Страница 142 из 166
Напротив, условия перегласовки в рипуарском диалекте резко отличаются от нидерландского и в общем совпадают с верхненемецким языком, а в отдельных исключительных случаях с саксонским (например, hanen вместо Hahne [петухи]).
Wr в начале слова перешло в глухое fr, сохранившись в fringen — выжимать воду из ткани и т. п. иfred (по-голландски wreed) в значении: закаленный.
Вместо er, der, wer стоит he, de, we.
Склонение занимает среднее место между верхненемецким и саксонским. Образования множественного числа на s встречаются часто, но почти никогда не совпадают с нидерландскими; это s в областном варианте литературного языка превращается в r в точном соответствии с предыдущим ходом развития языка. Уменьшительное окончание ken, chen после п обращается в schen, ma
Перед s, st, d, t и z — r выпадает; предшествующая ему гласная в некоторых говорах остается краткой, в других удлиняется. Так hart превращается в hatt (по-бергски) и haad (по-кёльнски). При этом под южнонемецким влиянием st переходит в scht: Durst — doascht по-бергски, doscht по-кёльнски.
Точно так же под верхненемецким влиянием начальные sl, sw, st, sp превратились в schl и т. д.
Как нидерландскому языку, так и рипуарскому диалекту не известно чистое g. Часть говоров, расположенных у салической границы, как например бергский, имеют в начале и в середине слова вместо g также придыхательное gh, но все же более слабое, чем в нидерландском языке. Прочие говоры имеют j. В конце слова g везде произносится, как ch, но не как сильное нидерландское, а как слабое рейнско-франкское ch, которое звучит, как приглушенное j. О нижненемецком по существу характере рипуарского диалекта свидетельствуют такие выражения, как boven вместо oben.
Большинство глухих согласных повсюду находится еще на первой ступени передвижения согласных. Только t и стоящее в середине и конце слова k, а иногда ир в южных говорах уже подверглись верхненемецкому передвижению согласных. Эти говоры имеют losze вместо loten — lassen [оставлять], holz вместо holt [дерево], rich вместо rik — reich [богатый], ech вместо ek — ich [я], pief вместо pipe — Pfeife [дудка], но et, dat, wat и некоторые другие остаются без изменений.
Именно на этом даже не всегда последовательном проникновении в трех случаях верхненемецкого передвижения согласных и основывается обычное разграничение среднефранкского и нижнефранкского диалектов. Но таким образом произвольно и по совершенно случайному признаку разрывается на части целая группа говоров, которые взаимно связаны, как было показано выше, определенными звуковыми соотношениями и еще до сих пор воспринимаются в народном сознании как взаимно связанные.
Совершенно случайно, говорю я. Остальные средненемецкие диалекты — гессенский, тюрингский, верхнесаксонский и др., каждый сам по себе — находятся в общем на определенной ступени верхненемецкого передвижения согласных. Они могут обнаруживать, конечно, у нижнесаксонской границы несколько меньше, у южнонемецкой границы несколько больше явлений передвижения, но это создает, самое большее, лишь местные различия. Напротив, франкский диалект у Северного моря, на Маасе и Нижнем Рейне не обнаруживает совсем никакого передвижения согласных, а на алеманнской границе — почти целиком алеманнское передвижение; между этими крайними ступенями имеются по меньшей мере три переходные. Таким образом, передвижение согласных проникло в рейнско-франкский диалект, уже самостоятельно развившийся, и разорвало его на несколько частей. Последние следы этого передвижения согласных вовсе не должны исчезать на границе уже ранее существовавшей особой группы говоров; оно может отмирать и внутри такой группы, как это и случается в действительности. Наоборот, влияние передвижения, которое действительно образует говоры, прекращается, как будет показано ниже. непременно на границе двух, уже ранее различавшихся между собой групп говоров. И разве schl, schw и т. д. и scht в конце слова не проникли к нам также из верхненемецкого и притом еще гораздо позднее? А между тем эти процессы, особенно первые из них, глубоко проникают даже в Вестфалию.
Рипуарские говоры составляли прочную группу задолго до того, как часть из них усвоила передвижение t и в середине и в конце слова k и р. Как далеко могли заходить эти изменения внутри группы, было и остается чисто случайным для группы. Говор Нёйса тождествен с говорами Крефельда и Мюнхен-Гладбаха до мелочей, даже не слышных для чужого уха. И, несмотря на это, один из них объявляется среднефранкским, а другой — нижнефранкским. Говор бергского промышленного района незаметными ступенями переходит в говор юго-западной рейнской равнины. И, тем не менее, они якобы принадлежат к двум в корне различным группам. Для всякого, кто в этих местах у себя дома, очевидно, что в данном случав кабинетная ученость втискивает мало известные или совсем не известные ей живые народные говоры в прокрустово ложе a priori [заранее. Ред.] сконструированных признаков.
И к чему приводит такое чисто внешнее разграничение? К тому, что южнорипуарские говоры — под общим названием среднефранкского — сваливают в одну кучу с другими диалектами, от которых они, как увидим, отстоят гораздо дальше, чем от так называемых нижнефранкских говоров. А с другой стороны, в результате остается узкая полоска, с которой не знают, что делать, и из которой, в конце концов, приходится один кусок объявлять саксонским, а другой — нидерландским, что резко противоречит фактическому состоянию этих диалектов.
Возьмем, например, бергский говор, который Брауне без колебаний называет несомненно саксонским. Он образует, как мы видели, все три лица множественного числа в настоящем времени изъявительного наклонения одинаково, но по-франкски в древней форме — на nt. Он имеет перед т и п со следующей согласной неизменно о вместо u, что, по тому же Брауне, выходит решительно не по-саксонски, а специфически по-нижнефранкски. Все перечисленные выше рипуарские языковые особенности общи у него с прочими рипуарскими говорами. Незаметно переходя от деревни к деревне, от одного крестьянского двора к другому в диалект рейнской равнины, он на вестфальской границе очень четко отделен от саксонского диалекта. Может быть, нигде во всей Германии нет столь определенно проведенной языковой границы, как здесь. И какое различие в языке! Вся система гласных точно преображается; узкому нижнефранкскому ei непосредственно противостоит очень широкое ai, так же как ои противостоит аи; из многочисленных дифтонгов и полугласных нет ни одного сходного; здесь sch, как во всей остальной Германии, там s+ch, как в Голландии; здесь wi hant, там wi hebbed; здесь формы двойственного числа, употребляемые во множественном числе get и enk, ihr и euch, там только ji, i и ju, и; здесь воробей [Sperling] называется, как и везде в рипуарском: Mosche, там — как и везде в вестфальском: Luning. Мы не говорим уже о других, специфически свойственных бергскому говору особенностях, которые также внезапно исчезают здесь, на пограничной линии.
Чужестранец лучше всего уясняет себе особенности диалекта, когда говорят не на диалекте, а на понятном ему литературном немецком языке, который у нас, немцев, в большинстве случаев испытывает на себе сильное влияние диалекта. Но в этом случае нездешний уроженец абсолютно не в состоянии отличить обитателя бергского промышленного района, якобы саксонца, от жителя рейнской равнины, который говорит якобы по-среднефранкски, — разве только по несколько более сильному придыхательному gh у одного там, где другой произносит j Но житель бергского Хеккингхауса (из Обербармена, с левого берега Вуппера) и житель маркского Лангерфельда, расположенного на расстоянии какого-нибудь километра к востоку от первого, даже в обиходной речи на областном варианте литературного языка дальше стоят друг от друга, чем жители Хеккингхауса и Кобленца, не говоря уже о жителях Ахена и Бонна.