Миромагия

— В то место, где можно нормально поговорить. — Крысолов открыл дверь и обнаружил за ней толпу людей с сумками. Люди со страхом перешептывались, хотя никто не мог сообщить ничего внятного.

— И где это место? — спросила муза.

— В тупике.

Семен подъезжал к дому господина Виноградова и размышлял об отношениях с Наташенькой.

Когда они познакомились, а потом впервые поцеловались, а потом переспали и стали вроде бы встречаться, Семен, если выражаться виртуозно, пребывал в эйфории. Простым языком — кайфовал от случившейся в жизни первой серьезной любви. Ему было наплевать на то, что Наташенька — прожженный циник и карьерист. Он не обращал внимания на разговоры друзей, которые, как один, утверждали, что у подобной пары не может быть будущего. Семен даже не прислушался к маме (которую слушал всегда), а она сформулировала свое отношение к Наташеньке в двух словах: "Крашенная сучка". Семену было хорошо и беззаботно.

А потом эйфория прошла и стали возникать вопросы.

Во-первых, Семен заметил, что Наташенька никогда не приглашала его на вечеринки своих друзей. Всегда находились какие-то оправдания или отговорки. То собирались исключительно женской компанией, то был закрытый корпоратив для специально приглашенных, то выдавали пригласительный в ночной клуб на одну персону… а сколько еще раз Наташенька ходила на вечеринки, вообще не ставя Семена в известность?

Во-вторых, Наташенька Семена стеснялась. Не в ситуации тет-а-тет, а на людях. Пару раз они встречали Наташенькиных знакомых, и Наташенька как-то очень бегло представляла Семена людям, вскользь называя его фамилию и роняя фразы, содержание которых сводилось к "вроде как парень" и "это несерьезно". Семен делал вид, что не понимает завуалированных намеков, и старательно улыбался.

В-третьих, Семен никак не мог понять, для чего Наташенька решила встречаться именно с ним. Наташенька была эффектной, красивой (чертовски красивой), целеустремленной и очень умной девушкой. Она уверенно шла по жизни к намеченной цели, а цель ставила немаленькую — добиться от жизни всего. Наташенька комфортно ощущала себя среди сильных мира сего. Ей очень шли золотые украшения, шикарный загар, дорогие наряды, изящные ухажеры. Она могла бы быть богиней, если бы только этого захотела.

Семен, в свою очередь, вел замкнутый и скромный образ жизни. Всего два года назад он съехал от мамы в двушку на окраине города, к лучшему другу Спиридону Спиридоновичу, который, после смерти жены, грозил спиться и поджечь самого себя. Это и повлияло на решение о переезде, хотя Спиридон Спиридоныч все равно спился (ну, хоть не поджог никого). Семен работал сторожем в подземке, а подрабатывал экзорцизмом. Он любил тишину и фильмы с Брюсом Уиллисом. Наташенька, к слову, не любила ни первое, ни второго.

В последнее время Семену все чаще стало казаться, что его вопросы так и останутся без ответов. Он ощущал сильный внутренний дисбаланс. С одной стороны. Наташенька не давала ни единого повода подумать о ней плохо. Она все также приезжала к нему на выходные, оставалась ночевать и в течении недели, таскала его в кинотеатр на женские мелодрамы (где позволяла себе в темноте проявить чистые женские эмоции) и ездила с Семеном к маме. Но с другой стороны, Семен понимал, что ему возле Наташеньки не место. Она карьеристка — он плывет по течению жизни. Она богиня красоты — он впервые поцеловался в двадцать один год, напившись. Возле нее должен быть преуспевающий банкир или какой-нибудь хозяин футбольного клуба, а не экзорцист-самоучка, изгоняющий бесов за семьсот рублей сеанс.

Внутренний дисбаланс рос, как на дрожжах. Семен чувствовал, что счастье внезапной любви совсем скоро рассыплется, будто карточный домик…

— О чем задумался? — Наташенька сонно зевнула, прикрыв рот ладошкой.

Она была неописуемо красива в предрассветном полумраке.

— Ты безумно привлекательна. — Сказал Семен, улыбнувшись.

