — сказал он. — Если будет желание, забегай. Кондратьев сказал, что к вечеру ты должна ему отчет по делу номер двадцать два "а" передать, так что постарайся не задерживаться.

— Двадцать два "а". - повторила бабушка Фима едва слышно.

Майор Семенцов выскользнул из кабинета и прикрыл за собой дверь.

Бабушка Фима осталась один на один с воспоминаниями.

Или, может быть, это настоящее? Может, всю свою жизнь она попросту придумала? Задремала в кабинете и увидела себя пожилой дамой, которая живет в столице в трехкомнатной квартире, воспитывает внучку, учит жить детей и надоевшего до смерти мужа? Может, она увидела ту жизнь, которую подсознательно не хотела для самой себя?

Бабушка Фима засомневалась. А ветер доносил с улицы приятный аромат цветущей сирены.

В зеркале на бабушку Фиму смотрела молодая женщина с аккуратным, на грани строгости, макияжем, с пышными кудряшками и голубыми глазами. На вид женщине было около двадцати пяти. На деле — двадцать восемь.

Голова закружилась от необъяснимого волнения.

Сон? Страшный сон о жизни, которая может ее ждать? Неужели она, Фима, превратилась в ворчливую старуху, которая не доверяет собственному мужу, и обозлилась на весь мир из-за того, что время нещадно рисует морщины на ее коже и отсчитывает минуты до неизбежного маразма? Какой реалистичный сон! Какие реалистичные ощущения, черт возьми!

Фима внимательно оглядела себя в зеркале, надеясь, что отражение поможет ей стереть из памяти воспоминания о страшном сне. Вроде бы полегчало. Только мифические воспоминания о прошлой (будущей?) жизни не покидали. Может быть, стали чуть дальше, затаились — но не покинули.