У него был не самый легкий день в жизни. Шесть вызовов, три настоящих беса и три психически больных человека. Все, как один, утверждали, что грядет конец света, а один из психов доверительно сообщил Семену, что видел, как по пустынной улице прогуливается самая настоящая статуя, как в сказке про Нильса. Только статуя была не человека, а трехголового пса. Вот так-то. Пробуждение в два часа ночи не подняло настроение Семена ни на миллиметр. Он очень надеялся, что его тягостные размышления о Наташеньке — это всего лишь результаты усталости и депрессии.

— Спасибо. Если бы я только успела накраситься и вымыть голову… — Вздохнула Наташенька. — С моим директором так сложно… Еще раз прошу прощения, что лишила тебя выходного.

— Ничего страшного. Разберемся с твоим директором и ко мне?

Наташенька секунду помедлила. Вообще-то, считалось, что в их отношениях она безусловный доминант. Семен об этом подозревал лишь частично (услышал от мамы, что Наташенька вертит им, как хочет). Но ему хотелось надеяться, что многие решения он принимает сам.

— Я подумаю. — Ответила Наташенька. — У меня завтра важная деловая встреча, так что надо будет привести себя в порядок. Не обижайся, но с твоим Спиридон Спиридонычем привести себя в порядок не получается.

— Он забавный малый. Просто пьет немного…

— Он пьет по четыре бутылки пива за вечер.

— Он умеет сдерживаться себя, когда хочет. Просто у него много свободного времени.

— Лучше бы не пил, а нашел себе работу, как это делают нормальные люди. Он же по образованию экономист, как и ты? Вот и устроился бы куда-нибудь… в банк!

— Наташ! — вздохнул Семен. Шпильки в адрес того, что Семен не работает на престижной работе, а гоняет бесов, давно перестали быть чем-то экзотическим. Можно сказать, Семен с ними уже сроднился.

— Что — Наташ? — зевнула она. — Разве я не права?

— Человек делает то, что хочет…

— Все должны делать то, что хотят. Это даже приветствуется. Но когда человек вместо того, чтобы работать и зарабатывать, пьет и смотрит телевизор с утра до вечера — это плохо. Поверь мне, Спиридон Спиридоныча его образ жизни до добра не доведет.

Семен снова вздохнул и покосился в окно. За окном лил дождь. Всего двадцать минут назад Семену показалось, что дождь, наконец, выдохся, а небо начало светлеть, но вот снова полило, потемнело так, что глаз выколи. Как будто ночь решила поселиться в этих краях навечно.

— У тебя новые духи? — брякнул Семен, чтобы отойти от темы.

— С чего ты взял?

— Чувствую.

Наташенька, кажется, смутилась.

— Я думаю, тебе показалось. — Сказала она, но Семен заметил в отражении стекла, что Наташенька осторожно принюхивается.

— Приехали. — Сказал Семен, останавливая автомобиль.

— Вот и славненько. — Наташенька завозилась с ремнем безопасности, потом посмотрела в окно и завопила так, что Семен от неожиданности едва не пробил головой крышу.

— Что случилось?!

— Смотри! — Наташенька указала в размытую темноту ночи. — Смотри! Человек на заборе! Без ног!

Господин Виноградов был совершенно и безоговорочно пьян. Он пожал Наташеньке руку, поцеловал в щеку Семена и повел их прямиком к бару под лестницей.

— Как здорово, что вы здесь! — заявил господин Виноградов. — Как приятно осознавать, что в этой нелегкой, опасной, темной жизни есть кто-то, кому ты не безразличен! Коньяку? Нет? Может быть, вина? Здесь, эээ, три сорта я вижу. Не стесняйтесь! Наташенька, золотце, познакомь нас со своим женихом! А то все на словах, да на словах…

Господин Виноградов суетливо, хоть и неловко, откупоривал бутылку с вином. Клим стоял рядом и смущался. Наташеньке доводилось видеть Клима раньше и она считала его типичным сынком богатого родителя. То есть, мальчиком перспективным для замужества, но совершенно не пригодным для нормальной жизни. А еще опрометчиво считает себя художником…

— У вас там охранник без ног. — повторила Наташенька, когда шеф протянул ей бокал вина. — На заборе висит.